Страница 49 из 51
— Не обольщайтесь, мессир, — хмыкнула Катрин. — К чему отцам веселых дочерей трубадур, ежели был герцог? С него за дочь и денег можно было получить, и земли попробовать выпросить.
— Какая веселая у вас была семейная жизнь, — хохотнул Серж. — И как вы ее терпели?
— Это скорее герцогу приходилось терпеть мои частые головные боли, — вмиг став серьезной, ответила маркиза. — Впрочем, теперь это не имеет никакого значения.
— Головные боли? — маркиз обеспокоенно взглянул на нее. — Час от часу не легче! Имеет, да еще какое! Но ведь вы не особенно жалуетесь на здоровье… А в последнее время как? Господи, да вообще не жалуетесь! Неужели я настолько запугал вас?
Катрин ласково улыбнулась и поцеловала его в щеку.
— Я не собираюсь запираться от вас в своей комнате, потому мне и жаловаться незачем.
— О Господи… — простонал Серж, чувствуя облегчение, — вы сведете меня с ума… уже свели… Катрин…
Он зарылся носом в ее волосы и, наконец, подхватил на руки.
— В таком случае… быть может, если и запираться в комнате, то вместе? И начать можно прямо сейчас!
Эпилог третий. Сюжет разбавляющий
Рождество 1205 года по трезмонскому летоисчислению, Трезмонский замок
— Вы думаете, коль я простая служанка, то со мной можно просто так, Ваше Высочество? — возмущенно воскликнула Катрин Скриб, которая уже второй месяц прислуживала в Трезмонском замке. Ее голос эхом отразился от стен тронного зала, убранного для празднования Рождества. В самом центре возвышалась величественная елка, пожалуй, самая огромная во всем королевстве, украшенная разноцветными игрушками. Их разукрасила сама королева. Ее Величество милостиво позволила некоторые расписать Катрин. Напротив девушки, сверкавшей гневными глазами, стоял не менее рассерженный принц Мишель. Его щеку украшала вспухающая алая царапина.
— Я имею право мечтать о любви. О любви взаимной. И я никогда не стану лишь увеселением на полчаса. Даже и для будущего короля!
— Ты забыла свое место! — воскликнул принц Мишель, откинул со лба растрепавшуюся челку, и снова навис над Катрин. — Vae! Это я привел тебя в замок — не для увеселения, а потому что ты нужна мне! Потому что я хочу быть с тобой! Потому что я спать не могу — вижу тебя всякий раз, как закрою глаза. Ты все равно будешь моей, пастушка!
— Да лучше я уйду с бродячими музыкантами! — отбегая от принца, ответила Катрин. — Я бы не согласилась на место в вашем замке, ежели бы думала, что вы станете требовать платы за это. Я никогда не буду вашей!
— Будешь! Клянусь честью, ты будешь моей! — догоняя ее, кричал принц. — Потому что я… потому что я так хочу!
Катрин скрылась за пологом, скрывающим коридор с множеством различных комнат и, забежав в одну из них, спряталась в сундуке, обещая святой Катерине, что, если принц Мишель ее не найдет, то после Рождества она вернется домой.
— После Рождества они вернутся домой, всего-то после Рождества, — успокаивала королева Мари своего мужа, короля Мишеля I Трезмонского, когда они под руку входили в тронный зал. Мари недовольно покосилась на елку и тихо пробурчала: — Кажется, в этом году самая худшая елка за всю нашу с тобой жизнь. И эти кошмарные розы на стенах! Как ты мог разрешить мне так изуродовать тронный зал?
Его Величество усадил королеву на трон и склонился к ее руке.
— Мари! — улыбнулся он. — Ты ничего не можешь изуродовать. У нас самый красивый тронный зал во всем королевстве. Потому что его украсила ты. И елка тоже. Я слышал, ты нашла себе помощницу?
— Катрин Скриб? — Мари посмотрела на елочные игрушки, сделанные своей ученицей. — Милая девочка и, определенно, талантлива. А слышал ты, как она поет? Чистый ангел. Но придется выгнать ее, — королева вздохнула и снова посмотрела на розы, которые изрядно потускнели и вынесла вердикт: — К весне я здесь все переделаю!
— Переделывай, любовь моя. Но почему ты собираешься выгнать девчонку? — удивленно посмотрел Мишель на жену. — Ты всегда была против, чтобы я кого-то выгонял.
— А ты не замечал, как на нее смотрит твой сын? — Мари удивленно посмотрела на мужа — иногда он бывал крайне невнимателен. — Ты же и сам понимаешь, что брак с пастушкой не соответствует королевской чести. И потом… вдруг еще найдется дочь Конфьянов… Господи, бедные маркизы! Я бы на месте маркизы Катрин с ума сошла! Полгода прошло… Все же хорошо, что мы позвали их…
— Да, все-таки праздник. Не представляю, куда она могла подеваться. За эти полгода, кажется, не осталось места, где бы еще не искали, — Мишель вздохнул. — Но выгонять девчонку просто так, даже если она простая пастушка… А может, попросить Конфьянов, пусть найдут ей место у себя?
— Прекрасно! — королева едва не захлопала в ладоши. — Вот это мы и обсудим за праздничным столом.
Она и спустя годы была все так же бесконечно влюблена в своего мужа.
И все тем же взглядом, совсем как в юности, почти не изменившимся, следила за каждым его жестом, изучала черты его лица, и весь чердак Чудной Башни, отданной под мастерскую, был заставлен холстами с его портретами.
— Главное, дорогой, береги нос, — хихикнула она. — Мало ли, что привидится маркизу.
— С маркизом разберемся, — хохотнул Мишель, — меня больше заботит, что видят твои глаза.
Его Величество склонился к жене так близко, что ее самые синие глаза на свете теперь казались ему целым миром, и припал к ее губам страстным, как двадцать лет назад, поцелуем.
— Да когда-нибудь вы уже нацелуетесь или нет? — раздался голос Маглора Форжерона, ударился о стены, разлетелся по всей комнате и очутился в середине тронного зала, обернувшись скрюченной старческой фигурой в черном плаще, подбитом мехом.
— Не завидуйте, магистр, — отмахнулся Мишель.
Магистр озадаченно посмотрел на короля и королеву и проворчал:
— Я слишком стар, чтобы этому завидовать.
— Зачем пожаловали, дядя Маг? — спросила королева.
Последние годы старый магистр жил где-то между временами. С тех пор, как король Мишель скрыл Трезмон от всего мира, Маглор Форжерон потерял всякий интерес к любым столетиям. Однако иногда наведывался по старой памяти. Чаще всего под Рождество.
— Да все за тем же! — он отставил в сторону посох, на который опирался и уселся на королевский трон. — Мишель! Сколько ты будешь трахать мне мозг? Я по-хорошему тебя прошу! Прими титул, брошь и бремя Великого Магистра, а то я за себя не ручаюсь!
Король оперся локтем о спинку трона королевы и устало прикрыл ладонью глаза. Сделав глубокий вдох, он сказал:
— Мессир! Я давно принял от вас и титул, и брошь, и бремя. Я устал повторять вам об этом ежегодно!
— Да? — удивился Маглор Форжерон и живо посмотрел на пряжку своего плаща. Броши не было. Он растерянно перевел взгляд на короля. — Так ты теперь Великий магистр?
— Да, дядюшка, он теперь Великий магистр, — терпеливо проговорила Мари. — И Мишелю-младшему уже девятнадцать лет! И да, я не собираюсь сбегать в двадцать первый век, мне и в нашем неплохо живется. Так что совсем необязательно пытаться меня куда-то забросить, как вы сделали в позапрошлом году. И самому вам пора остепениться. Трезмона для будущего не существует. И пытаясь преодолеть это неудобство, вы теряете остатки памяти.
— Как это не существует? — в ужасе переспросил Маглор Форжерон и беспомощно посмотрел на племянника. — Мишель! Что опять натворил Петрунель?
Закатив глаза, Мишель застонал.
— Он ничего уже давно не творит. А Трезмон спрятал я. С помощью силы Санграля в моем королевстве теперь свое время, и никому из нас ничего не угрожает.
— Не надо делать из меня идиота! — рассердился Маглор Форжерон. — Я прекрасно помню, что ты нашел Санграль. И прекрасно помню, зачем тебе вообще понадобилось его искать! И если хоть когда-нибудь еще ты посмеешь обидеть мою крестницу!..
— Дядюшка, — устало сказала Мари. — Твои покои готовы. Полин приготовила тебе меду. Отдохни с дороги, а тогда и поговорим.
— Полин — это та, живенькая? Которая хотела получить рецепт сыра из Жуайеза, и которую Барбара таскала за косы?