Страница 9 из 21
Оно всё так же лежало в мойке. Разумеется. Куда оно денется.
Может, денется куда, а?
Я вышла из кухни, прошлась по квартире, посмотрела в окно, вернулась на кухню.
Честное слово, лучше бы отправилась за священным Граалем.
После помывки мясо симпатичнее не стало. Я положила его на разделочную доску и принялась делить на части. Это оказалось не так-то просто, но я его всё же разрезала — точнее, распилила, нож попался тупой. Что ж. Было у меня одно большое мясо — стало много маленьких мяс. Что дальше-то? Понятно, что — жарить. Проще простого: берём сковородку, наливаем растительное масло и ждём, пока оно подогреется. Готовить — это не так уж и сложно!
Раз я уже научилась, то надо приготовить что-нибудь более изысканное. Забила в поисковике: «Блюда из мяса». Азу, рагу, бефстроганов… Более трёх с половиной миллионов результатов. Как много-то… Ну ладно, ладно, просто пожарю. Только, раз уж зашла в Интернет, то проверю почту. И заодно уж и в аську зайду. И проверю новости vkontakte. Я быстро.
Тут мой взгляд упал на нижний правый угол монитора. Что?! Надо срочно возвращаться на кухню, масло уже минут десять греется!
«Наверное, уже очень хорошо прогрелось», — подумала я и осторожно положила на сковородку один из кусков. И тут произошло что-то странное. Кусок мяса, попав в раскалённое масло, воспламенился. Пока я размышляла, почему так получилось, пламя поднялось уже почти до кухонной вытяжки. Перспектива погибнуть в огне не казалась радужной, поэтому я набрала воды в кружку и вылила на сковороду. Пожар предотвращён.
Второй кусок не воспламенился, а весело зашкворчал, разбрызгивая во все стороны горячее масло. При любой попытке подойти ближе капли жира попадали на одежду и кожу.
Тогда я взяла крышку от кастрюли и, защищаясь ей как щитом, перешла в наступление. Кое-как перевернув мясо, отбежала на безопасное расстояние.
Как называется это блюдо, когда мясо просто пожарено? Отбивная? Тогда стоило его отбить. Посолить, кстати, тоже бы не мешало… И приготовить гарнир.
Пошарив под мойкой, я наткнулась на ящик с картошкой, но первая же извлечённая оттуда картофелина оказалась покрыта щупальцами, как лавкрафтовский Ктулху. Мрак. Осторожно положив мутировавший овощ на место, я подумала, что и без гарнира будет неплохо… Да какая разница! Я приготовила обед! Повелительница сковородок, королева ножа и вилки — я, Мила Антонова, прошла обряд инициации!
Ощущение было волнующим.
Схватив со стола мобильный телефон, набрала мамин номер. Пусть знает, какая у неё взрослая самостоятельная дочь!
…Только надо бы кухню проветрить. И выкинуть этот уголёк с первой сковородки.
Глава 4
Ориентируясь только на звук и в сотый раз убеждаясь, что не мешало бы сменить поднадоевший рингтон, я носилась по квартире в поисках телефона. Налетела на диван, больно ударилась ногой и, взвыв от боли, побежала дальше. Вот и телефон, ползёт по полке. Упал. Теперь по полу ползёт. Шлёпнувшись на пол рядом с мобильником, нажала на «принять вызов»:
— М-м-м?
Вместо ответа в телефоне раздалось какое-то бульканье.
— Лесь, я ни слова не могу разобрать.
— Ми-и-ил… Я пришла, а там… его нет… и… о-о-о…
— Ты дома? Мне приехать?
— Да-а… — различила я сквозь рыдания. — Только не вешай трубку. Разговаривай со мной.
И я говорила. Говорила, прижимая телефон к плечу и кое-как натягивая пальто. Говорила под обстрелом неодобрительных взглядов в маршрутке. Говорила даже тогда, когда нечего было сказать.
Я рассказывала ей, какого цвета сиденья в маршрутке, что в салоне не играет шансон, вообще никакая музыка не играет (радио, должно быть, сломалось), что я сижу прямо за водителем, справа от меня — дверь, с левой стороны сидит мужчина.
Этот мужчина, кстати, был не самым приятным соседом. Он широко расставил ноги, так что около двух третей меня висело в воздухе, не умещаясь на сиденье. Вдобавок мужчина положил обе руки на поручень, отгораживающий водителя от пассажиров — и, по-видимому, воображал себя едущим на мотоцикле. Изредка он с осознанием превосходства бросал в мою сторону презрительные взгляды. Конечно, у него же был мотоцикл.
— Не молчи, — попросила Леся, когда я всего на секунду умолкла, чтобы перевести дыхание. И я принялась сочинять какую-то дурацкую историю о старинном замке, куда приехала одна девушка, устроившись, как Джен Эйр, гувернанткой. Впрочем, Леське ни о чем не говорило имя Джен Эйр, и я ей сказала, что это как няня Вика из сериала нашего детства, только англичанка и с хорошим воспитанием (Шарлотта Бронте перевернулась бы в гробу, услышав мое описание).
— А хозяин замка был очень странный тип, он никогда не выходил из своей комнаты, — придумывала я на ходу, вызывая недоумённые взгляды сидевших рядом. — Девушка увидела его портрет и полюбила хозяина замка, но картина была настолько старой, что сотни трещинок паутиной рассыпались по прекрасному лицу юноши. Возьмите, пожалуйста, — протянула я водителю деньги за проезд. — Да, за одного. Спасибо. О чём я говорила?
— О портрете.
— Точно.
Мужчина слева неодобрительно косился в мою сторону. Не нравится — езжай на своём воображаемом транспорте. нечего занимать общественный! Отворачиваюсь от него, насколько это возможно, и продолжаю:
— «Должно быть, хозяин замка уже старик», — подумала девушка. И вот однажды ночью, услышав шум в коридоре, она вышла из комнаты. Перед ней стоял хозяин замка, молодой и… И прекрасный, как на портрете.
— Он был вампир? — всхлипнув, спросила Леська.
— Да, вампир. Лунный свет озарил… У торгового центра остановите, пожалуйста!
— Ну вот, теперь мы не узнаем, что там озарил лунный свет, — хмыкнул водитель.
— Бледное лицо юноши, обагрённое каплями крови, — скороговоркой выпалила я и вышла из маршрутки.
— Приходи ещё, сказочница! Я тебя бесплатно повезу! — крикнул водитель мне вслед.
Телефон разрядился. Надо быстрее бежать. Леська всегда очень волнуется, если кто-нибудь задерживается (а сама может приходить позже хоть на полчаса!)
К домофону подошел Кирюша, Лесин восьмилетний брат:
— О, Милка! Заходи.
Быстро поднимаюсь по лестнице. Неужели чуть больше года назад я жила в таком же доме с чистым подъездом? Светло-бежевые, без единой надписи, стены. И цветочки на окнах стоят. Тут я вспомнила о букете лилий и подумала, что цветочки и у нас есть.
На пороге уже встречает Кирюша. Вернее, просто повисает на мне, едва не опрокинув на пол. Он замечательный. Но Леська говорит, что, будь у меня младший брат, я бы поняла, как трудно с ними бывает.
— Я тоже тебе рада, но ты тяжёлый, — говорю, смеясь и отлепляя его от себя. Пока разуваюсь, тащит прямо в коридор свои новые игрушки. Пихает мне в руку какой-то пластмассовый череп без верхней части черепной коробки. Там, где должен быть мозг, подрагивает отвратительная беловатая масса.
— Что за мерзость? — спрашиваю.
— Это моя девушка! — захлёбываясь от восторга, объясняет Кирюша. — Если ей на голову натянуть леськины колготки, получаются косы! Давай покажу.
— Подожди, что это у неё… Внутри?
— Мозг!
— Вижу, что мозг. Из чего он?
— Из омлета!
— Вот как. А родители не против?
— Да нет, я его ещё позавчера туда положил. Мил, нарисуй мне трансформера? Или рыцаря. Я сейчас принесу альбом. У нас в школе одна девочка, Женя Сазонова, сказала, что я ей нравлюсь, а у самой брекеты на зубах, вот такенные! У самой брекеты, а такое говорит. Они блестят. Она нравится Андрюхе Вольскому. У Андрюхи есть свой компьютер, а меня к компу Леська не пускает, говорит, я ей что-нибудь сломаю. Когда я что ломал? Бывало, конечно, но это ни разу не был компьютер. А знаешь, я умею потрясающе отжиматься!
Отодвинув в сторону обувь, показывает, как он здорово это делает, «лучше всех в классе». Я восхищаюсь и не скуплюсь на комплименты. Польщённый Кирюша продолжает рассказывать про свой класс, про то, что неплохо бы завести собаку, но вот у Леськи аллергия — но, может, кто-нибудь захочет обменять собаку на сестру, что он теперь хочет стать не президентом, а врачом, и даже знает, что такое эритроциты и как это пишется. Это пишется так: «и-ри-тро-цы-ты». Или «и-ре-тра-цы-ты». Да какая разница, у врачей всё равно почерк неразборчивый.