Страница 12 из 19
Крепче прижала девочку и повернулась, как бы защищая её от брюнета, грозно нахмурила брови и вообще сделала зверское лицо (ну а что делать, если руки заняты и кулак не покажешь?).
Вздохнув, брюнет подержался за голову и, махнув рукой на дверь, вышел первым.
На дрожащих от усталости и напряжения ногах я отправилась следом. Провожало нас, наверное, всё отделение полиции. На моделей на подиуме не пялятся с таким вниманием, как с каким разглядывали меня: в потрёпанной влажной одежде, лохматую, измотанную и с грязной девочкой в лохмотьях.
К счастью, девочка сообразила, что я не собираюсь её бросать, возле лестницы сползла с меня и взяла за руку. Иначе мы рисковали добраться вниз кубарем.
Брюнет шёл, не оглядываясь, но в его походке чувствовалась какая-то обречённость. В отделанном морёным деревом холле на первом этаже он развернулся (меня поразила мертвенная бледность его лица) и о чём-то переговорил с провожавшим нас «генералом», тот помотал головой и руками развёл.
Полицейские с незаметностью мамонтов устраивались вдоль стен, теснились, толкали друг друга, шептались. Девочка жалась к моим ногам. Брюнет так и стоял в середине холла, будто передумал меня забирать. А я уже настроилась на еду и ванну… И поспать бы не помешало. А лучше — домой.
Тяжко-тяжко вздохнув, брюнет дёрнул головой, вновь приглашая следовать за ним, и подошёл к двустворчатым дверям. Распахнул.
Подойдя, я в первый момент подумала, что неправильно запомнила положение выхода и это какой-то другой. Потом сообразила, что просто не опознала площадь перед полицейским участком из-за переполнявших её экипажей, запряжённых диковинной живностью: были тут и огромные динозавры, и восьмёрка мелких клыкастых динозавров, и существо, будто собранное из камней, и бык из заключённого в стеклянную оболочку пламени, и облако, и нечто из плетёной соломы.
Но более всех выделялась жуткая тварь, которую я имела сомнительное удовольствие видеть на мосту: коричневая в чёрных разводах хрень метра четыре в холке, на шести лапах, вся утыканная рогами (рога торчали даже на заднице), с тремя хвостами (конечно, и на концах хвостов рога, то есть шипы). Тело твари покрывали пупырчатые чешуйки, их цвет делал её похожей то ли на рогатую родинку, то ли на кучу не до конца переваренных репейников. Причём это ещё пялилось восьмью круглыми тёмными глазками (и ладно бы они в разные стороны были направлены, понятен был бы их функционал, а так все вперёд глядели). В общем, если такое ночью увидишь, можно ненароком и обмочиться.
Оторвав взгляд от чудища, я поняла, что все пассажиры экипажей, в основном почтенного возраста мужчины, смотрят на меня.
Ой, а я тут, кажется, звезда…
***
«Может, мне эмигрировать? — я разглядывал тёмные морёные двери и на улицу: ничего в них примечательного. — Потому что если жена министра тоже вернулась, лучше закопаться где-нибудь подальше… Хотя и это вряд ли поможет: руки у него длинные».
Голова снова раскалывалась: перед научным собранием я прямо порхал, а теперь стоял совсем без сил, руки и ноги казались неподъёмными.
Вот кто меня за язык тянул? Почему не проверил, действительно ли жена добралась до своего мира? А если бы она застряла по пути?
Полицейские перешёптывались, я буквально чувствовал их взгляды: конечно, столица не знала таких скандалов. Мне уготована роль хита сезона. Если разящий меч, он же министр внутренних дел, он же моими руками потенциально несчастный новобрачный, раньше меня не убьёт.
Хотя даже если убьёт, хитом я стану, только результата не увижу.
Мотнул головой, приглашая дорогую супругу следовать за мной, и распахнул двери.
Преследовавшие меня всю дорогу учёные мужи собрались в полном составе, ещё и знакомых по пути прихватили.
Ну что, мне не привыкать к эпатажу. Вскинул голову, шагнул к краю верхней ступени. По этикету надо бы жене руку подать, но… Поворачиваться к ней страшно, не то что трогать: мало ли какие болезни в их мире существуют, да и в нашем она могла что-нибудь подхватить, судя по тому, что её выловили среди попрошаек. Спасибо ещё, в протокол её имя не вписали — всё позора меньше.
— А вот и наш глава рода без супруги, — осклабился секретарь научного собрания.
Я неторопливо и свободно спускался с лестницы, чтобы девочка, а с ней и жена не отстали. Конечно, это было только начало:
— Что же вы так поспешно прервали свою речь, коллега?
— Да-да, мы только вошли во вкус.
— Мы бы желали внимательно ознакомиться с доказательствами вашей теории.
— А вы изволите продолжить практические исследования в этом направлении и познакомите нас с результатами супружеской жизни без жены?
На этот раз они совершенно не по-длорски рассмеялись. Можно подумать, мы в закрытом клубе, а не на площади, вокруг которой полно зевак из простолюдинов.
Остановился внизу лестницы. За смехом не было слышно шагов супруги, пришлось обернуться, и ужас осознания ситуации снова меня накрыл. Рыжая особа спускалась, ничуть не смущаясь своего непотребного вида.
А вдруг в их мире такой облик — норма, и мне не удастся переубедить её (ох, надо ещё вопрос с пониманием языка решить) помыться и одеться соответствующе? Во что она превратит мой дом? И вообще её штаны выглядели до ужаса развратно, обтягивали бёдра так, как не каждые панталоны охватывают. И это — у всех на виду. Да и верхняя одежда была без корсета, совершенно вызывающе липла к грудям, у меня аж между ног потеплело. Повернулся к двуколке.
Наш самый учёный муж, министр науки и новых технологий Смуз, приподнялся на своей пролётке, оглядывая женщину за моей спиной:
— Продажные девки с Тёмной улицы выглядят приличнее твоей жёнушки. Ах, да, она же, как говорят, на той улице и обреталась, пока облаву не устроили.
В глазах потемнело, чуть не споткнулся: какая бы моя жена ни была, так говорить о ней никто не смеет!
Ярость клокотала в груди, но я усмехнулся, глядя ему в лицо и приподнимая брови, мысленно воззвал к магии своей химеры, отвлекая всех разговором:
— А вы помните, как они выглядят, многоуважаемый длор Смуз? Насколько я понял по вашим многолетним посещениям доктора Вийона, девушки, даже самые неприличные, вам больше не нужны.
Краснота набегала на него медленной, яркой волной. В химере тем временем завершился активированный процесс, она распахнула повёрнутую к Смузу пасть и чихнула. Почётного научного мужа, министра по совместительству, окатило двумя вёдрами соплей из серы.
На площади воцарилась мёртвая тишина.
Что-то последнее время у меня входит в привычку заводить среди министров врагов.
— Простите, уважаемый длор. — «Сокрушённо» покачал головой. — Видимо, в нос ей что-то залетело. Не догадался вставить носовые пластины при создании, теперь такие казусы случаются. Вы бы поосторожнее, коллеги, если это приступ аллергии, зачихает всех.
Изображая смущение и готовность снова чихнуть, химера отступала в сторону и переводила взгляд с одного почтенного длора на другого. Те норовили сдвинуться.
Смуза объяло очистительным пламенем. Это он зря, конечно. В «соплях» расплавились гранулы, и над министром науки и новых технологий заклубился вонючий дым, охватил пролётку, его огненного быка.
— Идиот! — прокашлял Смуз. — Мальчишка! Так и не повзрослел, гадёныш мелкий.
— Да что вы, это чистой воды случайность, — самым искренним образом уверил я (хотя после стольких вёдер краски, сколько моими стараниями упало на него с Башни злых духов, всё равно не поверит). — У химеры аллергия на… чешую.
Соседям не хватало выдержки тактично сносить вонь, они тянули поводья, экипажи сталкивались, динозавры клекотали, заметались испуганно, а, нюхнув дымка, — заметались в упряжках.
У меня голова прошла, всего переполнило бодростью.
Началась сумятица, едкий дым охватывал зверьё и пассажиров, которые, оказывается, знали много дурных слов. Над площадью громыхало моё славное имя, повторяемое несколькими десятками самых почтенных голосов.