Плохой Ромео (ЛП)

Итан вздыхает и снова начинает симулировать толкательные движения. И хоть я и знаю, что он пытается держать свою эрекцию подальше от меня, я чувствую, как она касается внутренней стороны моего бедра.

— Дерьмо. Извини, — говорит он, снова меняя положение. — Эта чертова штуковина сама себе на уме, когда ты рядом.

— Не волнуйся об этом, — бормочу я, потому что, серьезно, что мне еще сказать? «Как ты посмел возбудиться, пока симулируешь секс со мной? Какая наглость!». И я молчу о том, что в трусиках у меня сейчас влажнее, чем на водных горках. Ему не нужно это знать.

Мы все равно ничего не можем с этим поделать.

Наше физическое влечение мы никогда не могли контролировать.

Уж слишком часто мы поддавались физическим желаниям, не разобравшись со всем, что между нами творилось, и в большинстве случаев, все заканчивалось тем, что мы сожалели об этом.

И сейчас все идет не так, потому что мы боремся с нашей изнурительной страстью и это отражается на наших героях.

Мы притворяемся, что не чувствуем этого.

После еще нескольких минут унылого занятия любовью, Марко досадно вздыхает.

— Ладно, закончим на этом, — говорит он, и машет рукой, подходя к нам. — Так дело не пойдет. Вы двое выглядите так же неуютно, как вегетарианцы на колбасном заводе. Что происходит?

Итан слезает с меня, и мы оба садимся. Никто из нас не отвечает.

— Это слишком интимно? — спрашивает Марко, переводя взгляд с одного на другого. — Вас это смущает? Потому что, если начистоту, я видел, как вы двое участвовали в еще более провокационных сценах, чем эта. Однако сейчас вы лежите здесь и щупаете друг друга, как парочка девственников. Где страсть? Огонь? Душераздирающая потребность друг в друге? Вчера вы это показали. Что случилось такого, что привело нас к этому провалу?

Случилось то, что Холт неожиданно извинился передо мной, и теперь мы находимся в каком-то странном, подвешенном состоянии, потому что мы и не друзья, и определенно не влюбленные. И как бы странно это ни звучало, мы даже не враги, так что… м-да.

Марко вздыхает и качает головой.

— Ладно. Давайте пропустим постельную сцену, и сразу перейдем на утро.

На наших лицах, должно быть, отчетливо отражается облегчение, потому что Марко начинает смеяться.

— У вас обоих такой вид, словно я пожертвовал свой костный мозг, чтобы спасти ваши жизни.

Не буду врать. Слегка смахивает на это.

Марко объясняет нам мизансцену и советует следовать своим инстинктам. Как и большинство режиссеров, он предпочитает сначала дать актерам возможность самостоятельно сымпровизировать сцену, прежде чем вносить поправки. Так-то оно так, но только при условии, что ведущая актриса способна взять себя в руки, а не поддаться эмоциональному срыву.

Когда мы занимаем позиции на противоположных концах кровати, Холт говорит:

— Это же будет проще, да?

— Еще бы, — говорю я с притворной уверенностью. — Не я была той, кто начинал паниковать после того, как мы занимались любовью, помнишь?

Он выдыхает.

— Ага, ну, это было тогда. Теперь я могу справиться с приступами паники.

Мы ложимся рядом друг с другом. Он обнимает меня одной рукой и притягивает к своей обнаженной груди. Я чувствую его сердцебиение под своей рукой, гулкое и порывистое.

Вот это я попала!

Несмотря на свою самонадеянность, я тоже нахожусь на грани паники.

И только теперь, когда мы приняли это положение – моя рука лежит на его сердце, его губы касаются моих волос, наши тела прижаты друг к другу – я осознаю, что это интимнее любой постельной сцены, в которой я принимала участие.

Секс заключается в гормонах и частях тела.

А тут речь идет о близости. Любви. Доверии.

Обо всем, что пугает меня до смерти.

Когда мы с Итаном впервые занялись любовью, мы также обнимались после. Я была так счастлива. Так сильно влюблена в него.

А потом все полетело к чертям.

В таком положении, когда моя голова покоится на груди Итана, мне слышно его сердцебиение, быстрое и неустойчивое. Точно такое же, как и раньше.

Знакомая боль зарождается в моей груди и медленно подступает к горлу. Я стискиваю челюсти, пытаясь подавить стон, но не думаю, что это срабатывает, потому что рука Холта, обвитая вокруг меня, напрягается и он шепчет:

— Эй… что с тобой?

Он касается рукой моей щеки.

Я закрываю глаза и пытаюсь унять приступ паники.

Это просто смешно.

— Кэсси? Эй… — Его голос сочится утешением и невысказанной нежностью.

Эмоции прошлой жизни беспорядочным потоком всплывают на поверхность и мощной волной адреналина заполняют мое тело.

Я сажусь, и моя голова начинает кружиться.

В следующий миг, Холт уже обнимает меня.

— У тебя такой вид, будто тебя сейчас вырвет. Прошло немало времени с тех пор, как я физически так воздействовал на тебя. Приятно знать, что я не утратил былую хватку.

Он ждет ответа, но я ни слова не произношу. Паническая атака в самом разгаре, и такое ощущение, словно мой желудок пытается подползти к трахее и задушить меня.

— Кэсси? — он хмурится. — Серьезно, ты в порядке?

— Нет. — В моем дыхании слышится хрип, и на его лице появляется озабоченное выражение. — Прекрати так на меня смотреть. Ты не имеешь права.

— Извини, — говорит он так, будто это абсолютно нормально, что подобные слова слетают с его языка. Словно он говорит это каждый день, а я привыкла слышать.

— Мисс Тейлор? — окликает Марко, подходя к нам. — С вами все в порядке?

Я выдыхаю и пытаюсь засунуть свое волнение обратно в специально отведенное для этого место.

— Мне жаль, Марко. Неделя была тяжелая. Как думаете, не могли бы мы отложить эту сцену до понедельника?

Да, потому что к понедельнику мы со всем разберемся, и я без проблем смогу проделать все эти крайне интимные вещи с Итаном, не так ли?

Идиотка.

— Ладно, — говорит Марко. — Вы оба устали. Давайте закругляться.

Он направляется обратно к режиссерскому пульту, взгляд Элиссы на секунду задерживается на нас, прежде чем она сообщает остальной группе, что мы сворачиваемся.

Я чувствую движение сбоку от себя и когда поворачиваюсь, вижу, как Итан подбирает свою футболку с пола. Он натягивает ее на себя, потом свешивает ноги с кровати и опирается локтями о колени.

— Я помню, как мы в первый раз репетировали подобную сцену, — говорит он, поворачиваясь ко мне. — Ты была менее снисходительна по поводу моего… «восторга».

— Ты не очень-то и чувствовал вину. Напротив, если мне не изменяет память, ты воспользовался своей властью надо мной.

— Властью над тобой? — удивляется он, глядя на меня невинными глазами. — Ты и понятия не имеешь, что сделала со мной в тот день, да? Господи, я чувствовал настоящую физическую боль.

— Вполне заслуженно.

Он кивает и поддевая пальцами край простыни, начинает теребить ее.

— Слушай, — говорит он, и тянет за шов. — Я понимаю, что возможно, ты никогда меня не простишь, но я хочу хотя бы постараться упростить все для тебя. Скажи мне что сказать, и я скажу это. Скажи мне отвалить, и я постараюсь. Просто скажи мне, ладно? Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.

— Ну, для начала, давай притворимся, что я только что не запаниковала прямо перед всеми, только из-за того, что ты обнял меня. Это просто унизительно.

Он улыбается.

— Не буду врать, приятно, что в кои-то веки не я тот, кто запаниковал.

Я качаю головой.

— Ага, и я не буду врать, что эта смена ролей – полный отстой.

Он встает и протягивает мне руку.

— Планы на сегодня в силе?

Я почти забыла о запланированном ранее разговоре.

— Нам обязательно куда-то идти?

— Да, без этого никак.

— Можно я хотя бы не откажу себе в алкоголе?

— Конечно, — говорит он, помогая мне встать на ноги. — Я угощаю.

— Отлично. Тогда я закажу все самое дорогое.

Шесть лет назад