Страница 2 из 11
Делать нечего. Собрали школьную линейку и повязали мне пионерский галстук.
Этим дело не закончилось. Газета «Пионерская правда» напечатала маленькую статью под названием «Самый юный пионер Страны Советов» и «Седая девушка». Заведующий Джелтулакским районо осетин Майрам Николаевич Джиоев слег с инфарктом.
Газета ЦК КПК «Жэньминь жибао» в ответ напечатала статью «Советский пионер смотрит фильм китайских кинематографистов о подпольщице Народно-освободительной армии Китая».
В конце марта в наш поселок примчалась «победа» райкома партии и меня повезли на станцию Большой Невер (сорок километров по сопкам с ветерком!) и там я вместе с выздоровевшим Майрамом Николаевичем сел в поезд «Москва-Владивосток» (стоянка поезда две минуты) и поехал в Хабаровск.
В Хабаровске к нам присоединился первый секретарь крайкома ВЛКСМ Олег Белоглазов и мы на самолете «ИЛ-14» начали разбег.
Самолет оторвался на полтора метра и упал на выпущенные шасси в капустное поле.
Нам срочно подали другой. Мы взлетели на Мукден.
В Мукдене (нынешний Шэньян) мы сделали посадку.
Олег Валерьянович сказал, что нас должен был принять премьер Чжоу Энь-лай, но так как наш самолет упал в капустное поле, прием отменяется, и мы должны ехать в город Чанчунь, на центральную китайскую кинофабрику.
Когда мы на поезде приехали в город Чанчунь, нас встречали на улицах толпы китайцев в синей форме. Я здорово испугался.
Нас привезли на черной машине к какому-то дворцу. Там в зале было еще больше китайцев, чем на улицах. Меня повели на сцену. Все аплодировали.
Потом все повернулись и стали аплодировать какой-то женщине-китаянке, которая шла по проходу к сцене.
Когда она подошла ко мне и протянула руку, я понял, что это «седая» девушка.
Только какая же она седая? Она черная! И стриженая!
И здесь я вдруг зарыдал от обиды. Значит, она не поседела от страданий! Значит, всё было понарошку!
Китайцы не поняли моей обиды и принялись аплодировать еще сильнее. Многие плакали, как и я.
А у «седой» девушки были злые глаза: она поняла, что я ее уже больше не люблю.
2. Возвращение
Меня встречал весь поселок. Я даже испугался и забился в угол «победы». Но Майрам Николаевич взял меня за ухо и предъявил проносящейся по сторонам шоссе толпе посёльщиков.
В дальнейшем Майрам Николаевич довольно долго сопровождал меня в различные поездки, поэтому я расскажу о нем подробнее.
Говорили, что по национальности он осетин. Национальность я понимал тогда как способ расцветки. Евреи, азербайджанцы, корейцы возбуждали во мне зависть. Как же! Я ведь всего только русский. А они еще и евреи, азербайджанцы, корейцы…
Майрам Николаевич был осетин, и это другое дело. Майрам Николаевич в прошлом году был в нашей школе учителем истории. О нем рассказывали ужасные вещи. После уроков он дрался с девятиклассником Сергеевым, который играл в поселковой футбольной команде в защите. Когда Сергееву мяч попадал на ногу, он бил его так высоко, что все задирали головы и он долго еще падал за центром поля. Он так скакал после этого, что никто из противников не мог его остановить.
Сергеев жил в бараке под клубом со своими братьями и матерью-уборщицей.
Говорят, что Майрам Николаевич загнал Сергеева в директорский кабинет и закрыл его на ключ. Утром Саловаткин Витя пришел в школу раньше всех и видел оскаленное лицо Сергеева, который тряс решетку в окошке над директорской дверью.
Еще Майрам Николаевич очень любил бросаться мелом. Однажды он попал в лоб красавице Потокиной из шестого класса.
3. Слава
Потокина подошла ко мне в школе и внимательно рассмотрела.
Я также снизу рассмотрел ее. Никакого шрама на лбу не было. Лоб был белый-белый. А глаза серые. Я перевел взгляд вниз – у нее и валенки были серые. В серых валенках ноги не мерзнут, не то что в черных.
– Совсем маленький, – обидно сказала Потокина подруге. – Везет малышам.
Тогда я рассказал им о том, как самолет падал в капустное поле.
Они слушали, раскрыв рты.
На следующей перемене Потокина с подругой ждали меня под дверью класса. Я рассказал им о толпах китайцев на улицах Чанчуня и о «седой» девушке со злыми глазами.
После уроков они снова ждали меня и чуть не подрались из-за моего портфеля – каждая тянула его к себе.
Мне не хотелось, чтобы мама видела меня с большими девочками. Сам не знаю почему. Поэтому я отправил Потокину и ее подругу Светку учить уроки, а сам забросил портфель на кровать и пошел в клуб.
Меня просто распирало от желания кому-то что-то рассказать.
Пацаны собирались у клуба на саблях. Клуб был на склоне сопки и к нему вела громадная лестница из досок. Внутри лестницы оборонялась рота пехоты. А снаружи лестницу штурмовал десант. Сабли мы резали из маленьких лиственниц на Школьной горе. Перед каждым сражением мы тщательно проверяли длину сабель, подставляя их одна к другой. Любое прикосновение саблей к телогрейке или шапке считалось смертельным. Споров не возникало – сейчас мне кажется это самым странным.
Но пацаны восприняли мои попытки рассказать о поездке в Китай совершенно равнодушно – им не терпелось начать сражение.
Именно тогда я понял навсегда, что единственными слушателями являются женщины.
Мужчины – враги культуры.
Однако нельзя было пользоваться своим преимуществом в этом направлении, это я тоже понял. Иначе можно напороться на презрение. Лучше оставаться рядовым бойцом в команде победителей.
А свои успехи у противоположного пола надо не замечать и не ценить. Это как хорошая погода.
4. Потокина
Пока происходили эти события, мне внезапно, к моему большому счастью, исполнилось девять лет. Не нужно объяснять, что я немедленно и безумно влюбился в двенадцатилетнюю Потокину.
После стриженой китайской подпольщицы, которую я любил в восемь лет, это было сдачей позиций. Но я уже знал из рассказов пацанов, что женщины живут совсем не так, как их показывают в кино. Например, биологичка Новикова часто приходит на уроки с фингалом: так ее любит муж-бульдозерист.
Мне показалось странным, что от любви получаются фингалы, но я не стал расспрашивать старших пацанов, а нашел на папиной этажерке книгу Декамерон и углубился в чтение.
Многие места были непонятны. В частности, о поцелуях. Там говорилось, что от них кружится голова и дамы падают в обморок. Меня по нескольку раз в день целовала бабушка в Иркутске на каникулах, и мама не пропускала, чтобы не чмокнуть, но я не то что обморока – кроме щекотки ничего не чувствовал.
Потом: то, что они друг с другом делали. Я долго размышлял, представлял, анализировал. Но ничего не выходило. Не хватало какого-то важного человеческого органа. Во всяком случае у меня не было такого, чтобы женщины от этого рыдали и стонали.
Можно, конечно, заломить руку, но вряд ли им это понравится.
Я мог поспрашивать у одноклассника Белоусова, который часто рассказывал истории о соседках по бараку. Но, повторяю, мне не о чем было говорить с мужской половиной. И нельзя было никого расспрашивать. Я сам должен был знать всё.
А Потокина, пришло мне в голову, она знает о женщинах? Надо будет рассказать ей Декамерон. И косвенным способом прояснить неизвестные мне детали.
5. Свидание
После первого урока я подошел к шестому классу. На меня уставились все девчонки без исключения.
– Лера, можно тебя на минутку? – сказал я, поприветствовав шестиклассниц жестом китайских добровольцев.
Потокина вспыхнула от радости и отошла со мной к окну, за фикус.
– Я тут прочел интересную книжку, – начал я, – называется Декамерон. Не читала?
– Нет, – испуганно сказала она.
– Ничего, я тебе ее расскажу.
– Ой, а когда?
– У тебя мама когда с работы приходит?
(Мама Потокиной работала в продснабе, а папы не было).