Воспоминания

Некоторые прогермански настроенные остзейские политики пытались в период Первой мировой войны также «откреститься» от П. К. Ренненкампфа. Характерна в этом отношении записка, составленная 20.06 1915 г. директором рыцарской гимназии в Ревеле и издателем «Deutschen Monatsschrift für Russland» А. Эггерсом для Министерства иностранных дел Германии. В этой записке он пытался убедить германское внешнеполитическое ведомство в том, что немецкое население Эстляндской губернии якобы мечтает объединиться с «германской родиной».[20]

По словам Эггерса, младшие сыновья многодетных эстляндских помещиков не могли наследовать вотчину и, чтобы обеспечить свое существование, избирали военную карьеру (если, конечно, не имели способностей для учебы в университете). Среди этих людей, нередко имевших русских жен и православное потомство, «немецкий образ мыслей» уже не встречался. К их числу относились Ренненкампф и Сиверс, которых, по словам А. Эггерса, «мы рассматриваем как русских».[21]

Все же изменить распространенное в Германии представление о прибалтийских немцах как о наиболее верноподданнической части российского общества было весьма непросто. Так, например, автор опубликованной 25.09 1914 г. во «Frankfurter Zeitung» анонимной заметки о П. К. Ренненкампфе отмечал, что многие представители прибалтийско-немецкого дворянства более русские по своему образу мыслей и поступкам, чем сами русские.[22]

По свидетельству жены, П. К. Ренненкампф «неохотно говорил о себе и мало рассказывал о службе». К тому же у них дома было взято за правило никогда не обсуждать служебные дела. В связи с этим в воспоминаниях, за редким исключением, нет каких-либо существенных подробностей о деятельности Ренненкампфа как военачальника.

Вместе с тем их автор описывает быт высшего офицерского корпуса, свою благотворительную и просветительскую деятельность, семейную жизнь, воспитание и обучение детей. Кроме того, она пишет о коллекциях мужа, о его любви к предметам старины и интересе к военной истории. Благодаря этим увлечениям у него сложились дружеские отношения с известными коллекционерами – А. В. Верещагиным (братом художника В. В. Верещагина) и И. Х. Колодеевым. Ренненкампф был разносторонне развитым человеком – владел четырьмя иностранными языками, опубликовал несколько работ о своих военных кампаниях, которые привлекли внимание специалистов.[23]

Падение царского правительства в феврале 1917 г. принесло П. К. Ренненкампфу новые испытания. Вместе с бывшими министрами и некоторыми другими лицами он оказался в Петропавловской крепости. Хотя официально не считался арестованным – по словам супруги, А. Ф. Керенский предложил ему «посидеть» в крепости, пока не улягутся «беспорядки». Между тем, обстановка все более накалялась, а Временное правительство постепенно теряло власть.

Положение Ренненкампфа ухудшалось с каждым днем – суровые условия содержания в Трубецком бастионе подорвали его здоровье, кроме того, велика была опасность самосуда над заключенными со стороны распропагандированного гарнизона крепости. В. Н. Ренненкампф делала все возможное, чтобы помочь мужу. В конце концов, с большим трудом она добилась его освобождения и увезла к семье в Таганрог, где находились в то время их дети и жили родственники первого мужа Веры Николаевны. Хотя и здесь, как оказалось, он не был в безопасности.

После того как город заняли части Красной армии под командованием Р. Ф. Сиверса, начались розыски П. К. Ренненкампфа, перешедшего на нелегальное положение. Некоторое время ему удавалось скрываться, но его все же выследили и 3.03 1918 г. арестовали. Ренненкампфа настойчиво пытались склонить к сотрудничеству с новой властью, предлагали командный пост – в Красной армии не хватало военных специалистов. Но все усилия оставались тщетными, перейти к большевикам на службу он отказался.

Вера Николаевна понимала, какая опасность угрожает мужу, и пыталась его спасти: готовила побег с последующим отъездом за границу. Однако он не мог рисковать ее жизнью и не хотел уезжать из России. Уговорить Ренненкампфа бежать не удалось, и это предрешило его дальнейшую судьбу. Перед отступлением большевиков из Таганрога в ночь с 31.03 на 1.04 1918 г. он был расстрелян по приговору революционного трибунала. Сам факт казни, совершенной с особой жестокостью, тщательно скрывался.

С приходом белогвардейцев началось расследование большевистских репрессий. В. Н. Ренненкампф пыталась разыскать могилу мужа, но все поиски были безуспешными. Найти ее помогло лишь присланное следователю анонимное письмо с указанием места, где был похоронен Ренненкампф. По точному описанию могилу вскоре обнаружили и, после опознания, 26.05 1918 г. Ренненкампфа перезахоронили на православном кладбище Таганрога. В соответствии с его последней волей он был погребен без особых почестей в братской могиле вместе с другими жертвами красного террора.

Между тем, при всей достоверности воспоминаний некоторые подробности ареста и казни П. К. Ренненкампфа вызывают определенные сомнения. Так, Вера Николаевна пишет о том, что в его аресте участвовало «семьдесят пять конных солдат». Происхождение этой цифры непонятно. Вряд ли сам Ренненкампф или же кто-то из свидетелей ареста считал этих солдат; тем более сомнительно, чтобы эту деталь его супруге сообщили в штабе большевиков.

Неясно, в какой мере заслуживают доверия обстоятельства расстрела П. К. Ренненкампфа, переданные со слов ясновидящей в одном случае и предполагаемого очевидца – в другом. Трудно поверить тому, что казнь Ренненкампфа была публичной, причем, как пишет его супруга, в присутствии «громадной толпы». Ведь в этом случае о расстреле П. К. Ренненкампфа было бы известно всему городу, в том числе и самой Вере Николаевне. По ее же словам, о казни мужа ей сообщил один из офицеров, работавший на белых в штабе большевиков. В то время как местные революционные власти категорически отрицали факт расстрела Ренненкампфа – вряд ли они стали бы это делать, если бы казнь генерала действительно была публичной.

Не будучи свидетельницей смерти мужа, Вера Николаевна, вероятно, описала ее так, как это представлялось ее воображению. Сцена казни Ренненкампфа в целом выполняет важную смысловую функцию – она придает его образу ореол мученичества и вместе с тем привносит в воспоминания элемент житийности. В канонах этого жанра и троекратный отказ Ренненкампфа командовать «большевистскими войсками» и якобы звучавшие в толпе возгласы: «должно быть, святой жизни человек…» и явление супруге после смерти в качестве видения с известием о том, когда найдут его тело. Многочисленные цитаты из Библии, присутствующие в тексте, также придают ему религиозную окраску. После всего пережитого В. Н. Ренненкампф искала нравственную опору и утешение в вере, и это оставило свой след в ее воспоминаниях.

В заключение хотелось бы коснуться поисков, связанных с подготовкой рукописи к изданию. Работая над ней, мы решили выяснить судьбу дочерей П. К. Ренненкампфа Ираиды и Лидии. Розыски, конечно же, начались с Парижа – одного из крупных центров Русского зарубежья, где жили их сводная сестра Татьяна, мачеха и некоторые дальние родственники. В силу этих обстоятельств Франция представлялась наиболее вероятным местом пребывания Ираиды и Лидии.

Однако ни многочисленные запросы в мэрии округов Парижа, ни обследование парижских кладбищ, ни обращение в архив полицейской префектуры Парижа не дали положительных результатов. О дочерях П. К. Ренненкампфа не было обнаружено каких-либо сведений и в фондах русской эмиграции в других парижских архивах. Дальние родственники и потомки эмигрантов первой волны, к которым мы обращались за помощью, также ничего не знали ни об Ираиде, ни о Лидии. Практически ничего не удалось узнать и о жизни самой В. Н. Ренненкампф и ее дочери во Франции. Вероятно, они вели довольно замкнутый образ жизни и мало общались с местной русской колонией. К тому же смена поколений в этой колонии во многом усложнила поиски.

20

Это утверждение А. Эггерса не соответствует действительности. Среди прибалтийских немцев существовали различные настроения, весьма сильной среди них была прорусская ориентация.

21

Politische Aichiv des Auswärtigen Amtes. (Бонн, ФРГ). WK № 11 С geheim. Bd. 7. Bl. 114–115 (в делах Политического архива Министерства иностранных дел отсутствует пагинация, поэтому нумерация листов дана условно).

22

Frankfurter Zeitung. 25.09.1914. Цит. по: Vince

23

Махров П. Без страха и упрека! // Часовой. 1962. № 430 (3). С. 17; Re