Илья

****

- Хорошо поесть, когда не ты готовишь, - повеселевшая бабка отложила добросовестно облизанную ложку, придвинула чашу с ягодным взваром. - Так ты, Илюша, чего хотел-то?

- Мне бы, бабушка, узнать, как с Обманом справиться.

Яга оторопело уставилась на него.

- С Обманом? А зачем с ним справляться?

Потом вдруг захохотала, да так, что только руками отмахивалась, да рот беззубый ими прикрывала.

- Это, значит, ты ко мне, нечистой, понимаешь, силе, пришел узнавать... ой, не могу. Чего ж попы-то ваши тебе ничего не сказали? Али не спрашивал?

- Спрашивал, - Илья понурился. - Не знают они. Говорят: все по Божьей воле устроено.

- Правильно говорят, - серьезно ответила Яга. - То, что вы называете Обманом, - одна из сторон вашего мира, а сторон у него много, и все разные. Обман - сторона беспорядка, там все вперемешку, мысли с делами, прошлое с будущим, причины с последствиями. Не будет хаоса - не будет и порядка. Или ты мир сгубить вздумал?

- Говорят, Обман на Руси расширяется, всю Русь захватить может.

- Может, если позволите. Он всегда расширяется, когда великие перемены идут, и с миром людей сближается впритирочку, потому что мысли ваши в беспорядке. А как все успокоится - снова вглубь уйдет.

Илья подумал, что Вольга рассказывал ему об Обмане иное, но и в том, что говорила бабка, был резон.

- Мне б самому посмотреть...

- А это можно, - оживилась Яга, - это вот как раз сейчас запросто.

Она ткнула пальцем в разложенные рядом с мисой корешки:

- Тут вот как раз и нагадалось.

Корешки вяло сдвинулись.

Откуда-то из-под накидки извлекла клубок белой пряжи.

- Иди за клубочком - он куда надо и приведет.

- Спасибо, бабушка, - поклонился Илья. Яга мелко захихикала, и так, хихикая, указала ему на дверь, мотнула головой: иди, мол.

На пороге Илья приостановился, оглянулся. Еще один вопрос не давал ему покоя.

- Бабушка, - спросил он, - нечисти ведь нужно согласие, чтобы с христианином что-то сделать? А Соловей и твой кот...

Кот внятно хихикнул.

- Они другие, - непонятно объяснила Яга, - они не колдуют.

Подумав, неохотно добавила:

- Но на твердое "нет" и у них нет власти. Ты вот Соловья слышал, а не покорился. По-своему делал.

Илья вспомнил, как катился по степному пригорку, твердя: "Нет, нет, нет!" - и кивнул. Бабка и кот смотрели на него с затаенным язвительным выжиданием, как будто гадали - сообразит ли?

А что тут соображать? Еще когда он направил коня сюда, в это место, которое знали все на Руси и которое избегать тоже старались все, он понимал, что дает нечисти власть над собой. А уж взяв у бабки клубок - и подавно.

Глава 27

На ночь клубок и не подумал останавливаться, Илье тоже пришлось обойтись без привала; он только боялся потерять в темноте клубок из виду. Особенно когда началась гроза, пряжа намокла, и потемневший грязный комочек стал почти неразличим. Илья напрягал глаза, чтобы не спутать его с комьями земли и к тому же не направить коня в какую-нибудь скрытую водой и темнотой яму, а вредный клубочек как будто нарочно наподдал скорости. Илья несся сквозь грозу, молясь и благословляя умного Сивку, в сполохах молний стараясь запомнить побольше увиденного.

Внезапно клубок остановился. Илья натянул поводья, встал, огляделся. Они были в поле. Невдалеке темнело какое-то строение, то ли овин, то ли сарай, а на стоящем рядом с ним кривом раскидистом дереве двое вешали третьего. Что-то их бледно освещало, а потом длинная ветвистая молния отчетливо высветила возящиеся под деревом фигуры и веревку, перекинутую через толстый нижний сук. В нее-то Илья и выстрелил, выхватив и наложив стрелу, пока еще громыхающее сияние не погасло окончательно. Потом какое-то мгновение не было видно ничего, и в полном мраке сорванный голос, показавшийся почему-то знакомым, отчаянно выкрикнул: "... могите!" Илья двинулся на голос, и в лицо ему ударил свет скрытого до этого потайного фонаря. Ударил и тут же погас; Илья не столько увидел, сколько почувствовал, что тот, с фонарем, отбежал в сторону, чтобы не дать выстрелить в себя по направлению. Илья соскочил с коня, толчком послав Сивку в сторону: конь - слишком крупная мишень, если начнут стрелять, не промахнутся. Вовремя: совсем рядом с его плечом со знакомым свистом пролетел брошенный нож. "Ах, вот как!" - выхватив меч и быстро вращая им, Илья бросился вперед. Навстречу ему выплыли из кромешной темноты двое - тоже вращая мечами. Это им не помогло: вооруженная схватка развязала Илье руки, он больше не колебался, и одним плавным движением разрубил обоих вместе с мечами.

Под ноги ему бросился кто-то, хрипло, придушенно бормоча, и Илья едва успел удержать руку: это был тот, кого собирались вешать, кто кричал: "Помогите!" - но кто же лезет в схватке под руку, да еще в темноте! Не выпуская меча, Илья схватил его за грудки левой рукой, поднял белое перекошенное лицо к своему: "Ты кто есть?" - и тут же узнал кто.

- Мануил! Ты? Разбойникам попался? Еще есть?

- Там... чернокнижник... останови...

- Веди.

Мануил не столько шел, сколько полз по грязи: ноги не держали его. Но он торопился, поднимаясь и снова падая, очень торопился. Очередная молния высветила на пригорке высокого человека в капюшоне. У его ног неподвижно лежало что-то бесформенное.

****

Сервлий не понял, как получилось, что его схватили. Только что двое выволокли то ли ослабевшего, то ли не желавшего идти Амадео, Сервлий скользнул следом - и вот уже он в грубой хватке с завернутой назад рукой. Не отпуская руки, согнутого, его куда-то гнали в темноте; по ощущениям - куда-то вверх. Когда позволили распрямиться, он стоял, удерживаемый уже двоими, а перед ним при свете фонаря: епископ (какой епископ! еретик и колдун, предавшийся Сатане!) и Амадео, в лицо которому был направлен свет. Амадео молился на латыни; его глаза были совсем слепыми.

- Это твой якобы ушедший приятель? Можешь не отвечать: все ясно. Его жизнь в твоих руках. Если ты не сделаешь того, что я требую от тебя, он умрет. Сейчас и здесь, на твоих глазах, мучительно. И ты будешь повинен в этой смерти.

Амадео, казалось, не услышал. Только чуть покачнулся, продолжая бомотать: "В руки Твои предаю себя, Господи..."

- Амадео, не отдавай им, - сказал Сервлий, и сам удивился, как спокойно и твердо прозвучал его голос. - Что бы это ни было, не отдавай. Нельзя.

Монах как будто снова не услышал. Он продолжал бормотать, потом медленно повалился на землю и затих.

Один их тех, что держали Севлия, отпустил его, шагнул вперед и наклонился над Амадео.

- Мертв, - сказал он чуть удивленно, поднимая голову.

Епископ стремительно шагнул к Амадео. Простер над ним руки. Низкая кашляющая речь на неведомом Сервлию языке, пассы, чернота, свернувшаяся в обвившую тело змею. Сервлия вырвало.

- Надо же, - сказал епископ, - действительно, ушел. Кто бы мог подумать - столько лет наш и все-таки ушел. Впрочем, неважно, место мы теперь знаем. Он и нужен-то был только потому, что его направляли, а значит, Чашу взял бы. Теперь придется самим.

Обернулся, кивнул на Сервлия:

- Этого повесить.

****

Колдун заметил их. Повернувшись, он вытянул вперед руку. Илья, схватив за шкирку, забросил грека себе за спину, быстро пошел вперед. Идти было трудно: какой-то черный ветер, обжигая лицо, дул навстречу, сбивая с ног. Голова стала тяжелой, захотелось спать. Так сильно захотелось, что Илья готов был лечь и заснуть прямо тут же, и только усилием воли удерживал себя. За спиной молился грек. Илья тоже стал повторять слова молитвы. В голове чуть прояснилось. Перекрестье меча слегка засветилось белым. Колдун хотел шагнуть вперед, но споткнулся о лежащее под ногами тело Амадео и покатился с пригорка.