Долина надежды

– Как вам будет угодно, сэр. Мы готовы, – согласилась София, и Томас принялся за свой завтрак, явно не имея ни малейшего желания поддерживать разговор, несмотря на то что гостья и сочла себя обязанной хотя бы из вежливости предпринять подобную попытку. Повысив голос, потому что ел он шумно, она осведомилась: – Прошу прощения, но что ваш кучер носит на голове? Это похоже на птичью клетку!

– Ба, эти ниггеры – сущие дьяволы. А этот идиот еще и пытался сбежать. Но далеко не ушел, милиция устроила ему такую порку, какую он долго не забудет. После этого я приказал сварить клетку, что послужит ему хорошим уроком! С ними нужна твердая рука, понимаете ли. В противном случае они перережут нас в постелях.

Пожелав дамам «всего доброго», он быстро и неожиданно ушел. Миссис Грей и София в ужасе уставились друг на друга.

При ближайшем знакомстве манеры Томаса ничуть не улучшились, но София заметила, что люди в Вильямсбурге отнюдь не считают его странным или неотесанным. В качестве члена самоуправления его приглашали повсюду, а поскольку она была подопечной, то эти приглашения распространялись и на нее. Миссис Грей неизменно сопровождала Софию, и девушка была весьма признательна ей за это. Несмотря на оказываемое им гостеприимство в прекрасных особняках в самом Вильямсбурге и на близлежащих плантациях, София ощущала разлитые в воздухе напряженность и какую-то недосказанность. Присутствие рабов таило в себе угрозу, зловонные миазмы которой пропитывали собой все вокруг, словно порочность владения другим человеческим существом отравляла и душу владельца, и душу того, кто находился в его собственности.

Однажды, оставшись наедине с миссис Грей, София пожаловалась ей:

– Эти люди полагают себя христианами, но как они могут пребывать в ладу со своей совестью? Они пользуются рабами, как движимым имуществом, и относятся к ним, как к коровам и лошадям, думая только о том, чтобы не дать рабам взбунтоваться и поджечь свои дома вместе с их обитателями. Если же и на моей плантации окажутся рабы, то я обещаю, что освобожу их.

Однако обе женщины быстро усвоили, что подобные сантименты в кругу их новых знакомых лучше держать при себе. Поэтому они старались говорить о лондонской моде, выслушивая, в свою очередь, последние сплетни Вильямсбурга о брачных союзах, скандалах, беглых рабах, учителе танцев, недавно выписанном из Италии, и о том, когда французов наконец оттеснят подальше от Огайо.

Однажды вечером на балу миссис Грей представили табачному плантатору, чья супруга недавно скончалась, оставив его одного с шестью маленькими детьми. Он до минимума сократил период траура и поспешил в Вильямсбург, чтобы подыскать себе новую спутницу жизни. Протанцевав весь вечер с миссис Грей, он сделал ей предложение. Она обеими руками ухватилась за представившуюся возможность. Уже на следующее утро миссис Грей собрала свои вещи и, не дожидаясь публичного оповещения о браке, приняла остаток причитающегося ей жалованья, расцеловала на прощание Софию и покинула Вильямсбург вместе со своим избранником, отправившись на его плантацию в северной части колонии.

В Англии столь стремительное заключение брачного союза после знакомства, длившегося всего один вечер, было бы сочтено недопустимо опрометчивым. Да и спешка со стороны только что овдовевшего мужчины в желании вновь обзавестись супругой выглядела просто неприлично. Но, пробыв в Вирджинии совсем недолго, София поняла, что тем, что англичане полагали утонченными чувствами, здесь нередко жертвовали в угоду практичности. Местные жители не видели ничего недостойного или необычного в том, что брак заключался после столь непродолжительного знакомства. Женщины, особенно не первой молодости, зачастую соглашались пренебречь положенным периодом ухаживаний, а реальность жизни на плантации нередко означала, что у мужчин попросту не было времени для таких вещей, даже если они и склонялись к тому, чтобы соблюсти все приличия.

«Плантация, которая целиком и полностью основана на рабстве! Хотела бы я знать, как миссис Грей к этому отнесется», – подумала София, придя в негодование, оттого что осталась одна и при этом была не в силах что-либо изменить. Впрочем, как бы ни сердилась она на миссис Грей, ей крайне недоставало утонченного общества своей дуэньи. После ее отъезда София почувствовала себя совершенно беззащитной. Ее одолевали смутная тревога и беспокойство. Томас много пил, а у целой когорты молодых негритянок, похоже, не было других обязанностей, кроме как выступать в роли его наложниц; во всяком случае, иной работы по дому они не выполняли. София старательно запирала дверь своей спальни на ночь, решив, что, оказавшись в сельской местности, она постарается держаться как можно ближе к Анне де Болден, сократив визит туда насколько возможно. «Бедная Анна, – думала она. – Известно ли ей о порочности поведения Томаса?»

Перспектива посещения плантации де Болденов начала угнетать Софию, но она не могла найти предлога, чтобы остаться в Вильямсбурге, да еще и чувствовала себя обязанной нанести Анне визит вежливости. А тут ко всем ее прочим бедам добавилась еще одна: рассчитавшись с миссис Грей, она осталась практически без гроша в кармане и уже начала подумывать о том, как бы ей потихоньку продать кое-что из своих драгоценностей. Она узнала уже достаточно, чтобы понимать, что «Лесная чаща» находится на юго-западе колонии, но, к счастью, примерно в той же стороне лежала и плантация де Болдена. Поэтому она могла проделать с Томасом часть пути до своей плантации, хотя и понятия не имела, далеко ли оттуда до ее собственной земли.

Тем временем виргинцы были очарованы Софией. Дочь виконта была не только красавицей, но еще и молодой наследницей из самой Англии, и потому ее появление среди колонистов вызвало живейший интерес. Они сочувствовали ей в потере отца и взяли девушку под свое крыло. Вильямсбургские дамы наперебой изъявляли желание выпить с нею чаю, а когда ее приглашали на какую-либо из близлежащих плантаций, то непременно оставляли ночевать. На следующее утро ее отправляли обратно к Томасу в фамильном экипаже. Ее собственность в «Лесной чаще», которая была известна своими крупными размерами, интересовала дам ничуть не меньше самой Софии, а быть может, даже больше. Манеры мисс Графтон представлялись им чересчур официальными и церемонными, хотя ее английские наряды неизменно вызывали восхищение, к которому примешивалась зависть.

Узнав, что София предполагает поселиться там в одиночестве, они были шокированы и обменялись многозначительными взглядами, говорящими, что столь привлекательная молодая женщина со своей собственной плантацией не долго будет оставаться одна.

Что касается самой Софии, то, несмотря на дружеское отношение и несомненное гостеприимство, манеры виргинцев все-таки представлялись ей грубоватыми, а образ жизни на плантациях выглядел куда примитивнее, чем было принято в Англии. К невероятному изумлению Софии, ее расспрашивали неустанно, причем не особенно скрывая свой интерес.

– «Лесная чаща» действительно расположена на берегу реки, мисс Графтон?

– Да. Судя по карте, река протекает прямо через нее, но какая именно, я не знаю, поскольку название на карте не указано. Агент говорит, что на плантации растет табак сорта «ориноко», который, как мне говорили, является наилучшим. Вы согласны?

Дамы важно кивали в ответ. В конце концов, они были женами и дочерями табачных плантаторов. «Ориноко» приносил самую большую прибыль.

– А на той реке, что протекает через «Лесную чащу», полагаю, у вас имеется пристань? Многие плантации имели выход на берег реки Джеймс. Изумлению Софии не было предела, когда она собственными глазами увидела, как вверх по ее течению поднимаются корабли, чтобы выгрузить заказанные плантаторами товары и забрать табак.

– Еще не знаю. Полагаю, что да.

– Если нет, то вы должны немедленно построить ее, моя дорогая. На такой большой плантации и табак дóлжно производить в большом количестве! Кстати, каковы ваши поставки сейчас, мисс Графтон?