Страница 31 из 93
ханьском дворе, как следствие неумеренных амбиций семей императриц, достигли апогея. Только У-ди предложил способ, каким бы жестоким и беспощадным он ни был, для преодоления этой опасности. Когда он, наконец, выбрал наследника, то приказал казнить мать молодого принца. С помощью такой суровой превентивной меры он пресек подъем к власти членов семьи императрицы-матери. Его преемники, более гуманные или же менее дальновидные, не возобновили этот жестокий обычай. Семьи императорских жен вновь быстро достигли высот власти, пока, наконец, семья Ван, уже более тридцати лет доминировавшая при дворе, в лице Ван Мана не узурпировала трон в 9 году н. э. Узурпатор вскоре обнаружил, что авторитета, которым его семья обладала в столице, в провинциях, где по-прежнему были многочисленны и популярны младшие ветви ханьского дома, нет и в помине. Появились претенденты на престол, получившие большую поддержку, и началась разрушительная гражданская война. Она закончилась в 25 году с восшествием на престол императора Гуан У-ди, основателя Поздней Хань, который перенес столицу в Лоян, ибо Чанъань, прежняя столица, лежала в руинах. Новому императору уже после этого пришлось подавить несколько мелких восстаний, в том числе и восстание Краснобровых, первого из постоянно возникавших полумистических-полубандитских тайных обществ, часто получавших широкую народную поддержку во время смуты. Когда, наконец, Гуан У-ди удалось восстановить мир, империя была настолько истощена, что император запретил употреблять слово "война" в своем присутствии. Только когда его сын и преемник Мин-ди (58-77) правил уже несколько лет, китайский двор вновь обратил внимание на Туркестан и западный мир. Как и прежде, причиной возобновления контактов стало начало войны с сюнну. Хотя северные и южные сюнну по-прежнему были разделены и враждовали друг с другом, последовавшая вслед за узурпацией трона Ван Маном смута оставила границу открытой рейдам и набегам, чем кочевники не преминули воспользоваться. В 73 году Мин-ди отправил армии в земли сюнну, и китайская стратегия, как и раньше, была направлена на их западный фланг. Было признано необходимым, чтобы туркестанские царства вновь вошли под китайский сюзеренитет. Прошло уже более 65 лет после последних контактов Китая с западом. Поэтому полководцы, возглавлявшие поход против сюнну, были плохо информированы о ситуации в долине Тарима. В 73 году главнокомандующий отправил одного из своих подчиненных во главе посольства в эти царства, чтобы заключить союзы, и, при возможности, достичь признания ханьского сюзеренитета. Этим подчиненным был Бань Чжао, самый знаменитый из когда-либо посылавшихся в Туркестан администраторов, человек, продолживший начатое за 211 лет до него Чжан Цянем дело и на этот раз доведший его до успешного конца. Полный рассказ о его тридцатилетних приключениях на западе не может быть приведен здесь, но события первого путешествия дают представление о его методах и характере. Бань Чжао, сопровождаемый одним гражданским чиновником и лишь тридцатью шестью воинами, первым делом отправился в Шэньшэнь (Лоулань) в районе Лобнора. Поначалу китайцам был оказан хороший прием, но спустя несколько дней отношение к ним правителя Шэньшэня изменилось. Члены посольства приписали такую холодность переменчивой природе центрально-азиатских народов, но Бань Чжао, знавший, что за долгие годы отсутствия китайского влияния здесь хозяйничали сюнну, предположил, что изменившееся отношение правителя стало следствием присутствия посланника шаньюя. Бань Чжао, сразу же отыскав начальника, которому было поручено заботиться о китайском посольстве, и напустив на себя угрожающий вид, как будто он уже знал всю правду, потребовал сообщить о местонахождении посланца сюнну. Шэньшэньский чиновник, поверивший этому притворству, признал, что шаньюй действительно прислал посла три дня назад и что сейчас тот находится в десяти милях за городом. Бань Чжао решил раз и навсегда потрясти этих мелких царей своими решительными действиями. Он оставил чиновника в китайском лагере в качестве пленника и, взяв с собой тридцать шесть воинов и не сказав о своем плане китайскому чиновнику, своему спутнику, после наступления сумерек отправился в резиденцию посла сюнну. Расположив вокруг дома десять барабанщиков, Бань Чжао поджег деревянные здания, пока барабанщики изо всех сил били наступление. Сюнну, поверив, что их атакуют большие силы и не имея возможности рассмотреть в темноте и дыму противников, полуодетые выскочили из горящего дома и были убиты Бань Чжао и горсткой китайцев. Посол сюнну и тридцать его спутников погибли. Оставшиеся, полагая, что убежать невозможно, вернулись в дом и сгорели. Бань Чжао, не потеряв ни одного человека, спокойно вернулся обратно. Услышав об этом дерзком деле, китайский чиновник был очень обеспокоен, ибо боялся, что все заслуги Бань Чжао припишет себе. Бань Чжао держал свои планы в секрете. Он понимал, что в таких делах колебания и осторожность, свойственные гражданским лицам, сведут планы на нет. Он успокоил своего помощника, сказав: "Я не собираюсь приписывать всю славу себе, вы также будете упомянуты, когда мы будем докладывать трону". Его помощник был, таким образом, склонен на его сторону, а Бань Чжао получил аудиенцию у правителя Шэньшэня и показал ему голову посла сюнну. Тот, пораженный смелостью китайцев, сразу же согласился на союз, предложенный Бань Чжао, и послал своего сына в Лоян в качестве заложника. Развивая свой успех, Бань Чжао отправился в другие государства и дошел до Кашгара (Юйтянь) на западе. Везде он добивался цели благодаря своей твердости и силе характера. Однако этим остались довольны отнюдь не все министры при ханьском дворе. Существовала партия, противившаяся попыткам продвижения на запад, считая их бесполезными и дорогостоящими. В 76 году по их совету Бань Чжао отозвали, и его первая миссия не дала никаких положительных результатов. Когда он уезжал, народы Туркестана, уважавшие китайского посланника, восхищавшиеся его справедливостью и вполне довольные порядком и миром, которые ханьский сюзеренитет установил в их стране, были полны отчаяния и умоляли его остаться. Тем не менее, Бань Чжао покорно вернулся в Лоян, где в то время правил новый император Чжан-ди. Четыре года спустя Бань Чжао удалось изменить мнение двора, предложив императору вести политику, с помощью которой можно будет подчинить Хань весь запад, и при этом не потребуется ни китайской армии, ни доставки дорогостоящей провизии из Китая. Он заявил, что сможет использовать войска покорившихся государств против тех, кто еще не покорился, и что нескольких опытных воинов и командиров хватит для создания армии, которая легко подчинит целую страну. Император согласился дать ему возможность попытаться достичь этого. В течение последующих семнадцати лет Бань Чжао осуществлял свой план с неизменным успехом. Один за одним правители изъявили свою покорность, и вскоре вся долина Тарима находилась под мирным управлением китайского наместника. В 97 году, подчинив последнего непокорного царя, Бань Чжао вместе с 70 тысячами воинов пересек горы Тяньшань и беспрепятственно подошел к берегу Каспийского моря. Никогда ранее и никогда с тех пор китайская армия не подходила так близко к границам Европы. Огромные территории между Тяньшанем и Каспием подчинились китайцам без сопротивления. Более пятидесяти "царей" признали верховенство Китая и послали своих наследников в качестве заложников в Лоян. Став лагерем на берегу Каспия, Бань Чжао отправил Гань Ина разузнать о западном мире. Прежде чем говорить о посольстве Гань Ина, необходимо сказать о ситуации на Ближнем Востоке в 97 году. Многое изменилось с тех пор, как Чжан Цянь впервые установил контакты с эллинистическим миром. На первый взгляд удивительно, что Бань Чжао не встретил сопротивления в странах, граничивших с Парфянской империей и в то время подчинявшихся "Царю царей". Но в Парфии тогда был внутренний кризис, о котором мало что известно. Царь Пакор вынужден был бороться с несколькими претендентами на престол на протяжении своего правления, и это, без сомнения, в немалой степени способствовало легкому успеху Бань Чжао. К западу от Парфии был Рим, империя, о которой в Западной Азии мало что было известно во времена Чжан Цяня. Римская империя в то время находилась на вершине могущества. Две великих мировых империи, ханьскую и римскую, разделяли теперь только Каспийское море и армянские горы. В "Истории Поздней Хань" есть описание западного мира, составленное, несомненно, на основе доклада Гань Ина по его возвращении в ставку Бань Чжао. Относительно идентификации стран, которые посетил китайский посланник, существуют большие разногласия, но в ходе недавних исследований, базирующихся на представленных в "Истории Поздней Хань" указаниях, было установлено, что Гань Ин достиг берегов не Персидского залива, а Черного моря. После посещения Аньси (Парфии), которую он описывает как густонаселенную страну со многими городами и деревнями, Гань Ин дошел до берега "Великого моря", предположительно около нынешнего Батуми. Его целью была Дацинь, то есть Римская империя. Однако моряки в порту предупредили его об опасностях путешествия: "Море очень широкое. С попутным ветром его можно пересечь за три месяца, но если ветер противный, путешествие может занять два года. К тому же, в этом море есть что-то такое, что вызывает в людях сильную тоску по родной земле, и многие умирают от этого. Поэтому те, кто садятся на корабль, берут с собой запасов на три года. Если ханьский посол хочет забыть о своей семье и своем доме, он может отправляться". Гань Ину изменила храбрость, когда он услышал такое, и отправиться дальше он не решился. Трудно усомниться в том, что парфяне намеренно сбили с толку китайского посланника, опасаясь, что отношения между Китаем и Римом приведут к созданию союза двух великих империй. Завоевания Бань Чжао должны были казаться тревожным предзнаменованием, а относительно враждебности Римской империи не