Кровь вторая. Орда

— Этого ещё не хватало, — пробурчала себе под нос царица и по виду, который она приняла, ей это очень не понравилось, резко став хмурой и злой.

Ворота были заперты, но как только первые копыта зацокали по деревянному настилу мостика, через речку, дубовые створки медленно стали растворяться и к ним навстречу, вышли все три хранительницы святого места. Двое хмурые, мрачнее тучи, одна лишь Лиса улыбалась, выходя вперёд всех, а заметив Золотце, даже ещё и прослезилась, умиляясь виду внучки.

Первой, как и положено, заговорила царица, только успев спрыгнуть с коня, притом вопрос её прозвучал раздражённо настолько, что если бы ей, не успели ответить, она бы, тут же начала принимать самые решительные меры, для наведения порядка:

— Что тут творится, мама?

— Спокойно, Райс, спокойно, — остудила её Лиса, — просто гости попросили избавить переговоры от лишних ушей. Они очень обеспокоены, что вести, с которыми они хотят с нами поделиться, могут быть услышаны посторонними и, коли кто узнает об этом, тот кто знать не должен, как они говорят, произойдёт непоправимая беда.

Царица осеклась и несколько остыла, потому что задумалась.

— Интересно, что они могут знать такого, чего не знаем мы?

На это, Матёрая Терема, лишь пожала плечами.

— Ладно, — подытожила встречу Райс, — пойдём послушаем этих детей переростков.

И оставив подручных с прислугой за воротами, «меченные» во главе с царицей, двинулись внутрь Терема.

Седые, в белом одеянии старцы, с головы до кончиков пальцев, истыканных татуировками и изрезанные ритуальными шрамами, увешанные амулетами и побрякушками, с длинными и причудливыми посохами в руках, все как один, расположились на краю Священной рощи за Теремом, у Валового насыпного холма, с большими камнями у подножья и искусственным прудом. Туда и направилась «меченная» делегация.

Старцы почтительно встали полукругом, приветствуя Матерь клана. Поклонились. Райс, небрежно мотнув головой в ответ, вскарабкалась на холм и усевшись на голую землю его вершины, оглядела присутствующих, стараясь угадать, кто тут у них самый старший и с кого начинать. Справа от неё с громоздилась Золотце, слева Калли, которая в момент появления нежданных гостей, прибывала в Тереме, в своих апартаментах.

Угадывать не пришлось. Один из колдунов, притом не самый старый по виду, выступил вперёд, замысловато и нарочито подхалимным голоском приветствовал царицу, обозвав её при этом кучей ненужных титулов и эпитетов и как искусный говорун, столь же витиевато и елейно, без запинки, до умиления, начал представлять каждого, естественно начиная по старшинству. Старцы, кого представляли, кивали, словно делая одолжение и как показалось Райс, даже надувались от своей важности.

После того, как говорун закончил ознакомление с делегацией самим собой, Райс тихонько обратилась к Русаве и попросила представить их, что та с удовольствием проделала, не менее витиевато и заковыристо. На этом предварительные расшаркивания закончились и Райс без обиняков, стразу приступила к делу, обращаясь непосредственно к самому старшему, которого представили первым и которого звали Абунай. Он являлся единственным, чью кличку, царственная рыжая позволила себе запомнить:

— Давайте, отцы, стразу к делу и, по существу. Притворяться, что мы вам рады, я не буду, поэтому, если вы изначально меня не заинтересуете, разговор у нас будет короткий. Пока, вы, своим представлением, меня не впечатлили.

Старцы неодобрительно зашевелились, заёрзали, переглядываясь, но откровенное оскорбление проглотили, хотя было видно, что внутри они закипели от такой наглости. А промолчали и не кинулись в драку, благодаря исключительно своему возрасту и жизненному опыту.

Они не ожидали такого холодного приёма, если не сказать большего, ибо ценили себя гораздо выше, чем оценила их хозяйка. Колдуны, явно привыкли к другому к себе обращению, замешанному на страхе, почтении и раболепии перед ними. В Матери же клана «меченных», они видели лишь одну из себе подобных, притом, даже не настолько равную, как последний из них. Молода больно. К тому же баба, да ещё и без посоха, что указывало на отсутствие у неё ведьменных сил.

Наконец, старший, на которого продолжала в упор смотреть Райс, вышел вперёд, оправил пояс, переставил посох в удобное положение и недобро, высокомерно заговорил:

— Матерь. Здесь собрались старейшины со всех уголков нашей необъятной земли. Представители древних родов и народов, обличённые жизненным опытом и колдовской властью над людьми и нежитью. Я понимаю, что ты молода и горяча, но это не даёт тебе право с нами не считаться.

Он замолчал, скривив на старческом лице подобие улыбки. Вид его был настолько снисходительный к этой «девочке», что это задело Райс за живое, хоть она и успела проговорить про себя три волшебных слова, которые её всегда выручали и успокаивали в подобных ситуациях.

Она встала, одновременно давая знак остальным оставаться на месте, медленно спустилась с насыпного холма, подошла вплотную к старцу и демонстративно закатав перед ним широкие рукава своей золотой накидки, оголяя руки по локти и складывая их на груди, поднялась в воздух, став на пол корпуса выше всех. Зависнув в воздухе, она протянула в их сторону руки, давая, как следует себя рассмотреть.

Реакция старого колдуна была вполне предсказуема. Его маленькие, блёклые, а может быть и подслеповатые глазки, округлились. Бородатое лицо резко вытянулось. Руки обхватили посох и прижали его к груди, стараясь спрятать хозяина за тонкой деревяшкой. Ко всему, он, не то отшатнулся, не то просто, отступил на шаг и замер, парализовано уставившись на её колдовские узоры.

Рядом стоящие деды, тоже встрепенулись и отступили от Райс, в глазах которой засверкали чёрные молнии. Она уже породила в себе «дрожь земли» и теперь, катала её по телу вверх-низ, нагоняя необъяснимый ужас, на чувствительных к этому явлению колдунов. Демонстрация силы произвела должное действие и старцы, в разнобой попадали перед ней на колени.

— Я ничего не буду говорить, ни по поводу моего права, ни возраста. Будем считать, что мы познакомились, померились членами, у кого больше и теперь можно спокойно поговорить.

С этими словами, она опустилась на траву, присаживаясь прямо там, где висела над землёй, скрестив ноги, положив руки на колени и пристально уставившись на старшего старца, как бы всем видом говоря: «Я готова слушать».

Абунай помешкал, какое-то время, затем, тоже приняв сидячую позу из коленопреклонённой, вытягивая перед собой ноги, на которые, поперёк уложил свой посох и сделав вид, что полностью пришёл в себя, уже спокойно и даже, как-то, по-свойски, по крайне мере, уже без гонора, заговорил:

— Пусть говорит Касиус, он у нас самый языкастый.

Касиусом, оказался тот самый говорун, что лебезил изначально и в отличии от всех остальных, кто, натужно кряхтя устраивался на траве, он встал, оправился и после некоторой паузы, заговорил:

— Матерь, — начал он неуверенно, вновь замолчав, видимо подбирая нужные слова и интонацию в данном случае, — много поколений наших предков и мы, в силу своих скромных возможностей, сеем по миру семена истиной веры. В самых далёких землях, докуда нам удалось дотянуться, взращены ростки Святой Троицы: Вала Великого, Матери нашей Земли и Святой Воды. Каждый из нас, в той или иной мере, причастен к этому великому делу, даруя истинную веру тем, кто по неразумению своему, покланяется неправильным богам.

Здесь он сделал паузу, на этот раз искусственную и приняв горделивое выражение на лице, театрально медленно, осмотрел присутствующих, давая возможность всем осознать свою причастность к столь великому свершению. Наконец, закончив демонстративный осмотр, он продолжил:

— Каждое семя, посаженное в чужеродных землях, дало свой росток, но…

Очередная театральная пауза прервала его речь, только на этот раз, он всю её потратил на пристальное рассматривание царицы и после короткого молчания, закончил:

— Но в чужой земле, вместо Священного древа нашей веры, со временем, вырастает корявый сорняк, который из поколения в поколение, всё больше становится уродливей, теряя всякую связь с истиной верой предков.