Страница 65 из 81
— Лепота! — захлопал в ладоши Васютка. — И всего-то малюсенькая мелочь — забыть свою Отчизну. Уж такое заманчивое предложение, господин Вернер. Спасибо тебе, благодетель.
Насмешка сошла с лица Васютки, глаза его стали холодными и отчужденными.
— Послушай, господин Вернер. Никакие царские посулы[145] не заставят меня стать изменником.
Васютка вытянул из-под рубахи серебряный нательный крест и, приложившись к нему губами, твердо заявил:
— Клянусь не изменять православной вере и святой Руси. Я не принимаю твоего предложения, господин Вернер.
— Ступай прочь!.. Я подумаю над твоей дальнейшей судьбой.
Васютку увели в тюремное помещение, а командор молчаливо застыл у решетчатого окна.
«Этому русичу цены нет, — с невольным уважением подумал он. — Его не прельстишь ни богатством, ни славой, ни золотом. Он чересчур предан своей земле. Побольше бы таких рыцарей в Ливонском Ордене. Некоторые готовы за горсть монет перебежать к датскому или шведскому королю. Тем ценнее этот русич. Он так и не узнал всей правды. За такого пленника, посланник князей Дмитрия и Бориса, боярин Лазута Скитник, способен многим пожертвовать. И это весьма важно, когда русское войско приближается к Немецкой земле.
Глава 8
ЗИМНИЙ РАТНЫЙ СТАН
Рать отдыхала в лесной лощине. Лазута Егорыч Скитник сумел-таки не заблудиться и вывести изнемогающую рать в обширную лесную лощину. Но чего это стоило! Кони увязали в глубоких сугробах, падали на колени. Пешие ратники шли им на помощь, вытаскивали на себе груженые возы.
Особенно трудно было вытянуть розвальни с тяжеленными осадными орудиями. Аниська Талалай кричал охрипшим голосом:
— Навались, навались, ребятушки!
Десятки людей пробивались к возам. Одни — поднимали увязших коней, другие — утаптывали перед конями снег, третьи изо всех сил налегали на розвальни. И вся эта работа творилась при неистовой, не утихающей метели.
Пока добирались до спасительной лощины, розвальни приходилось вытаскивать много раз. От заснеженных ратников валил пар. Некоторые из них настолько намаялись, что принимались ворчать на Талалая:
— Ну, Аниська, замучил ты нас. Дались тебе экие махины!
— Ничего, ничего, ребятушки. Вы уж потерпите, не сетуйте. Вернемся в Переяславль — всех вусмерть своей бражкой напою.
— Бражки не хватит, Аниська. Глянь, какая орава тебе помогает.
— Хватит, ребятушки. В долгу не останусь. Каждому — по три ковша. Навались!
Наконец-то в громадной лощине оказалось всё войско. Здесь, в низине, было гораздо тише. Метель крутила лишь верхушки елей.
У ратников были раскрасневшиеся лица; белые бороды, усы, ресницы. Снеговики, да и только!
К Лазуте Скитнику подошел князь Дмитрий Александрович и прямо-таки поклонился в пояс.
— Век твоей службы не забуду, Лазута Егорыч. Уберег-таки войско. Диву дивлюсь: как тебе такое удалось? У тебя и впрямь нюх собачий. Молодцом. Награжу тебя достойно.
— Спасибо на добром слове, князь. Но не ради награды я старался. Я уж — старый пень — шибко сомневался, что лесной дух унюхаю. Годки своё берут.
— А вот и напрасно. За тобой и молодому не угнаться.
Обернулся к князю Борису Ростовскому.
— Ты его береги, Борис Василькович. Такие люди дороже золота.
— Непременно сберегу, князь Дмитрий.
Князь Борис доволен: не подвел большого воеводу Скитник. Особую благодарность надо выразить боярину Неждану Корзуну: это он надоумил Дмитрия Александровича повести за собой рать Скитнику.
Похвалили отца и сыновья, Егор и Никитка, дюжие добрые молодцы, кои неотлучно находились при родителе.
— А мы за тебя, батя, страсть переживали.
— Идем за тобой, а у самих поджилки трясутся. А вдруг собьешься, а вдруг закружишь в таком буране. А ты знай куда-то продираешься. Ну и молодчага же ты, батя!
— Да ладно вам, сыны. Эко дело ель унюхать, не впервой, — скромничал отец. — Давайте-ка укрытия готовить. Ищь, как метель разыгралась. Сидеть нам здесь долго.
Когда поставили шатры и шалаши, большой воевода собрал князей и бояр на совет.
— Лазута Егорыч предвещает, что метель продлится не менее двух дней. Худо! Каждый день промешки отнимает у нас и корм для лошадей, и еду для ратников. Но ничего не поделаешь, придется обождать. Да и по правде сказать — длительная остановка нам сейчас весьма нужна. Главная задача — сберечь людей и коней, поелику без них победы не добыть. После совета прошу всех князей и бояр объехать свои дружины и дотошно изведать — нет ли недужных и ослабленных воинов. И обозы свои не щадить. Кормить ратников вволю! Тоже касается и лошадей. Они страшно изнурены. Ни сена, ни овса не жалеть!
— Так ить недолго и с гулькиным носом остаться, — недовольно высказал боярин Качура.
— Опять ты за своё, Мелентий Петрович, — сердито покачал головой большой воевода. — Ведаю твои непомерные обозы.
— Не такие уж они и непомерные, на глазах тают. Но я не о себе пекусь. За всё войско радею. До Раковора нам еще идти и идти, никакого корма не наберешься. Ты бы, князь Дмитрий, дозволил ратникам в деревнях пошарпать[146], а то ить и до голодухи недолго.
Дмитрий Александрович ведал: не праздный вопрос подкинул ему Мелентий Коврига. Кормовые запасы и в самом деле не беспредельны. Княжьи мужи давно намекают, что неплохо бы пополнить обозы за счет чужеземцев. Но князь Дмитрий был иного взгляда, о коем он и на совете молвил:
— Ныне мы идем по земле эстов. Они и без того разорены Ливонским Орденом. И если мы «пошарпаем», как предлагает Коврига, хоть в одной деревне, об этом станет известно всему эстонскому народу. И нас начнут считать такими же лютыми врагами, как крестоносцев. Эсты — гордый народ. Они не простят нашего разбоя, и постараются отомстить. Так неужели мы уподобимся шаромыжникам?[147] Мы, русские воины, идущие освободить эстов от грабительских нашествий крестоносцев? Не бывать тому!
— А как быть с обратным путем? — стоял на своем Коврига. — Почитай, от самого Варяжского моря будем домой топать. Обозы и вовсе опустеют.
— Отвечу, Мелентий. Победа над крестоносцами покроет нас немалой славой. Эсты будут считать нас своими освободителями. Вот тогда-то мы и попросим их поделиться кормовыми запасами. Добровольно!.. А теперь хочу послушать князей и бояр. По нраву ли вам мои слова?
В шатре застыла тишина. Все уставились на нижегородского властелина Юрия Андреевича, племянника великого князя Ярослава. Нижегородский князь всегда считался одним из самых влиятельных людей. Ему и начинать.
Юрий Андреевич, не имевший твердых убеждений, глянул на своего умного посадника Михаила, и тот качнул лысой головой: соглашайся, мол, князь.
— До победы еще далеко… Бабушка надвое сказала, но князь Дмитрий прав. Лазить в сусеки эстов пока нельзя. Авось, продержимся.
Затем свое слово сказал князь Ростовский, и речь его была более резкой:
— Никакой «бабушки», князь Юрий. Сомнение хуже смерти. Мы разобьем крестоносцев! И пока идем до Раковора, ни один двор эста не должен быть разграблен. Я за свою дружину ручаюсь. Не так ли, Неждан Иванович?
— Каждый ростовец уверен в победе, князь. И эстов мы не обидим. Поход труден, но приваряжские народы должны уверовать в нашей дружбе. Сие — необходимое условие, — степенно молвил боярин Корзун. Он (умнейший политик своего времени) лучше всех понимал, чего будет стоить даже малейший разор единственного поселения эстов.
Поддержали большого воеводу и остальные военачальники.
— А сколь нам идти до Раковора? — спросил племянник великого князя, Святослав.
— Трудно сказать, — отвечал князь Дмитрий Александрович. — Вьюга весьма замедлит наше дальнейшее передвижение. По таким сугробам войску идти тяжело, но прикинуть можно. Спросим нашего бывалого человека. Как, Лазута Егорыч.
145
Посул — обещание или взятка.
146
Пошарпать — пограбить.
147
Шаромыжник — тот, кто любит поживиться за чужой счет; ловкач, жулик..