Страница 16 из 16
Жаножин ушел.
Архитекторы молча, не глядя друг на друга, посидели, затем Ахуткин включил репродуктор на полную громкость.
Встречи с доктором Капабланкой
Гаврилов, Анатолий Владимирович, в юности мечтал стать поэтом. А так как его юность совпала по времени с бурным, ослепительным движением «были-станем», то Гаврилов, посылая стихи, наивно прождал этого чуда до появления первого внука. Но никто ни разу не назвал его поэтом. В лучшем случае его называли «автор» и «Вы». А обычно «вы» было с маленькой буквы и обращались к нему так: «Уважаемый товарищ…», а слово «Гаврилов» вписывали ручкой.
Гаврилов думал, что никто из родственников и знакомых не догадывается о его переписке. Но он думал так, а не знал. Знал же точно, что и жена, и обе дочери, и подчиненные (он работал начальником участка малой механизации в УНР), и начальство (был к тому же пятнадцать предпенсионных лет неосвобожденным секретарем партбюро), и соседи по дому (письма в газеты по поводу протечек, траншей и т. п. изготавливал А.В. своими руками и его необыкновенно уважали за это. В соседнем подъезде жил знаменитый драматург и было так, после вселения, что часть дома качнулась в его сторону, но об этом – потом, после), и даже люди в метро и в командировках, и даже за границей, вплоть до самых занятых, с одной стороны, ученых и самых, с другой стороны, не осведомленных африканских пигмеев знали о том, что он пишет. Потому что всякое написание ни о чем и ни из чего, как определял А.В. уже на склоне лет творческий процесс, тут же становилось известно всем людям. А выражалась эта связь следующим образом: как только творческий процесс набирал силу, все люди на земле чувствовали, как внутри них медленно, враскачку начинают придавливать некую юлу и, если хорошо этого слушаться… и так далее. А.В. мог бы многое рассказать по этому поводу, но ни с кем и ни за какие коврижки на этот счет он говорить не стал бы.
Вообще у него была, конечно же, антипоэтическая внешность. «Вот ведь странно, – думал как-то А.В. – происходит. Один хромой, другой хилый, третий вообще на обезьяну похож, а им – вынь да положь! – чтобы бледное лицо с горящими глазами, окаймленное змеящимися кудрями. Черт знает что. Сумасшедший дом.» Сам А.В. был не хром, не хил и походил не на обезьяну, а на верблюда. Причем знал это лет с двенадцати, с конца 20-х годов, когда популярность всякого рода знаний среди малограмотного населения приняла устрашающие размеры и стоило кому-то любознательному глянуть на Гаврилова в профиль, как он тут же при всех доказывал лишний раз свою любознательную наблюдательность, а А.В. лет до сорока пяти ходил, как будто аршин проглотил, и с первого взгляда было ясно, что он похож на верблюда. Когда же у Гаврилова появился первый внук (а это совпало с окончанием его поэтической деятельности), то он понял, что нравиться женщинам уже не обязательно, а что касается оскорбления их эстетического вкуса, то что ж, переживут. И он выдохнул воздух, который свыше 30 лет подпирал его грудную клетку. А.В. выдохнул воздух, с облегчением избавился от галстука, опустил голову, засунул руки в карманы и стал необыкновенно похож на верблюда, даже в фас. Именно к этому времени относятся необъяснимые вспышки ревности у его жены, избрание А.В. неосвобожденным секретарем партбюро и начало писательской славы. Причем начало славы чем дальше, тем больше А.В. склонен был относить к мистическим жизненным проявлениям, в которые он, как и все люди, верил как-то слоями. Вот вдруг кажется А.В. абсолютно точно – что-то такое есть, что-то носится в воздухе невидимое, или что-то ночью прячется наверняка жуткое, а стихи появляются не его, не А.В., а чьи-то, непонятно чьи, – и тут же становится ясно, что все это – фантазии разгоряченного мозга, движение атомов, молекул и что-то вроде ионизации.
Пора, однако, написать и о мистическом проявлении, о начале писательской славы. Как-то в середине марта, когда все, и А.В. в том числе, устали от зимы и по дороге на работу и с работы думали с обидой о некой подлой Природе, злясь на нее за поздние морозы, его остановила у подъезда молодая женщина в валенках, в сером пуховом платке, в старенькой цигейковой шубке. Вначале А.В. показалось. что она в положении, но затем он разглядел при свете фонаря ее очень румяные щеки, по-детски, вверх поднятую губу и еще что-то, неизвестно что, отчего он точно понял, что девушка эта – дворничиха, что он ее где-то видел и что-то о ней знает. И ни в каком она не в положении, а просто – толстая, здоровая девка.
– Здравствуйте, А.В.! – сказала дворничиха.
– Здравствуй, – сказал А.В. и остановился. Обычно он ничему не удивлялся и не останавливался.
– А я к вам, – сказала дворничиха. – Мне бы письмо написать.
– Куда? – спросил А.В.
– А-а… не знаю. В газету?
– Ну, это… А что случилось?
– Да… В общем, тут так: техник-смотритель требует двадцать рэ за то, что я второй участок не могу как будто нормально убрать, а я убираю! Потом начальник вселяет ко мне одну… такую… ну – вроде меня, думает: эти будут жить до пенсии, как в общаге, и не пикнут, а я что, дура? Я же знаю, что это главный инженер ему напел, правда, я сама виновата, сделала вот так: – она шевельнула задом, – потому что снег шел и вообще, а он решил и начал… Да если даже ему! Что, за это вселять нужно? Я вас очень прошу, напишите письмо, А.В.! А то они меня стопчут!
Ну… – неопределенно сказал А.В. и пошел вместе с нею в красный уголок писать письмо в горисполком.
Удивительное получилось письмо. Необыкновенное нравственное здоровье угадывалось за простонародными оборотами речи, хотелось по прочтении этого письма вздохнуть с облегчением и даже утереть незаметно слезу из-за того, что есть еще, остались такие… большие… такие… честные, неуклюжие. добрые люди!
В следующий, и в последний раз эта дворничиха встретилась А.В. через месяц, в середине апреля. Как раз в это время единственный раз в году в городе появляется и быстро пропадает запах земли. Этот запах особенно мощен в сумерки и в это-то время А.В. и замечал чаще всего медленное придавливание уже названной нами юлы, ну… и так далее. И в сумерках же в середине апреля происходит вот еще что: если стоишь между домами, одуревший от запаха земли и всяческих невидимых вещей в воздухе и вдруг подымаешь глаза – а! Что там за дикая голубизна в окнах седьмого этажа? Вот в таком состоянии А.В. встретил дворничиху, которая на этот раз была в плаще.
– Ой, А.В.! – сказала она с таким нетерпением и радостью от встречи, каких Гаврилов до сих пор не встречал в своей жизни. – Ой, да как же вы меня выручили! Да вы знаете, как у меня хорошо пошло все!..
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.