Страница 38 из 95
— Как тебе кажется каковы причины убийства? — спросил Лейн.
Рэмси покачал головой, раздумывая.
— Склоняются к нечестной игре. Этот палец — ключ. И он все меняет.
Лейн еще посидел немного, разговаривая с ними, потом извинился, поставил кружку в раковину и направился в сторону лестницы для персонала, ведущей на второй этаж. Мисс Аврора и Рэмси были знакомы, когда будущий шериф ходил еще в памперсах, он часто навещал ее раньше, когда был на дежурстве. Поэтому они задержались еще на какое-то время вдвоем.
Рак.
И так отец медленно убивал себя сигаретами… но кто-то решил ускорить этот процесс, поставив на нем крест и привесив бирку на палец его ноги.
Невероятно.
Как обычно, в утренние часы весь персонал убирался в этой части дома, и он почувствовал запах чистящих средств для туалета, душа, окон, немного цитрусовый, еле уловимый мятный аромат, от которого у него зачесался нос.
Войдя в комнату своего отца, он почувствовал себя так, словно совершал что-то противозаконное, если учесть, что он не постучал, прежде чем войти… но хозяин был мертв. И ступить без разрешения в пустое, с темным интерьером мужское пространство, тоже было чем-то противозаконным, Лейн даже оглянулся через плечо, хотя для этого не было причины.
На бюро и на прикроватной тумбочке лежала пара личных вещей, все в этом люксе говорило о статусе, как бы объявляя: «Все для такого богатого и влиятельного человека, который опускает свою голову здесь на ночь на подушку»: с монограммой покрывала и подушки, в кожаном переплете книги и восточные ковры, если не выглядывать во двор в окна, скрытые тяжелыми шелковыми шторами, можно решить, что вы попали в люкс отеля Ritz-Carlton в Нью-Йорке или в загородную резиденцию в Англии, или замок в Италии.
Ванная комната была от пола до потолка декорирована мрамором под старину и винтажные краны украшали новую сантехнику, необычная застекленная душевая кабина занимала почти половину комнаты. Лейн остановился, заметив халат с монограммой отца, висящий на медном крючке. Здесь на столешнице лежал бритвенный набор с золотой кистью и бритвой. Полоска кожи, оттачивать лезвие. Стакан для воды и зубная щетка.
На столешнице было две золотых раковины, разделенные милей мрамора друг от друга, но его мать никогда не пользовалась второй раковиной в его ванной комнате. И над этим огромным пространством было зеркало с золотыми бра, со светоотражающими панелями.
Но здесь не было аптечки.
Лейн наклонился и начал открывать ящики. В первом была куча презервативов, и ему захотелось что-нибудь разбить по очень многим причинам. Далее шли ящики, заваленные мылом, ватными палочками, обычными бритвами. С другой стороны в ящиках были щетки, расчески. Под раковинами в шкафчики складывалась туалетная бумага, салфетки Kleenex, бутылки Listerine.
Ему показалось странным, но он не видел, чтобы его отец пользовался настолько обычными вещами. Как обычный другой человек, который готовится пойти на работу или лечь спать.
На самом деле, отца всегда окружала тайна, хотя и пугающая. Для него он напоминал Джека Потрошителя, и исходило это из отсутствия общения, отсутствия нормальных отношений, отсутствия какого-либо тепла со стороны отца.
Лейн нашел лекарства в высоком узком шкафу у окна.
Шесть оранжевых флаконов, каждый с разным количеством таблеток или капсул. Он не знал лечащего врача, выписавшего их, и названия самих лекарств ему тоже ничего не говорило, но учитывая количество предупреждений, начиная от «не рекомендуется садиться за руль во время приема препаратов», он догадался, что они скорее относились к обезболивающим или миорелаксантам… но более тяжелым, которые заставляли вас почувствовать себя еще хуже, чем ваша болезнь, по крайней мере, в ближайшей перспективе.
Он прочитал имя врача, а соответственно и телефон.
Хорошо. Что хоть кто-то знал о болезни отца.
Врач работал в онкологическом центре Андерсона в Хьюстоне.
Да, его отец знал, что он болен. И скорее всего, осознавал, что он умирает.
— Тебя выгнали? — воскликнула Джин, стоя в благоухающей оранжереи.
— Да, — ответила ей дочь.
«Фантастика!» — подумала Джин.
В последовавшей тишине она обдумывала какое из родительских негодований ей стоит высказать — потопать ногами, обутыми в высокие шпильки или, возможно, лучше воспользоваться старым методом, погрозить указательным пальцем. Не годится. Единственное, что на самом деле могло хоть как-то подействовать на ее дочь — Эдвард, только он справиться с этой ситуацией. Он всегда знал, что делать.
Но нет. Это тоже уже было в прошлом.
В конце концов, она произнесла:
— Я могу спросить, почему тебя выгнали из школы?
— А почему ты думаешь?! Я все же твоя дочь во всем.
Джина закатила глаза.
— Ты напилась? Или тебя поймали с мальчиком?
Амелия вздернула подбородок вверх, и у Джин тут же сложилась вся математика, причем при этом она испытала вину.
— Ты переспала с одним из ваших профессоров? Ты с ума сошла?!
— Ну, ты же переспала. Вот почему ты взяла длительный отпуск от…
Дверь в оранжерею открылась, и на пороге появился Лейн, словно долгожданный маяк, как для любого моряка в море.
— Угадай, кто вернулся домой, — сухо сказала Джин.
— Я уже в курсе. Иди сюда, Эймс. Много времени прошло.
Девушка попала в объятия Лейна и их две темные головы сблизились вместе, Джин пришлось отвернуться.
— У нее имеются новости, — пробурчала Джин, пока она двигалась между орхидей, ощипывая листья. — Почему ты ему не говоришь?
— Меня выгнали.
— Она переспала с профессором, — Джин махнула рукой. — Из всех наследий, она следует моему примеру.
Лейн выругался и отступил назад.
— Амелия.
— Ах, он называет тебя настоящим именем, — Джин улыбнулась, подумав, что Лейн говорит сейчас точь-в-точь как отец. — Он понимает в чем дело. Мы можем кому-нибудь позвонить в Хотчкисс, Лейн? Конечно, мы сможем отговорить их от такого поспешного решения.
Лейн потер лицо.
— Кто-то воспользовался ситуацией? Тебе сделали больно?
— Нет, — сказала девушка. — Все не так.
Джин заговорила:
— Должен быть какой-то способ, вернуть ее туда.
— Ты решила бросить? — спросил Лейн. — Ты собираешься потерять все, чего достигла? Господи, Эймс, серьезно. Это очень серьезно.
— Прости.
— Да, — пробормотала Джин, — выглядишь жалко. Хочешь платок? Это поможет тебе играть более убедительно?
— Это бриллиант у тебя на пальце? — воскликнула Амелия. — Ты выходишь замуж, я так понимаю?
— На следующий день после прощания с твоим дедом.
— Да, хорошо, что ты позвонила мне и сообщила об этом, мама.
— Брак — не столь важен.
— Согласна. Я говорю о смерти моего деда. Мой родной дед умер, а я узнала об этом из газет.
Глаза Лейна переметнулись к Джин.
— Ты что не звонила ей, Джин? Реально, не позвонила?
— Я прошу прощения, но именно ее выгнали. А ты смотришь на меня так, будто это все сделала я?
— Я могу пойти здесь в школу в Чарлмонте, — отозвалась Амелия. — Образование в Чарлмонте одно из лучших, и я могла бы жить здесь, дома…
— Почему ты думаешь, что они возьмут тебя? — спросила Джин.
— Наша семья пять лет подряд делала огромные пожертвования, — парировала Амелия. — Почему они не возьмут меня? И кто на тебе женится, мама? Дай угадаю. Он богат и отличается мягкотелостью…
— Хватит! — резанул Лейн. — Джин, она твоя дочь. На этот раз, ты поступишь так, как должна поступать мать. Амелия, на самом деле, все более серьезнее, чем ты думаешь.
— Но это поправимо, — сказала девушка. — Все поправимо в этой семье, не так ли?
— На самом деле, не так. И лучше тебе помолиться, чтобы твой урок по этому вопросу не был таким суровым, я имею ввиду, что тебя выгнали.
Лейн направился к выходу, Джин подумала о предстоящей свадьбе и крикнула ему вслед:
— Подожди, мне нужно с тобой кое-что обсудить.