Страница 108 из 113
Солдат Сайферов почувствовал это и обернулся, чтобы выстрелить из своего энергетического ружья, но он не успел. Несколькими секундами ранее пластичное копье пролетело над головой Миротворца.
Несущий-Постыдную-Смерть попытался дематериализоваться. Он был быстр, но на этот раз — недостаточно. Жидкость брызнула через его лицевую панель, и лицо солдата-Сайфера мгновенно загорелось. Он упал, снова приняв свою истинную форму. Удар врага разрушил логику... разрушил схемы... разрушил приказы. Несущий-Постыдную-Смерть словно был вырван из своего мира навсегда. Он успел нажать на курок бластера, и тот выстрелил два раза, пустив пару горящих сфер между Итаном и Джефферсоном. Красные энергетические заряды врезались в стены операционной. Бластер выстрелил снова, и сферы угодили в стену позади Оливии, которая цеплялась за пол помещения и за остатки собственного здравого смысла.
Как только Несущий-Постыдную-Смерть замер, и кислота продолжила пожирать его лицо, Итан повернул голову, и увидел, что стояло за солдатом.
Он наблюдал страшное зрелище всего мгновение, перед тем как существо приняло облик человеческой женщины с длинными рыжевато-каштановыми волосами, грустными глазами и прекрасными чертами лица. На ней были джинсы и белая блуза с розовым воротником. За мгновение до того, как была создана иллюзия, это существо было кошмаром, ее желтая чешуйчатая плоть была покрыта коричневыми и черными полосами. На ней было бесформенное кожаное черное платье, а алые зрачки немигающих глаз были отталкивающими и гипнотическими одновременно.
Женщина с грустными глазами заговорила.
— Мой Джефферсон, — произнесла она с южным акцентом, — предал свою любовницу. Такой плохой мальчик.
Джефферсон видел перед собой Регину, но он знал, кто это было на самом деле, как и Миротворец. В затылке начала пульсировать боль. Уже в следующее мгновение она выросла до силы, которая выдавила слезы агонии из его опухших глаз. Он вот-вот начал бы мечтать, чтобы кто-нибудь отрезал ему голову.
— Ты, — произнесла королева Горгонов. Ее взгляд был устремлен на Итана. — Заставил нас беспокоиться. Что ты такое?
Итан едва ли мог ответить. Рот был полон крови, легкие лихорадочно пытались вобрать в себя воздух, но тело его умирало.
— Не твоя игрушка, — сумел выдавить он. — Твой хозяин.
Она слабо улыбнулась, в улыбке этой сквозило презрение.
Но ее улыбка поблекла, как только еще четыре солдата Сайферов прошли через сломанную стену, и Миротворец знал, что вот он — его шанс.
Куб находился в пределах досягаемости. Освещенные квадраты все еще горели на его вершине... они всегда были на верхней грани, какой бы стороной ни лежал куб.
Итан протянул руку и сумел ввести два нуля, прежде чем королева Горгонов поняла, что его действия представляют угрозу. Лицо ее поплыло, как плохо надетая маска, замерцало, как мираж. В настоящем облике она была отвратительно похожа на кобру, которая могла заморозить любого, кто на нее посмотрит. Когда голова Джефферсона Джерихо была готова взорваться от боли, когда солдаты Сайферов направили свое оружие на цель, тогда королева Горгонов изрыгнула поток кислоты в сторону человеческого мальчика, осмелившегося бросить ей вызов.
Миротворец ввел последнюю цифру, когда кислота попала ему в лоб, нос и залила серебряные глаза.
Он увидел, как квадраты покраснели, прежде чем глаза его были сожжены.
Он вырвался из этого умирающего тела, став существом, полным энергии, похожим на извивающийся электрический шторм, который стрелял молниями во все стороны и становился только больше от секунды к секунде, стремясь заполнить собою всю эту комнату, весь этот уровень, всю установку и все небо от горизонта до горизонта. Он собирался охватить планету Земля.
Стены реальности исказились. В ее конструкции начали появляться отверстия, отделяющие прошлое от настоящего. Оливия чувствовала, что ее тело уже не находится на полу этой разрушенной комнаты. Ей казалось, что все вокруг нее двигалось, а она оставалась неподвижной. Оливия дрейфовала в сумерках, где неуловимые формы и образы проносились мимо нее, и их движение заставляло ее вращаться, как будто сила тяжести перестала существовать. Ее затянул красочный вихрь, кружившийся так быстро, что она не могла отдышаться. Оливия хотела, чтобы кто-то остановил ее...
Остановите это, пожалуйста!
Но оно не останавливалось, и она попыталась вскрикнуть. Голос не послушался ее — он исчез. Все стало серым, слилось в единое пятно, звуки походили на один приглушенный грохот.
Оливия кружилась и кружилась. Ей пришла в голову мысль подать на кого-то в суд, когда все это закончится. Она подаст в суд на владельцев, а Винсент ей поможет, потому что никто не может такого вынести! Она не могла дышать, не могла говорить. Это было неправильно, ни один человек не мог этого выдержать. И почему эти странные, ужасные картины рождались в ее уме? Она боялась за свое здравомыслие. В панике она успела подумать: О, Боже, я распадаюсь на части...
Глава тридцать пятая
Он работал над деревянным забором на западном краю своего участка. Эту часть забора покосил мартовский ветер на прошлой неделе. Сегодня он надел свою любимую темно-синюю бейсболку, старые удобные джинсы, коричневую футболку и коричневую куртку. Внутри ягненок, снаружи лев, подумал он. Как один из тех львов, которые...
Мысль оборвалась, и Дейв Маккейн пошатнулся, уронив молоток, потому что понял: грядет нечто ужасное. Он посмотрел на свои наручные часы — подарок от Шерил на их десятую годовщину. Это было безумие... да, безумие, потому что небо оставалось безоблачным и синим, а солнце приятно пригревало весеннюю землю, но...
Что-то приближалось.
Он побежал в дом, зовя жену по имени. Он промчался мимо пикапа и грузовика, который — он по какой-то причине предвидел это — скоро будет сожжен дотла и станет обугленным каркасом на расплавленных шинах. Он потерял рассудок. В этот ясный, безоблачный день Дейв МакКейн решил, что сходит с ума.
— Дейв! Что с тобой такое? — воскликнула Шерил, когда он ворвался в дом через парадную дверь, как дикарь и влетел в кухню, толкнув дверь так, что сорвал ее с петель. Он походил на оголенный нерв, его трясло, словно наркомана во время ломки. Дейв был готов заглушить эту панику чем угодно: стаканом виски, сигаретой... боже, он был не в себе. Слава богу, мальчики были в школе и не видели своего старика таким никчемным, потому что, видит Бог, таким он сейчас и был.
— Дейв? Дейв? — Шерил, хрупкая женщина с самым большим сердцем на свете, последовала за мужем в гостиную. Он все продолжал смотреть на часы, толком не понимая, почему. Дейв поднял пульт от телевизора, затем бросил его на диван и снова поднял, не осознавая, что хочет сделать. Собравшись с мыслями, Дейв все же нажал кнопку и включил телевизор.
— Да что случилось? — спрашивала Шерил. — Ты ведешь себя странно! Ты меня пугаешь!
— Угу... — только и выдохнул он, переключаясь на канал «Си-Эн-Эн». Диктор рассказывал о протестном движении в Вашингтоне: собралось несколько тысяч человек, которые требовали пропорционального налогообложения, и спикеры с обеих сторон заявляли, что им нравится эта идея, но Дейв знал, что они лгут: обе стороны уже давно пришли к соглашению, и им было абсолютно безразлично все, кроме своих кошельков и власти, за которую они сражались. Это была бесконечная война, а обычные граждане находились на границе двух лагерей...
— Подожди, — упавшим голосом обратился он к Шерил и снова проверил часы. — Просто... подожди...
Он переключился на канал «Фокс-Ньюз». Там двое мужчин и женщина спорили о том, должен ли президент отправляться в поездку в Европу, учитывая все эти проблемы в своей стране. Разговор шел о том, что он уклонялся от своих обязанностей перед американским народом, потворствовал Европе, его называли демократом из Миссури, который не понимал смысла слова «ответственность», он был слабовольным, а жена его и в подметки не годилась Джеки Кеннеди, Лауре Буш или, в конце концов, Мишель Обаме. Спор закончился тем, что оппоненты вместе посмеялись над заявлением Била о том, что он готовится к отставке, и перешли на новости о состоянии фондового рынка Индонезии.