Страница 2 из 23
– Господи! Избавь меня от страдания! Дай избавления! Дай умереть!
Но Он оказался глух к моим мольбам. И я продолжал мучиться. Видимо, мой долг не исполнен. Но что я могу ещё-то? Хотя Ему виднее. Ну что ж, Христос терпел и нам велел. Посмотрим.
В этом состоянии безумия от боли, в состоянии полусмерти, ко мне стали приходить странные сны. Однажды, проваливаясь в обморок, одной ногой в могиле, вот что я увидел.
Судьба Голума
(наше время)
Шея моя затекла, от этого я проснулся. Оказалось, уснул я за столом, положив голову на руки, отчего те затекли и онемели. Я сел, кресло скрипнуло. Задел мышь, и экран компьютера зажёгся, выходя из спящего режима. С экрана на меня смотрел Excel с открытым табелем моей бригады. И, как часто во сне бывает, даже нигде не шелохнулось, что я не в богом забытом госпитале, а дома, за компом.
За окном уже стемнело. А я дома был один. Так не бывает. Не должно быть. Потемну только я бываю вне дома – работа такая, а вот моей семье положено ночью спать. Сотовый лежал рядом. Позвонил жене – «абонент не абонент». У сына – та же песня.
Я забеспокоился. Заметался по комнате. Я никак не мог вспомнить, где они. Поставил чайник на газ, набрал тёщу.
– А они ещё не вернулись с речки? Не помнишь? Ты хоть что-то помнишь? Совсем у тебя мозги отказали! Они на речку ездили. Уже давно должны были вернуться.
Чайник тревожно засвистел. Намешал себе растворимого кофе, позвонил подруге жены. Они почти всегда на реку ездят вместе.
– Да, вместе были. Как нету?
Из последовавшего следом потока слов и эмоций я выудил, что как завечерело, моя любимая, оставив сына и одну из подруг, живущую рядом с нами, поехала (моя единственная из всех там присутствующих водила машину) везти эту, что сейчас несла пургу в трубку, и ещё двоих на другой конец города. Потом она должна была вернуться за сыном и приехать домой. Четыре часа назад.
Я бросил трубку. Звоню той, что была с сыном на пляже. Сонный, пьяный голос мне ответил, что она дома, не дождалась моей жены. Подъехали её знакомые ребята, и она укатила с ними.
– Мой сын? – заорал я.
– А чё ты орёшь? Он отказался. Сказал, ждать мать будет.
– Сука, шалава! – заорал я, бросая телефон.
Пнул диван, схватил обратно телефон, схватил бумажник, выскочил из дома.
Как я и надеялся, на углу, у супермаркета, стояли два бомбилы. Договорились быстро, летим на пляж, в Донское. Как я заметил, почти в каждом городе, где есть река или водоем, есть часть города или посёлок на берегу, носящий это прозвище. Официально или нет.
Доехали. Выскочил из машины, бегу, ору.
– Папа! – кричит зарёванный голос. Сын бежит навстречу. У меня кипяток пролился по жилам и брызнул из глаз. Сгрёб в охабку, чуть не раздавил.
– Мама, мама, – говорил сын, – она обещала. Что-то случилось!
Мой бедный мальчик. Один, в темноте, перепуган, но переживает не за себя, а за мать.
– Разберёмся! – отвечаю я ему. – Где твой телефон?
– Дома. Я же с мамой. Был.
Тут мужество оставило моего мальчика. Он заревел в голос. Сука, шлюха (подруга жены) оставила десятилетнего ребёнка одного. Ширинки увидала и поскакала!
– Разберёмся.
Посадил сына в машину, велел ему и бомбиле ждать, оббежал окрестности – ничего.
Отвёз сына домой, как смог успокоил.
– Я поеду маму поищу, а ты постарайся поспать. Если надо, свет оставь, лады?
– Пап, ты за меня не бойся. Ты маму найди. Может, она колесо проколола?
– Найдём, колесо поменяем. Я тебя закрою. Идёт?
– Угу.
Он включил телевизор, обнял подушку, завалился на бок на диване, зажмурился. Я поцеловал его в темечко, выбежал из дома.
Бомбила ждал. Мы поехали с ним по маршруту, которым моя любимая должна была проследовать. Потом по менее вероятному маршруту.
Рассветало, но так же – никакой ясности.
– Может, загуляла? – решился, наконец, бомбила. – Бабы они знаешь какие?
– Знаю. И хорошо бы так, но… Хорошо бы так.
Во мне закипало отчаяние. Она не могла загулять. Она не могла заблудиться. Не сломалась машина, она не попала в аварию – машину бы не успели убрать. Значит, что-то более мрачное и страшное. Липкий страх полз по спине.
У дверей ментовки позвонил на работу, сказал, что не могу выйти. Выслушал, что так нельзя, что это увольнение.
– Пох, – ответил я в трубку, – я не могу выйти.
И, сбросив вызов, зашёл в линейный отдел.
Я, в принципе, и ждал, что моё заявление не вызовет энтузиазма. Я понимал, что они думают: загуляла баба, появится, а нам бумаг оформлять миллион. Понимал. Потому не убеждал, не просил, просто гнул своё. Наконец они приняли моё заявление на пропажу жены и заявление на угон машины. Заявы разные, пойдут по разным ведомствам, а цель будут преследовать одну. Дождался, пока не увидел фотку жены в компах ментов, в разделе «Их разыскивают».
Тут же позвонил куму. Он у нас в милиции служит. Хоть и старлей всего, но в криминальной милиции. Это у них подразделение такое. Он меня выслушал, обещал подсуетиться. Не задавал глупых вопросов про загулы – он мою жену хорошо знал, как-никак он её троюродный брат. Знает, что она умница. Если и загуляет, то так, что никто не догадается. Так глупо, с розыском в милиции, она не сможет.
Потом позвонил ещё одному хорошему другу семьи. Тот уже дослужился до полковника милиции. В Чечню ездил, чтоб полканом стать. В той командировке он подорвался на фугасе, полгода валялся по госпиталям, но смог восстановиться. Даже полковника получил. А то служил пять лет на полковничьей должности в звании подпола.
Он молча выслушал. Спросил только:
– В последний месяц медкомиссий она не проходила?
– Проходила. У неё же через неделю соревнования.
– Понятно. Всё, Виктор, ты больше ничего не предпринимай. Жди. И постарайся успокоиться.
Как тут успокоиться? И этот вопрос про медкомиссию, он к чему? О чем ты, опер, знаешь? Что там случилось?
Пришёл домой. Сын уже не спал. Молча смотрел на меня. Я сел рядом на диван. Уставился невидящими глазами в телевизор.
– Я к бабушке? – спросил сын.
Когда ты успел так повзрослеть, сынок?
– Да. Пока поживёшь там. Собирай вещи.
– Ноут брать?
– Возьми всё, что посчитаешь нужным. Да, готовься, что надолго. Лето, авось.
После недолгих сборов уже другой бомбила отвёз нас в пригородный посёлок, где жили тёща с тестем. Пришлось им отчитаться о своих действиях. После недолгого семейного совета было постановлено, что действия мои были верными. И что я ничего не забыл, сделал всё, что нужно, ничего не упустил, чего от меня, дырявоголового, не ждали.
Приехав домой, обнаружил машину кума у подъезда. Кум вышел, обнял, достал с заднего сиденья звякнувший пакет.
Нажрались. С горя. Моя любимая как в воду канула. Даже менты уже не надеялись на благополучную развязку – нашу машину перехватили на выезде в соседнюю область. План «перехват» – есть у них такой. Человек, что вёл машину, не подчинился требованию остановиться, попытался скрыться, открыл огонь из автомата. Погоня продолжалась два часа. Бандит загнал машину в лесной массив, где бросил машину и затерялся в зарослях. В салоне была обнаружена кровь. Окровавленная одежда моей жены.
Следующих дней я не помню. Бухал. Я. Не пьющий. Бухал. До потери способности думать. Смутно помню только лицо отца, что пытался как-то образумить меня. Помню, что мне стыдно перед ним. Наверно, нахамил.
А потом меня вызвали на опознание. В морг.
На столе лежало тело, накрытое какой-то зелёной клеёнкой. Из-под покрывала торчали ноги. Пахло горелой человеческой плотью. Я не должен был знать этого запаха, но в сорок первом нанюхался.