Страница 102 из 177
— Не знаю, — неуверенно ответил Кулик.
— А я знаю. Нету, — уверенно проговорил рыжий, поворачиваясь к собеседнику и ложась на бок, — дед сказывал, что все эти орды, лишь боевое мясо. Нет. Воины там встречаются толковые, но все, как все. Скакать могут, рубить могут, колоть, стрелять, метать ножи, в общем, как обычно, но мы то с тобой не обычные.
Кулик тоже перевернулся на бок, заинтересованно уставившись на искусителя.
— Что ты предлагаешь?
— Элитные воины, такие как мы, служат при верховном атамане и представляют из себя отдельные орды, «особые». Там и доля при разделе другая и слава не по колено.
— Так ты идёшь к верховному?
— Да.
— Да, кто ж тебя к нему пустит?
— Во-первых, пояс, а во-вторых, знак у меня от деда есть.
— А меня кто пустит? У меня ничего кроме топора нет.
— Ну, ты со мной пойдёшь, сначала, а потом потребуешь испытание, но уж там, сам.
Кулик задумался. Кайсай продолжил.
— Я не думаю, что твой отец, если узнает, там на небесах, что его сын, стал уважаемым всеми берсеркером и попал в личную орду самого верховного, обидится.
— Думаю, нет, — ответил Кулик, вдруг осознав свою значимость и показывая тем самым рыжему хитрюге, что его план удался.
— Ну и что мы тогда голову ломаем, лбом по дереву стуча?
— А если не получится?
— А если не получиться, ты всегда сможешь вернуться к своему атаману, которого ты даже в глаза не видел. Он то, никуда не денется.
Кулик опять задумался, но на этот раз, Кайсай торопить события не стал.
— По рукам, — тихо, но уверенно произнёс белобрысый, — давай, попробуем.
На этом и сговорились.
Утром, как только солнце встало и разогнало туман, стелящийся по земле, молодцы встали и погнали своих коней к реке, где их привели в должный вид и сами прихорошились. Кайсай поскрёб жидкие волосики на лице, Кулик умылся, да, оправился. Вот и все приготовления. После чего, оседлав коней, пустились в поиски вокруг человеческого муравейника, выискивая самый большой и роскошный шатёр, ну, или что-то типа того.
К полудню, Кайсай, наконец, решил бросить это занятие и предположил, что верховный сидит, где-то на самой горе, вокруг которой, они уже пол дня ходят, поэтому недолго думая, пошли на прямую, через давно проснувшийся кавардак.
Странно, но никто их не останавливал и ничего не спрашивал. Идут себе, идут, ну, и пусть идут. Поднявшись на холм, они уткнулись в кибитки, выставленные по кругу, плотно друг к дружке. Пошли вдоль кибиток, искать проход, поняв, что там внутри и есть то, что они ищут. Нашли, но войти не смогли, так как тут, их остановили вооружённые воины.
— Куда? — рявкнул один из них, преграждая дорогу в узком проходе.
— К верховному, — ответил Кайсай не стушевавшись.
— Кто такой будешь? — продолжал допрос страж и к нему подтянулись ещё двое, положив руки на рукояти мечей.
— Бердник Кайсай и со мной берсеркер Кулик.
Страж отклонился в сторону, чтоб рассмотреть Кулика и не удержавшись, расхохотался:
— Эта личинка — берсеркер?
Подошедшие дружно загоготали, да, так громко, что со всех сторон к проходу потянулся разномастный, любопытный народ, кому со скуки, уже совсем делать было нечего.
— Хочешь попробовать? Валяй, только чур я в сторонку отъеду, себя любимого поберегу.
Но тут, откуда-то с низу, послышался нарастающий гул и сквозь него, отчётливый топот копыт. Кто-то скакал прямо к ним, притом галопом, среди людского моря! Страж резко стал серьёзным и скомандовал:
— Ну ка, в сторонку, пацаны, кто-то серьёзный скачет, — и не успели молодцы отойти в сторону, как он, разглядев что-то в глубине людского муравейника, обернулся и крикнул в проход, — подъём! Матерь скачет со своими людоедками.
Кайсай ещё круче взял в сторону, освобождая дорогу и прижимая коня к кибитке боком. На небольшое пустое пространство, между строем кибиток и остальным лагерем, по дороге, которую Кайсай только что заметил, нёсся отряд с десяток поляниц, в полном боевом обвесе, во главе с золотой бабой, в самом прямом смысле этого слова.
Она была вся из золота, начиная с сапог и кончая шапкой, острый конец которой, не свисал, а стоял колом. Даже оружие и лошадь, насколько успел разобраться Кайсай, всё золотое.
Подъехав к стражам, она резко осадила свою красавицу и лихо спрыгнула на траву. Страж, тот что остановил Кайсая, шустро метнулся ей на встречу и кивнув головой, представился. Остальные стражи, высыпавшие из прохода, выстроились в два ряда, гордо выпятив грудь, изображая из себя, что-то вроде почётного караула.
Матерь, как её назвал стражник, быстро скрылась в проходе, чуть ли не бегом. Остальные «людоедки», высыпавшие на свободное пространство, так же остановились, разбрелись, но с коней слазить не стали. Они злобно зыркали по сторонам, нагоняя жуть на окружающих мужиков. Даже стражники прижались ближе к проходу, но тем не менее, внутрь никто не скрылся. Все как один, с опаской, но любопытством, разглядывали обворожительных и вместе с тем смертельно опасных гостей.
Кайсай не смог, как следует, рассмотреть Матерь, потому что, его больше интересовало её сопровождение, в котором, он почти сразу узнал Золотые Груди. Она резко выделялась от остальных, в первую очередь тем, что была единственной молодой из всех «мужерезок». Остальные, были скорее бабы, чем девы.
Та, тоже увидела его, но, как только их глаза встретились, тут же отвернулась и сделала вид, что впервые его видит и этот незнакомый мужлан, ей так не интересен, что и внимание на него обращать не стоит. Она вертелась, смотря куда угодно, только не в его сторону. Остальных её спутниц, знакомых ему по совместному переходу, в числе эскорта не было, из чего Кайсай сделал вывод, что перед ним элита сестёр «мужеубийственного» выводка.
Когда Матерь скрылась за кибитками, Золотце резко поменяла своё отношение к молодому берднику и тут же узнала его, сделав вид, что, только что обратила внимание, на таких скромно стоящих двух молодцев, ими же прижатых к стенкам кибиток.
— О, здрав будь, сирота, — поздоровалась она, притом поздоровалась громко, явно на показ, при этом мило улыбаясь и пробираясь между своими спутницами, почти в плотную к молодым воинам, — как тебе спалось без меня этой ночью? Не замёрз?
— Здрав будь, Золотые Груди, — так же громко приветствовал наездницу Кайсай, решив поучаствовать в состязании по зубоскальству, раз она так настойчиво напрашивается, почтенно кланяясь при этом, — как же мне не замёрзнуть, коль, после золотых, да, тёплых, — тут он сделал небольшую многозначительную паузу, в упор выставившись на золотые шары её брони и как бы опомнившись, продолжил, — пришлось мне бедному на голой земельке ночь коротать. Мешок с поклажей всю ночь мял, тебя вспоминая. А тебе, как спалось, Золотце, без моего могучего меча, в кожаных ножнах, не страшно было?
Моментально, вокруг собралась толпа зрителей, в составе всей прискакавшей девятки, как успел посчитать Кайсай, которые, как одна, имели одинаковое выражение на лице — смесь недоумения, по поводу, ещё пока, живого покойника, посмевшего рот раскрыть в их присутствии и закипающей злобы-ненависти, начинающей выплёскиваться из глаз через край, по поводу наглого тона, этого бедняги. Но игривое поведение Золотца, одной из своих сестёр и при том, не самой последней, похоже, накладывало на их лица, вдобавок ко всему, налёт полного непонимания, происходящего и предвкушая нечто интересное, они поспешили занять самые удобные места, среди зрителей.
А когда Золотые Груди, встав параллельно жертве на расстоянии вытянутой руки, заразительно залилась звонким смехом, то вообще впали в прострацию, и кое-кто, даже ротики приоткрыл.
Стражи входа, стояли вкопанными столбиками, вытаращив глаза на самоубийцу, то бишь на Кайсая и все сообща, мучились вопросами: «Что делать и за кем бежать»?
В отличии от их путешествия, на этот раз, Золотце вела себя раскованно, запросто и не перед кем не пыжась. Её поведение говорило о том, что окружение, примерно, одного уровня с ней и тут она, может себе позволить быть несколько другой.