Страница 28 из 93
монополию на соль и железо и уравнительные цены серьезно уменьшит снабжение границы и нанесет ущерб нашим военным планам. Я не могу благожелательно смотреть на предложение, столь бессердечно решающее пограничный вопрос". Этим практическим аргументам ученые могли только противопоставить затасканную конфуцианскую догму, что добродетель правителя сразу же излечит государство от болезней и усмирит врагов. Они заявили: "Вашему величеству следует только проявить свою добродетель по отношению к ним и распространить на них свои милости, и тогда, без сомнения, они по своей воле придут, чтобы возложить дань у Стены". Неудивительно, что Сан Хун-ян в негодовании воскликнул: "Ваши ученые мужи в своих уверениях пытаются либо достичь высот Неба, либо проникнуть в бездну. Затем они попробуют, и вполне безуспешно, сравнить управление делами в маленькой деревушке с великим делом страны. Они определенно доказали, что не могут участвовать в дискуссии". Хуань Куань расширил дискуссию и использовал текст, чтобы подробно изложить конфуцианские взгляды на мораль и государственную политику, но, похоже, Сан Хун- ян говорил убедительнее, ибо монополия не была отменена. Действительно, министру удалось отстоять свою точку зрения, ибо, как бы гуманно ни должен был править конфуцианский идеальный правитель, варваров едва ли можно усмирить правительственными наставлениями. Ничто лучше не показывает пропасть, разделявшую людей нового типа, выдвинутых изменениями в обществе и государстве, и ограниченных ученых старой традиции, чем дискуссия о соли и железе. Был один вопрос, который чиновники-ученые так и не смогли понять до конца. Экономический кризис мог быть преодолен не цитированием Конфуция, а новыми и смелыми реформами, начатыми выходцем из торговцев, класса, которому до этого времени запрещалось занимать какие-либо посты. Сан Хун-ян и его сподвижники осознали экономическое единство новой империи и необходимость выработки политики, учитывающей интересы всего государства, а не ограниченной территории феодального удела. Промышленность и торговля, так же, как управление и государственная оборона, должны были быть приспособлены к широким горизонтам централизованной империи. Феодальная экономическая система, как и политическая, для этого более не подходила.
Глава VIII. Ханьская экспансия и открытие Запада
Вплоть до самого конца феодальной эпохи китайская цивилизация находилась в изоляции, не прерываемой никакими прямыми контактами с другими культурами. Ограниченная с севера непокорными кочевниками монгольских степей, отрезанная от Индии покрытыми непроходимыми лесами горами и малярийными долинами приграничных бирманских земель, цивилизация Срединного государства шла по своему собственному пути, развивая те особенности и непреходящие ценности, которые до сего дня остаются отличительной чертой китайской культуры. Великие преобразования, разрушившие социальную и политическую структуру Древнего Китая, подготовили почву для новой эпохи завоеваний, открытий и экспансии, когда Китай превратился в мировую державу, доминирующую в Восточной Азии. Внешняя политика императоров теперь охватывала более обширную территорию. Объединенная китайская империя вскоре вступила в отчаянную и продолжительную борьбу с варварами севера. Детали этих войн, всего лишь одного из этапов в вечном противостоянии пустыни и пашни, не столь важны, но последствие длительной вражды - открытие Китаем Запада - имело для истории культуры Восточной Азии первостепенное значение. В правление императора У-ди (141-87 до н. э.) война с сюнну превратилась в отчаянную схватку, потребовавшую от китайской империи напряжения всех сил. Сюнну, тюркский народ, как позволяют предположить некоторые следы их языка, сохранившиеся в китайской транслитерации, отождествлялись с теми самыми гуннами, нашествие которых потрясло Европу в IV веке. К середине III века до н. э. этот народ достиг такой степени единства и организации, которая позволила ему стать серьезной угрозой для китайских царств, находящихся к северу от Желтой реки. Кочевники отличались от китайцев обычаями, религиями, пищей - практически во всех отношениях. Поэтому китайцы считали их существами с "сердцами зверей", имеющими мало человеческого. Тем не менее, сюнну отнюдь не были такими примитивными, как можно предположить, опираясь на яркие выражения китайских историков. Они подчинялись единому вождю, шаньюю - титул, который китайцы считали эквивалентным императору. Ниже шаньюя было двое правителей, Правый и Левый - запада и востока соответственно, и такая идентификация правого и левого направлений с западом и востоком до сих пор в ходу у тюрков. У правителей в подчинении находились чиновники, организованные в некоторое подобие категорий, и, наконец, командиры "тысяч", "сотен" и "десятков". Их нормы жизни, о которых китайцы всегда говорили с ужасом, включали в себя обычай, по которому сын брал себе в гарем всех жен умершего отца, за исключением собственной матери, а также всех жен братьев. Поскольку сюнну были кочевниками, они не возделывали землю и не строили постоянных поселений. Пищей им служили, главным образом, мясо и молоко, что китайцы, наполовину вегетарианцы, считали отвратительным. В первые годы ханьской династии императоры, получив в наследство измотанное войнами и смутами периода трансформации государство, склонны были проводить пассивную оборонительную политику по отношению к сюнну, пытаясь защищать Великую Стену и охранять границы, а также достичь мира, посылая шаньюям шелк и другие предметы роскоши, недоступные в степях. С восхождением на престол энергичного и волевого У-ди политика изменилась. Новый властитель посчитал, что империя набрала сил, процветает и перенаселена. Прекращение внутренних войн, урезанная власть владетельных принцев из императорской семьи и возросший престиж трона - все это давало возможность начать экспансию и завоевания, за что он и был удостоен посмертного храмового имени "У-ди", "воинственный император". Когда он сел на трон (141 год до н. э.), ханьская империя занимала всю территорию, ныне называемую Северным Китаем, вплоть до Великой стены, за исключением отдельных западных районов провинции Ганьсу. К югу от Янцзы она включала в себя только провинции Сычуань, Хунань и Цзянси, а также небольшие части провинций Аньхой и Цзянсу. Горные земли к западу и плато юго-западных провинций занимали туземные племена, из которых лишь немногие достигли какого-то уровня цивилизации. Исключение составляло лишь царство Дянь, расположившееся на берегу озера Гуньян со столицей около нынешнего Юннаньфу. Дянь было завоевано чуским Вэй-ваном (339-329 до н. э.), который послал полководца, чтобы усмирить горные земли. Когда наступление Цинь отрезало Чу от его западных провинций, полководец, обнаружив, что линии сообщения прерваны, перебрался на плодородное и хорошо защищенное плато Юннаньфу и правил как независимый властитель. Его преемники вместе с потомками тех китайцев, что входили в изначальную армию, вплоть до этого времени владели этой изолированной территорией. Юго-восточное побережье, от Ханчжоу до Дэнцзина на юге, при императоре У-ди было поделено между тремя царствами: Юэдунхай (Чжэцзян), Миньюэ (Фуцзянь) и великим государством Наньюэ, в которое входили нынешние провинции Гуандун и Гуанси, а также Дэнцзин и северный Аннам. Наньюэ было завоевано Цинь Ши Хуан-ди, но после падения циньской империи китайский главнокомандующий провозгласил себя правителем Наньюэ и перестал подчиняться китайским императорам. У-ди вначале не обращал внимания на южные царства, ибо в 135 году до н. э., по совету одного из своих полководцев, он попытался заманить шэньюя и его армию в ловушку около Маи, "города лошади", пограничного поста на Великой Стене в северной Шаньси. Шаньюй, по счастливому случаю в последний момент узнав об опасности, ушел со своим войском. Этот случай стал причиной нового витка взаимной враждебности, не прекращавшейся на протяжении всего правления У-ди и его ближайших преемников. Изменчивость фортуны этой борьбы нам не интересна. Китайцы, развивая новую тактику войны, в которой наибольшую роль играла конница, чаще добивались успеха, хотя их победы перемежались с разгромами, когда целые армии, окруженные лихими всадниками из пустыни, вынуждены были сдаваться. Значение войн с сюнну в том, что они непосредственно привели к открытию китайцами Запада, а косвенно - к завоеванию южных царств и к их окончательному включению в состав империи. В ходе одной из кампаний китайцы узнали от пленников-сюнну о существовании на западе народа даюэчжи, полностью разгромленного сюнну в 165 году до н. э. и бежавшего на запад. В 138 году до н. э. император решил попытаться найти даюэчжи и уговорить их возобновить войну против сюнну при поддержке Хань. Для посольства в неизвестные земли он выбрал человека по имени Чжан Цянь. Благодаря своему умению назначать чиновников император нашел идеально подходящего для такого рискованного предприятия человека. В 138 году до н. э. Чжан Цянь вместе с сотней сопровождающих отправился в путь от западной границы Ганьсу. Там он сразу же был захвачен дозорами сюнну и пробыл в плену десять лет. В течение этого долгого срока посланник не забывал о порученном ему деле и ждал своего часа. Наконец, когда сюнну, решив, что он забыт императором и доволен жизнью кочевника, перестали пристально стеречь его, отважный китаец бежал с частью свиты и женой, которую нашел себе за долгие годы плена. Чжан Цянь отправился на запад, к даюэчжи, а не в Китай. Он достиг долины Или, где узнал лишь, что даюэчжи выбиты с этих земель усунями, кочевниками, принадлежавшими, возможно, к киргизской ветви. Неустрашимый Чжан Цянь отправился дальше, в царство, которое впоследствии китайцы назвали Даюань (или Давань), расположенное в Ферганской долине около Коканда. Там он узнал, что даюэчжи находятся еще дальше на юго-запад в землях между Амударьей и Сырдарьей. Пройдя такое огромное расстояние и столкнувшись со столькими опасностями, посол, дойдя до даюэчжи, увидел, что они совсем не хотят возвращаться на восток. Даюэчжи недавно вторглись и захватили земли Дася, вытеснив местное население к югу от Амударьи. Чжан Цзянь пробыл у них около года, и, увидев, что не сможет убедить их вернуться назад, отправился обратно в Китай, но, еще не достигнув границы, вновь был захвачен сюнну. Второе пребывание в плену продолжалось около года, после чего Чжан Цянь, воспользовавшись переворотом в стане его похитителей, снова бежал, и в 126 году до н. э., после двенадцатилетнего отсутствия, вернулся в Чанъань вместе со своей женой-кочевницей и одним из тех ста спутников, с которыми покидал Китай. Значение этого путешествия очевидно, ибо земли, которые посетил Чжан Цянь, называли греческими именами. Даюань - это нынешняя Фергана, греческая Согдиана, а Дася - Бактрия. Эти страны, завоеванные Александром Македонским, позднее стали независимыми, и в них правили династии, основанные греческими авантюристами. Незадолго до путешествия Чжан Цяня бактрийская династия Эвтидемидов, захватившая большую часть Индии, сама была свергнута в Бактрии Эвкратидом, греческим полководцем. В 145 году до н. э. его сын Гелиокл совершил, в свою очередь, вторжение в Индию, где еще правили потомки свергнутой династии Эвтидемидов. Четыре года спустя, в 141 году до н. э., парфяне попали на Бактрию, а позднее (точная дата неизвестна) бактрийское греческое царство Гелиокла было сокрушено нашествием кочевников. Этих кочевников греческие авторы называли "азии" или "азиане" и отождествляли с даюэчжи, которых в 128 году до н. э. Чжан Цянь нашел хозяевами Бактрии. Таким образом, завоевание греческого царства произошло между 141 и 128 годами до н. э. Даюэчжи жили на западных границах Китая и после поражения от сюнну бежали дальше на запад. Греки их также называли "тохары", а индийцы - "тухара". Позднее в Индии они были известны как "кумане". Возможно, это было уже смешанное племя, в котором доминировали азии, а тохары занимали подчиненное положение. Есть некоторые свидетельства о том, что последние пришли на восток от границ Европы и говорили на языке, сходном с итало-кельтским. Когда Чжан Цянь достиг Бактрии, кочевники только-только завоевали страну, поэтому возможно, что городские жители, которых он описывает, были