Усмешка тьмы

Включив телевизор, я приглушаю звук, чтобы не разбудить Марка. Еще до того как экран светлеет, я на слух распознаю песенку «Один чудесный день в году» из «Пижамной игры»[6], но вскоре приходит Натали, и вместе с ней – моя очередь. Оставив немых комиков с их неуклюжей возней на экране, я чищу зубы автоматической щеткой из шкафчика за зеркалом. Покончив с приведением себя в порядок, я на цыпочках крадусь обратно в спальню – и слышу заспанный голос:

– Кто там?

– Спи, Марк, – отвечает Натали. – Завтра рано вставать.

– Но кто там пришел?

– Это я, Саймон.

– Я хотел тебе кое-что показать на компьютере.

– Сейчас уже поздно, – вмешивается Натали. – Иди спать.

– Я непременно посмотрю завтра! – обещаю я Марку и ныряю в спальню Натали.

Она приглушила свет. В полумраке стилизованные розы на простынях и обоях светятся – как и ее большие глаза. Но я так вымотался за день, что, скорее, меня просто подводит зрение – картинка тускнеет, как на мониторе с пониженной в целях энергосбережения яркостью. Я раздеваюсь и складываю свои вещи поверх одежды Натали на стул в изножье кровати. Скользнув под одеяло, я льну к ней, но она отстраняется, прижимает палец к моим губам и шепчет:

– Давай сперва убедимся, что он спит.

Я опускаю голову на подушку и кладу руку на ее голое плечо. Мы смотрим друг другу в глаза, и в душе у меня наконец-то, впервые за этот долгий день, воцаряется покой.

– Стоило туда ехать? – тихо спрашивает она.

– Пожалуй, да. Меня снабдили кое-какими сведениями. Но фильм, увы, я не раздобыл. Надеюсь, Марк не расстроится.

– С чего бы ему расстраиваться?

– Я пообещал показать ему тот фильм с Табби еще раз, но кассета каким-то образом испортилась. Одним словом, Табби стерся.

– Может, он позабудет. Он все время пытался изобразить этого твоего Табби для меня. Показать, как он выглядит. Поначалу я смеялась, но потом мне это поднадоело.

– Может, стоит спровадить его к твоим родителям, – не лучшее предложение, и я это прекрасно понимаю, но теперь у меня есть повод ввернуть: – Кстати, они собираются меня вытурить.

– Они не знают, что ты здесь, да даже если бы и знали…

Мне интересно услышать конец этой фразы, но – приходится пояснить:

– Я должен выселиться из их дома до своего дня рождения.

– Что ж, здесь – не их дом.

– Ну, они ведь купили его?

– И отдали мне. Поэтому я решаю, кому тут жить, а кому – нет.

Надеюсь, Николас в этот твой белый список не входит, думаю я, а вслух говорю:

– Я думал, ты не любишь споры.

– Бессмысленные споры – верно, не люблю. А ты что, спорить собрался? – она вдруг отстраняется от меня, и этот жест меня озадачивает, а потом я понимаю, что она просто хочет рассмотреть выражение моего лица получше. – Если что-то принадлежит мне – оно моё.

– Тут и не поспоришь.

Натали поднимает голову и прислушивается к тишине в комнате Марка. Ее прохладные мягкие пальцы забираются под одеяло и хватают меня за чувствительное местечко.

– Вот и не надо спорить. Давай-ка я немного восстану против родительской воли.

– Я, как чувствуешь, уже восстал.

– Ах, Саймон, – негромко произносит она, но не слишком укоризненно, потому что шутка вышла слабее, чем ее предмет. Она ложится на спину, и я начинаю целовать ее веснушки одну за другой – процесс, который ведет под одеяло и заставляет ее прижаться ко мне. Я играюсь с ней так долго, как только мы оба можем вынести, но перед самым моментом сближения замираю.

– Что это за звук? Это компьютер Марка?

Натали приподнимается над нашим стилизованно-цветочным ложем.

– Я ничего не слышу.

– Наверное, я просто устал. Но не слишком, – говорю я, и она принимает меня в себя. Когда мы достигаем определенного ритма, мне кажется, что я слышу шум снова, но к тому времени все мое внимание отдано Натали – ее гладкие руки обнимают меня все крепче и крепче, ее необыкновенно живые голубые глаза утопают в моих глазах.

А потом она засыпает в моих объятиях. Я бы с радостью присоединился к ней в царстве Морфея, если бы не этот странный периферийный звук. Возможно, это чей-то телевизор – звук довольно-таки искусственный. Наверное, это он и есть – включенный телик в чужой квартире. Но, затаивая дыхание, я вполне могу себе представить, что затяжные всплески монотонного смеха входят в структуру стен.

13: В Сети

Как только фургон останавливается на парковке цокольного этажа, к нему подбегает Марк и прилипает лицом к оконцу в левой створке задних дверей. На его губах играет улыбка, голова качается взад-вперед, как болванчик, в беззвучном приступе веселья.

– Выпустишь меня, дружище? – спрашиваю я через пару секунд.

Он сегодня должен был быть в школе, но занятия отменили – персонал тестировал новую компьютерную систему. Он не слушает меня, продолжая кривляться на манер Табби, пока его не окликает Натали:

– Эй, Марк, выпускай уже нашего рака-отшельника из раковины!

Двери распахиваются – а он знай себе бежит к лифту, ухмыляясь через плечо, и запрыгивает в кабину. Всю дорогу от Эгхема я провел в обнимку со своим компьютером, вот и сейчас не выпускаю сумку из рук. Натали вытягивает раздувшийся от одежды чемодан, и его колесики звонко стучат о землю.

– Марк, не убегай! – кричит она.

Я резко распрямляюсь – и, как назло, стукаюсь головой о низкий железный потолок фургона. Боль от макушки разбегается прямо по извилинам, и образ лифтовых створок как-то сразу меркнет перед глазами. Они закрыты, а Марка почему-то не видать. Мой бедный череп пульсирует в такт шагам, когда я подгребаю к лифту и стучу по ним:

– Марк, где ты там?

Боль срывает мой голос на крик, хотя он явно не мог уехать далеко.

– Спускайся, Марк! – присоединяется ко мне Натали. – Побыстрее!

До нас доносится его приглушенное хихиканье. Кабина с позвякиванием опускается.

– Марк, какого черта ты делаешь? – интересуется Натали, когда двери разъезжаются.

Он кривовато ухмыляется.

– Кто-то хотел подняться. Я думал – захвачу его и вернусь.

– Ну, и где этот кто-то?

– Не знаю.

– Мог бы и что-нибудь получше придумать, Марк.

– Да я серьезно! Лифт поехал, но на этаже никого не было.

– Ладно, не было – значит не было. Спустился по лестнице, – вздыхает Натали. – А почему ты хихикал?

– Чье-то лицо.

– Так кто-то там все-таки был?

– Нет, только его лицо. Да не смотри на меня так! Поднимитесь – сами увидите!

– Надеюсь, при Саймоне ты не будешь все время так себя вести, – говорит Натали и заходит в лифт. – Поднимемся все вместе.

Они ждут, пока я загружу в кабину несколько чемоданов на колесиках, и я уже готов захлопнуть двери фургона и присоединиться к ним, как вдруг Марк снова чудит – нажимает на кнопку, и лифт уходит вверх. Кабина останавливается на первом этаже, и из шахты я вскоре слышу грохот колесиков. Следом – голос Натали:

– Вызывай лифт, Саймон! Мы пойдем по лестнице.

Пожав плечами, я так и поступаю. К тому моменту, как они спускаются, я уже вытащил все сумки из фургона и парочкой самых увесистых заблокировал лифтовую дверь, чтобы не мешала при погрузке. Первым в кабину мы заносим большой круглый стол, купленный по дороге в Эгхем, и я решаюсь спросить:

– Ну что, увидели кого-нибудь на лестнице?

– Никого, – бросает она, и мне кажется, что ее резкость направлена не на Марка. – Мы же через это уже проходили?

– Марк, – обращаюсь я к нему. – Только честно, приятель, там кто-то был?

– Говорю же, – настаивает он и пинает металлическую стенку с такой силой, что кабина содрогается в шахте. – Там было лицо на полу.

– Картинка?

– Объемнее, чем просто картинка.

– И что оно делало?

– Как может такая штука вообще что-то делать? – вмешивается Натали и нажимает кнопку подъема. – А ты, Марк, прежде чем лупить что попало ногами, научись контролировать эмоции. Порча имущества – это не шутки. Да и вообще, опасно так делать в лифте.

6

Имеется в виду экранизация (1957) одноименного мюзикла по роману Ричарда Биссела «7,5 центов», снятая Джорджем Эбботом и Стэнли Доненом.