Страница 3 из 23
Какие-то люди что-то мне говорили. Что-то из официоза. Я не смог поднять покрывала. Не смог. Потому что узнал эти голые ступни родных ног. Очень часто, если я вечерами дома, она ложилась на диван, я садился в ногах и массировал эти ступни. Они у неё болели, уставая за день. Так мы смотрели телевизор или DVD.
Я упал на колени, схватился за её ноги, уткнулся в них лицом и завыл.
Финиш.
Опять «котлета» (1941 г.)
Постоянно приходили особисты. Пытались меня допрашивать. Я их искренне и от души посылал по пешему аморальному маршруту, с садистским удовольствием чувствуя их беспомощность. Им нечем было на меня надавить – я уже не от мира сего, одной ногой в могиле. И пытать меня бесполезно. Каждая минута жизни для меня и так была пыткой. Меня никто не пытался оперировать. Сразу вправили кое-как ногу, зашили руку, не пытаясь срастить сломанные кости, так и оставили, ожидая моей смерти. Хотя перевязки-пытки делали. Я чувствовал собственную вонь. Вонь гниющего заживо тела. О-хо-хо, беда!
Сколько это продолжалось, я не знал. Я был связан, глаза завязаны, часто и надолго терял сознание. Но приходить в себя совсем не хотелось. Обморок нёс хоть краткое, но избавление. От боли. Но приходили эти видения. Того мира, мира будущего. Мира без неё. Тяжело. Больно. Врагу не пожелаешь того, что испытал я.
Судьба Голума
(наше время)
Там или тут? Как назвать моё существование в двадцать первом веке? Не важно. Я заливался спиртным. До обморока. Там – боль и война, тут – боль и потеря Любви, Радости, Смысла жизни. Но, что необычно, переваливаясь из одного мира в другой, я сразу же забывал тот другой. Так, смутные отголоски, как от ночного кошмара после пробуждения.
Мной овладела такая тоска и апатия, что свет померк. Смутно помню похороны, поминки, какие-то допросы в ментуре, дознания, протоколы. Я их все читал, но…
Всё изменил один человечек. Я сидел пьяный у дерева напротив дома. Идти в дом не хотелось – без неё он потерял значение «дома». Но и идти было некуда и незачем.
– Это у тебя жену убили и сожгли? – услышал я.
Я поднял голову.
– Ну?
– Я знаю вашу машину. Я был на пляже в тот день. И видел, как вслед за твоей поехала другая машина. Это было подозрительно. Потому я запомнил номер. Менты мне не верят. Эх, вижу, ты невменяемый. Ладно, засуну бумажку в карман. Может, добьёшься чего. Говорят, связи у тебя неплохие.
Только на следующий день, наткнувшись на писульку, я вспомнил этот разговор. Долго-долго пялился в бумажку, часа два. И мир мой менялся. В нем появился смысл. Точнее, цель.
Сначала я хотел обратиться к своим ментовским знакомым, но передумал. Какое-то смутное беспокойство было. Как предчувствие. Но я его неправильно понял. Стал копать. Сам. Не совсем же я дурень. И спешить мне некуда. Всё уже случилось. Что могло случиться, уже случилось.
Номер и описание машины соответствовали машине, принадлежавшей довольно известной в городе структуре. Это была бизнес-структура типа холдинг-групп, владел ею большой авторитет, в нашем городе, конечно. В прошлом бандит, настолько умный и хитрый, что выжил в девяностые, легализовался, стал бизнесменом. Я знал его дочь, тихую умницу, – учились на параллельных потоках в университете, знал его сына, охеревшего от вседозволенности отморозка. Не знал только, что он не завязал с криминалом.
Понятно стало, почему менты не стали крутить этот след. Муторно, хлопотно, а ничем не кончится. От такого человека ничего не добьёшься.
И я тоже решил быть аккуратней. Пить я притормозил, но дурака валять продолжал. Пусть думают, что я продолжаю пить. Недееспособный алконавт. Спроса меньше. И шляться можно везде. Слушать, смотреть.
Многое услышал, многое увидел. Мир мне открывался с другой стороны. С той стороны, которая была в тени, была не столько скрыта, сколько неинтересна, брезгливо оббегаема глазами. Мы живем с этим теневым миром рядом, но параллельно, в отвращении не замечая его. Обходя эти «тени», как лужи грязи, в боязни заляпаться.
С работы меня уволили. Что меня устраивало. В план моей вендетты такая загруженность не вписывалась. Но деньги-то нужны? Нужны. Очень. Но работа нужна особая. Чтоб свободного времени побольше. Помог кум. Устроил меня сторожем. И к кому! В гаражный комплекс того самого холдинга того самого авторитета. Менты в открытую дружат с бывшими (или не бывшими?) бандитами. Но не до морализаторства.
Работа – супер! Сутки через трое. Сутки сидишь в караулке, палец о палец не ударишь, три дня – делай что хочешь. А зарплату положили в два с половиной раза больше, чем у мастера путейцев. Зарплата, правда, в конверте, но мне-то до этого прохладно. До пенсии ещё дожить надо. Моей жене все эти пенсионные и страховые фонды уже глубоко параллельны. И мне – тоже.
Комплекс – шесть боксов под авто. Утром машины уходят, вечером водилы пригоняют машины, купаются в душе и расходятся по домам. Я всё закрываю, и можно ложиться спать. Весь комплекс обнесён бетонным забором, но вернее заборов охраняет имущество авторитет хозяина комплекса.
С первой же зарплаты я дёшево купил подержанный скутер, что резко повысило мою мобильность – в нашу машину я сесть больше не мог. Поставил её в гараж и запер.
Дело не в том. Моё расследование потихоньку продвигалось. За искомым авто были закреплены двое братков. Они были мелкими порученцами для несложных заданий. Подай-поднеси, уйди, не мешай. Для этого им и была выделена машина. Но в данный момент их в городе не было. Куда-то запропастились. Совпадение или нет? Спецом отослали?
У каждого исполнителя должен быть начальник. И у этих двоих должен быть. А вот и нет! У всех людей в этом холдинге были старшие, даже у меня. Надо мной стоял суровый мужичок, что отвечал за всех сторожей на всех объектах, раскиданных по городу и области. А у этих двоих – не было. Потом оказалось, что и сами они не совсем свои. В структурах холдинга не состояли. Это были личные обезьянки сына хозяина. Беспредельщика. Отморозка. И распоряжаться ими мог только он. Вот так вот. И выяснить цель их слежки за моей любимой можно только у него. У Отмороженного.
Запахло жареным. Это подгорала моя задница. Даже попытка разговора с этим пареньком выйдет мне боком. Стало ясно, что разговор, может, и состоится, но только один, только силой, и после него мне придётся резко потеряться. А так как мне не безразлична судьба дорогих мне людей, то и разговор должен быть инкогнито.
Согласен, версия так себе, но другой нитки, способной меня привести к убийцам, не было. Так что будем тянуть эту.
В процессе размышлений выстроился план действий.
Потеряться надо не после разговора, а до. И больше не показываться. Так будет легче сохранить инкогнито.
Я продал машину, завел пластиковую карточку «Сбербанка», кинул на неё все деньги, что были. Приехал к тещё. Пообедал с ними. Попросил сына проводить меня. Мы сели на лавочку под тремя берёзками.
– Ты уезжаешь?
Я вздохнул. Отвернулся.
– Да.
– Надолго?
– Да.
– Может, не надо?
– Надо.
– Обещай, что вернёшься!
– Всё будет нормально, обещаю. Вот карточка. Я на неё буду деньги высылать.
– А когда ты вернешься?
– Я не знаю, сынок. Как отболит.
– Так у меня тоже болит! – закричал он.
Я почувствовал, как глаза наполнились слезами, обнял его, буркнул:
– Прости!
Потом сел на скутер и уехал.
Домой мне было возвращаться не с руки.
Я уже выкинул симку сотового, купил краденый телефон с левой симкой.