Страница 2 из 42
Дело замяли, Кривецкий ускользал от любых обвинений, как селёдка, хотя Тошка знал, что последним из комнаты выходил он. Так же как знал и то, что перед этим поставил мобильник на подзарядку…
Только и осталось написать родителям письмо, но пока оно дойдёт... Если дойдёт ещё вообще.
Они приедут и уедут, а он останется.
Кажется, что он здесь вечно, так же вечно, как интернат. Как кровать с одеялом, в которую всегда забираешься с опаской, потому что никогда не знаешь, что там. Нет, когда он очень устаёт, он плюхается туда просто, но это опрометчиво: залазаешь под одеяло, а там паук! Живой, огромный чёрный паук шевелит своими волосатыми лапами…
- А-а-а!
Он же ядовитый, он противный, у него восемь пар глаз, он… Неживой он!
Где они нашли это?! Господи, зачем?!
После этого ложиться уже не хочется, спать уже не хочется… Пожалуй, единственное, что хочется – это выбежать из комнаты, чтобы не слышать тот дикий хохот! Тупой смех – разве так смеются?
Разве смеются, когда ты бежишь в школу, потому что – ну не успел ты, пробегаешь под лестницей и чувствуешь как на твою голову что-то шлёпается, липкое и мокрое. И понимаешь, что в школу ты теперь опоздал… Разве смеются, когда ты заглядываешь в рюкзак и не находишь там учебника, хотя утром клал его туда, или когда в раздевалке ищешь свою шапку, а находишь её засунутую куда-то под полку с ботинками?
И ты знаешь, что придёшь из школы, и там будет то же. Нет тыла. Далеко дом.
Это было всегда. По крайней мере, когда он появился здесь, это уже было. Они были всегда. Они – это Кривецкий и его приятели. Они затюкивают самых слабых, воруют у них деньги и издеваются над новичками. Только они умеют так смеяться и заводить других. Только они могут в один миг перевернуть против тебя весь дружелюбный класс.
И плевать им на то, что ты отбиваешься от них, как можешь. Как муравей среди жуков – могильщиков…
И ты знаешь, что это будет, что придёт утро, что будет день, и это будет. И никуда не денешься. Также как от тоски. А она, может быть, уснёт ненадолго, но проснётся каким-нибудь грозным окриком за опоздание к обеду. И будет становиться сильнее вместе с темнотой, когда ты будешь убирать один комнату с игрушками и грустно рассуждать – зачем их столько ярких, пластмассовых, холодных, неживых? Дома не было столько, дома не нужно столько – там есть книжки и мама. И с ней можно пить чай, просто сидеть на кухне и смотреть, как она готовит ужин, и ждать отца… А когда он вернётся с работы - даже книжек не нужно, папа знает столько историй, что может рассказывать их часами! А ты сидишь и слушаешь и хочешь, чтобы время не кончалось, чтобы оно не двигалось, чтобы замедлились часы…
Убираться – это нетрудно, это несильное наказание за первую драку. А дальше – хуже… Но как не драться-то?
Сегодня, когда он вернулся из школы, то увидел разбросанные на полу вещи, и открытые ящики. Что-то нехорошо зашевелилось сердце в тревожной догадке. Он заглянул в свои открытые шкафы и увидел, что его коробочка с деньгами и фотоаппаратом раскрыта, и ни фотоаппарата, ни денег там нет. Фотоаппарат он нашёл под кроватью, а деньги.… В дверь заглянул испуганный Шурка и скороговоркой, виновато проговорил: « Тошка, это они… Я не пускал, но меня вытолкнули за дверь… Тошка, прости…»…
Антон замедлил шаг и перевёл дух. Бежать он дальше не мог: грудь сдавило, в глазах были искры, а ещё был колючий комок, который мешал двигаться: сгусток отчаяния, тоски и обиды.
Он вернётся и это останется. И так будет всегда.
Нет!
Нет… Не будет.
Он не вернётся… Это невозможно.
Это всё равно, что самому залезть в мешок. Это всё равно, что прыгнуть через пропасть. Но ради чего?! Нет.
А куда?
Он глубоко задумался и не замечал, куда идет. «Родители вернуться домой в июне… А потом поедут в интернат. А что если…»
«Но ведь это же далеко… Далеко, а что делать? Туда я больше ни ногой…»
«Так, а сколько же у меня денег?» - Антон вытащил из кармана мятые купюры. Прислонился к железному ограждению вдоль тротуара, - «Пятьдесят, пятьдесят…Сто… двести пятьдесят… Неплохо… Кривецкий утащил всего сотню, а может она и потерялась где-то…»
Месяц назад, на его день рождения приезжали родители. Это было счастье! Хоть длилось оно и недолго - всего-то один день. Но какой! Да этот день стоил кучи тех дней, которые он провёл без них! Он, мама и отец целый день гуляли вместе по городу – просто бродили по улочками, посидели на лавочке в парке, потом пошли на речку. Лёд раскололся на кучу огромных глыб и эти глыбы куда-то медленно двигались. И такие же серые облака были их отражением в небе. А он держал за руку отца и всё никак не мог поверить, что это правда – что вот он, папа! Он каждый раз не мог в это поверить, и останавливал, молил часы не торопиться, а они, как назло, ускоряли свой темп.
После речки решили перекусить в кафе – попить кофе с шоколадными пончиками и поесть мороженого – как же без него? Ещё и Шурку с собой взяли, чтобы веселее было. Потом фотографировались, а вечером, когда стали прощаться, мама дала Тошке денег, сказав, что это на «вкусненькое». А он не спешил их тратить - сложил их в свою коробочку, где он хранил самое дорогое. Вкусненького не хотелось, а деньги - мало ли, пригодятся… Выходит, пригодились?
Неизвестное будущее - лучше прошлого. Неведомая дорога звала Антона – она обещала успокоение. Она была переменами. И она вела к дому.
Он встряхнулся и посмотрел на яркое солнце, на воробьёв, которые копошились в песке маленькими крыльями: улыбаться не хотелось, но стало спокойнее. Слёзы вскипали в его глазах, когда он вспоминал о разговоре в кабинете директора. Тоска окружала болотом. А дорога выглядывала спасительным мостиком.
«Ничего…Больше такого не будет!»
Стало смеркаться. И вдруг Антон заметил, что район какой-то незнакомый. А он – один. И он уже устал, и очень хотел спать. Но где?
Он прошёл через двор, обогнул дома, и оказался на пустыре. Позади оставался микрорайон, а впереди… Впереди были Гаражи. А ещё дальше – равнина.
«Ну и ладно, переночую в Гаражах» - решил он.
«Гаражи» - так назывался район, состоявший из отчасти заброшенных, отчасти используемых гаражей. Используемые гаражи были расположены ближе к жилому микрорайону. Остальные, заброшенные, находились дальше. Это было одно из самых опасных мест в городе. Изредка там, недалеко от микрорайона, играли ребята. А вглубь заброшенных гаражей опасались ходить даже взрослые. Редко, с краю, милиция просматривала гаражи, но дальше двух-трех рядов не заглядывала. Ходили слухи, что там живут бродяги, наркоманы.
Антошка, задумавшись, шёл вглубь гаражей. Пока тишина вокруг не заставила его оглядеться. Гаражей было много и, судя по тишине, он ушёл далеко от микрорайона.
И он был здесь один. Совсем!
Тошка бросился искать дорогу. Но в темноте, среди множества похожих гаражей, разве это возможно? Он долго ходил, но в конце концов ему показалось, что он просто ходит по кругу. В изнеможении он присел на какой-то ящик.
«И вот как теперь отсюда выбраться?.. Дождусь утра…» - даже думать сил уже не было: Тошка откинулся на прохладную железную стену и закрыл глаза. И даже почти уснул, как вдруг какой-то шорох разбудил его. Он прислушался, и услышал разговор двух людей.
Первый:
- Смотри тут кто. Увидит же.
Второй ответил как-то неопредёленно:
- Не расскажет.
Они стали шептаться еще тише, и Тошка не мог разобрать их слов, но от этого шёпота становилось не по себе. Он хотел вскочить, как вдруг его крепко схватили за руку. Тошка дёрнулся:
- Пусти!
- Тихо ты, пойдем!
- Куда?!
- Куда надо!
- Да вам от меня нужно?! Я вас не трогал!
- Чтобы молчал…
- А кому мне говорить?!
Парни снова зашептались. « Нахальный…» - «Нельзя его оставлять тут, увидит…» Он дёрнулся, пытаясь высвободиться, как что-то тяжёлое ударило его по голове. В глазах потемнело…
Когда он пришёл в себя, его уже куда-то тащили. В нос ударил резкий и отвратительный запах перегара. Тошку замутило.