Жена из другого мира

Анна Замосковная. Жена из другого мира

Глава 1

о рту, заглушая жжение в горле, полыхнул обжигающей мятой Холс. Отбрасывая обёртку и чек из аптеки в урну, открыла дверь в подъезд, опять проклиная этот адски неудачный день: проспала, промокла под дождём, покуковала в двух сломавшихся на рейсе маршрутках, в бухгалтерии уронила горшок с кактусом, схлопотала от девушек недавно впечатлившее их китайское проклятие «что б тебе жить в интересное время», порвала любимые джинсы (хорошо, они «драные», не так заметно), промаялась с головной болью и першением в горле, порвала бисерную фенечку, подарок ещё со школы, обнаружила у себя температуру, была отправлена домой, теперь любимую секцию пропущу. Ещё и телефон на работе забыла. Ну что за день, а?

Цепляясь за перила, с трудом поднимала ноги. Родной второй этаж вдруг оказался как-то слишком высоко, а рюкзачок за спиной — неожиданно тяжёлым. Ступень за ступенью преодолела скрипящую песком под кроссовками лестницу. Ослабшие руки отказывались снимать рюкзак, искать в нём ключи.

Привалившись лбом к мягкой обивке новой двери, люто жалела, что Павлик сегодня на подработке: вот бы завалиться в кровать, и чтобы он чай горячий с лимоном приготовил, и градусник дал, и одеялком укутал.

Лимона, правда, нет, и телефона тоже, чтобы позвонить и попросить купить по пути домой. Наконец нащупала среди спортивной одежды и кроссовок клыкастую черепушку брелка и вытянула связку из трёх ключей. В новый замок ключ вошёл не в пример мягче, чем в старый, и провернулся бесшумно. Дверь тоже открылась бесшумно, и на меня плеснулся частый скрип койки и недвусмысленные охи.

Сердце ухнуло куда-то в неизвестность, руки повисли, и рюкзак тихо плюхнулся вниз. Горло перехватило невидимой сильной рукой. Вдохнуть не получалось, будто в полусне я шагнула вперёд.

Возгласы страсти стегали плетьми, я шла сквозь светлую прихожую, вздрагивая в такт им и скрипу кровати.

«Нет, только не это. — Меня будто замораживали изнутри. — Может, он кому-нибудь ключи дал, попользоваться разрешил…»

Но здравая часть разума упорно отмела надежду: брезгливый Павлик никому бы не позволил воспользоваться нашей кроватью для такого. В прихожей стояли его туфли. И светлые босоножки на шпильках.

Сквозь рифлёное стекло двери в спальню проглядывала светлая, скачущая фигурка.

Протянула руку. Сердце ёкнуло, предупреждая, что если открою дверь — пути обратно не будет. В груди разливалась боль. С силой распахнула створку.

Воздух из груди вышибло, точно ударом: верхом на Павлике скакала Светка, потряхивая силиконовыми сиськами, на увеличение которых я одалживала деньги. Моё лицо свело судорогой. Увидев меня, Светка ойкнула, хитро, с надеждой глянула на округлившего глаза Павлика.

А я не знала, что сказать.

Моргнула. Скрестила трясущиеся руки на груди.

— А ты почему не на секции? — сипло спросил Павлик.

— А ты почему не на подработке? — тихо спросила я.

Наконец Светка отклеилась от него и, обернувшись покрывалом, двинулась на меня, но я стояла в дверях, и она благоразумно сохранила дистанцию. Впрочем, мне было так холодно, что я ничего не могла бы ей сделать.

Так мы и застыли. Самое фиговое — Павлик не прятал взгляд и не выглядел виноватым, скорее даже злился. Ну конечно, помешали получить удовольствие.

Мы продолжали чего-то ждать. Нервно заправив за ухо осветлённую прядь, Светка опустила густо накрашенные ресницы:

— Саш, пропусти, пожалуйста.

Механически отступила в сторону. Светка подхватила игривое бежевое платьице, набитую косметикой сумочку и кошачьей походкой от бедра двинулась на выход, оставив в постели кружевные трусики и бюстгальтер.

А Павлик смотрел ей вслед жадным, восхищённым взглядом.

Высокая и гибкая, как пантера, она прошла мимо, обдав меня ароматом духов и запахом моего мужа, и с потрясающей наглостью свернула в ванную комнату. В приоткрытую дверь было видно, как она поправляет светлые, идеально уложенные даже сейчас волосы, оглаживает четвёртого размера груди с торчащими сосками.

Меня замутило. Шагнула в спальню и захлопнула дверь. Стекло зазвенело.

— Почему? — только и могла спросить я.

Презрительный, оценивающий взгляд Павлика резал сердце, выбивал из колеи, и замораживал, замораживал ещё сильнее, хотя это казалось невозможным. А я стояла перед ним и ждала, хотя всё уже безвозвратно уничтожено и даже в ответе смысла нет.

— А ты не понимаешь? — Павлик взял с прикроватной тумбочки тонкие дамские сигареты Светки и закурил, нарушив (вероятно не впервые) данное мне обещание больше не вдыхать всякую никотиновую дрянь. Дым от первой затяжки на миг прикрыл его лицо, в следующий Павлик тлеющей сигаретой указал на меня и как бы обвел по контуру. — Ты в зеркало себя видела?

Плотнее стиснула скрещённые руки, да так крепко, что подвеска с черепом больно вдавилась в предплечье и грудь.

— Джинсы, все эти твои детские фенечки, воронье гнездо на голове, кроссовки и майки с тупыми надписями были милы, когда тебе было пятнадцать, даже в восемнадцать это выглядело ничего, но теперь, Саш… — Он поморщился. — Ты же взрослая женщина, а выглядишь как какая-то гопота из подворотни. Мне стыдно с тобой на людях появляться.

Дыхание перехватывало от каждой его фразы. И была растерянность — всепоглощающая, парализующая:

— Тебя же… устраивало.

— Разве? — Хмыкнув, Павлик снова затянулся. — Разве я тебе не намекал много раз, разве прямо не говорил, что пора остепениться.

— На твои корпоративы я всегда надевала платья…

— Редкие дни, когда ты была похожа на нормальную женщину, а мне такая нужна постоянно. С аккуратной укладкой и маникюром, накрашенная, в юбках или платьях. А ты какая-то неправильная, Саш. Посмотри на Светика, вот она даже под нож не побоялась лечь, чтобы соответствовать, а ты? Ты же знаешь, как я люблю большие сиськи, но даже пуш-апом не хочешь пользоваться.

Напоминание Светкиных обновлённых сисек было как удар под дых. Но вместе с этим вспомнился документальный фильм о подробностях процедуры, и это выбило меня из оцепенения, я будто заново увидела курящего в нашей кровати Павлика и себя с опущенными руками.

— Так что не надо смотреть на меня, будто я в чём-то виноват, — продолжал добивать Павлик. — Я мужчина, и это естественно, что я хочу видеть рядом с собой настоящую женщину, а не особь неопределённого пола.

Лёд в моей груди выпустил шипы и холодную ярость.

«Убью, — меня начало трясти. — Я его сейчас убью».

Толкнула дверь, — БАМ! — вскрикнувшая Светка отскочила в сторону и потирала лоб, а я застыла, стискивая кулаки, ошарашено глядя на неё, завёрнутую в моё махровое с Вини-Пухами полотенце, подаренное покойной мамой.

— Не смей! — Вцепилась в край полотенца, судорожно вытряхивая из него Светку. — Не смей! Моё!

Она отшатнулась, силиконовые шары подёргивались, но Светка даже не пыталась прикрыться, захлопала огромными ресницами:

— Павлик, она… она… — Направила на меня наманикюренный ноготь. — Она меня обижает.

Дрожа от гнева и боли, я стояла посередине прихожей и прижимала к груди (первый размер, ничего выдающегося) ещё влажное полотенце. Я не знала, куда деваться, мозг отказывался работать, зациклившись на бесконечном воспроизведении обвинений Павлика, особенно на его последнем: «Я мужчина, и это естественно, что я хочу видеть рядом с собой настоящую женщину, а не особь неопределённого пола».

Разве не он говорил, что любит меня? Разве не он говорил, что я у него лучшая? И что теперь? Как теперь?

Светка бочком-бочком перебралась в спальню, послышался тихий шёпот, резкий ответ Павлика:

— Квартира в общей собственности, так что тебя выгонять она не имеет права.

Руки задрожали. Эти слова Павлика, ситуация, мои чувства — всё это никак не вставало в голову, не помещалось, резало.