Страница 90 из 101
Но и ректор хорош! Вот он — яркий образец слепой родительской любви! Ну какие могут быть чувства у Радченко, если его ни единого раза, кроме вечера, посвященного последнему звонку, никто и никогда не видел вместе с Лидой Тишковской? И то произошло это после личной просьбы декана, так как нужно было поскорее увезти ее от любопытных глаз. Да если бы у них было хоть что-то, уж кто-кто, а он узнал бы об этом в первую очередь!
И с чего теперь начать разговор с Крапивиной? С того, что ее предали, обманули? Петру Викторовичу были отнюдь не чужды нормальные человеческие чувства: у самого две дочери, и по-отцовски ему было искренне жаль девушку. К тому же во всем, что произошло, он теперь винил и себя — ошибся, не приложил должных усилий, не разорвал эту связь в самом начале.
Размышления Кравцова прервал негромкий стук в дверь.
— Входите!
Тамара переступила порог кабинета и робко осталась стоять у двери.
— Присаживайтесь, — показал декан рукой на свободный стул напротив стола. — Тамара, — опустив голову, как на похоронах, скорбно начал Петр Викторович. — Я должен с вами поговорить на очень деликатную тему.
Озадаченная таким приемом, девушка выжидающе молчала.
— Разговор пойдет об Алексее Радченко. — После этих слов Петр Викторович поднял глаза и заметил, как, встретившись с ним взглядом, она густо покраснела и опустила ресницы. — Он, как я понимаю, продолжает кружить вам голову, а меж тем собирается жениться на Лиде Тишковской… Она в положении, но об этом пока никто не знает. Так что для вас было бы разумно порвать с ним всякие отношения до того, как объявят о предстоящей свадьбе. Я хорошо понимаю, как вам больно это слышать, но… — Кравцов тяжело вздохнул, — такая уж у меня работа.
В голове у Тамары зашумело, начищенные дощечки паркета, наплывая друг на друга, закружились перед глазами, и ей вдруг стало казаться, что она находится одна в пустом кинозале и смотрит странный художественный фильм, где героиня похожа на нее, носит такое же имя и все другие персонажи хорошо знакомы…
— Крапивина, Крапивина, очнитесь, — сквозь гул в ушах донеслось до Тамары. — Ну что же вы, голубушка… Ну нельзя же так…
Кто-то сильно тряс ее за плечи, затем губами она почувствовала край стакана. Машинально сделав несколько глотков, Тамара открыла глаза и прямо над собой увидела испуганное лицо Петра Викторовича.
— Да не убивайтесь вы так, — помог он ей встать, снова усадил на стул и сам присел рядом. — Наплачутся они еще с этим Радченко! А вам нужно прийти в себя, передохнуть, — почти по-отечески погладил он ее по голове. — Напишите заявление у Вероники, я вас отпущу на недельку. Пока вернетесь — все и утрясется. Могу посодействовать с путевкой в профилакторий. Во всяком случае, все будет выглядеть так, будто вы его бросили…
Слова декана с большим трудом пробивались сквозь ватную стену, продолжавшую ограждать сознание Тамары.
— …Ничто не лечит лучше, чем время, — доносились обрывки фраз. — …Вокруг много хороших парней…
— А кто вам сказал, что он собирается жениться? — неожиданно прервала она его монолог.
— Ректор. Вчера во второй половине дня. И, насколько я понял, вечером они ждали жениха в гости.
«Так вот почему его нигде не было», — с горечью поняла Тамара.
— И когда свадьба?
— Не знаю, но, учитывая состояние невесты, нет смысла откладывать это мероприятие надолго.
— А если он на ней не женится?
Кравцов хмыкнул:
— Тогда ему придется расстаться с институтом. А если принять во внимание связи профессора Тишковского, в обозримом будущем вряд ли Радченко удастся защитить диплом здесь или в каком другом вузе.
Тамара снова уставилась в паркет.
— Хорошо, я напишу заявление и уеду на неделю, — тихо произнесла она. — Спасибо, Петр Викторович. Не волнуйтесь за меня и… и за… — не закончила она фразу, но декан понял, кого она имела в виду. — Я не собираюсь никому мешать.
Зазвонил телефон. Вздохнув, он встал с места и снял трубку.
— Да, Иннокентий Вельяминович, — открыв дверь в смежную комнату, услышала Тамара. — Да, с Крапивиной я уже поговорил.
— Вероника, дай, пожалуйста, лист бумаги, — механическим голосом попросила она успевшую вернуться на рабочее место секретаршу.
Молча протянув ей чистый лист, девушка положила рядом и ручку. Медленно выводя каждую букву, Тамара долго что-то писала, затем встала, протянула лист и пояснила:
— Я отдохну недельку.
— Так что случилось? — не удержалась от вопроса Вероника.
— Радченко женится.
— Правда?! — обрадовалась она. — Поздравляю!
Тамара вздрогнула, затем как-то съежилась и, сделав несколько шагов к двери, виновато произнесла:
— Ты ошиблась, у него другая невеста — Лида Тишковская.
— Как?! — раздалось ей вслед.
Тамара не помнила, как дошла до общежития. Открыв дверь в комнату, она присела на кровать, невидящим взором уставилась в окно…
«Придется идти на аборт, — отрешенно подумала она. — Но как найти хорошего врача и сделать так, чтобы никто не узнал? Тетя Нина отпадает — дядя Женя просто так этого не оставит, да и маме все станет известно. Может быть, довериться тете Ане?»
Почему в тот момент ей в голову пришла такая мысль, она не могла объяснить даже спустя годы. То ли это была подсказка, посланная с небес, то ли сыграли роль детские воспоминания, но бабушка и мамина сестра — вот две женщины, с которыми ей было легко, которые ее любили и не требовали ничего взамен. От них она никогда не слышала слова «должна», могла доверить им свои фантазии… С мамой так не получалось — Антонине Степановне всегда было некогда выслушивать детские бредни.
Стоило Тамаре найти ответ на один из главных вопросов, как она встала, вынула из шкафа дорожную сумку и стала быстро укладывать вещи… Припомнив, что проходящий поезд на Минск должен быть где-то через час, к концу сборов, уже в какой-то дикой спешке, она рванула верхний ящик стола, где хранился паспорт, с грохотом задвинула его обратно, захлопнула дверь и побежала к лифтам.
Как всегда, во время занятий из четырех лифтов в высотном общежитии работали только два. Прождав пару минут, растянувшихся в сознании на два часа, Тамара решила спуститься вниз по лестнице, но, сделав пару шагов, расслышала характерный звук приближающейся кабины и вернулась. Лифт распахнул двери, она не глядя сделала шаг и онемела: прямо на нее смотрели до боли родные глаза. Вот только их обладатель ничуть не походил на прежнего красавца: осунувшееся лицо, мертвенно-бледная кожа, темные круги… Впрочем, и глаза уже были не те, чего-то в них недоставало. Жизнерадостного блеска, что ли? В душе непроизвольно шевельнулась жалость.
Чтобы все это заметить и почувствовать, Тамаре хватило несколько мгновений — двери лифта даже не успели закрыться. Переборов ставшее привычным желание броситься ему навстречу, она вдруг повернулась и кинулась в обратную сторону. Нащупав в кармане ключ от комнаты, толкнула незапертую входную дверь, с ходу попала в замочную скважину следующей двери, попыталась быстро захлопнуть ее за собой, но не успела: содрогнувшись от удара, та отбросила ее в центр комнаты и грохнулась о стенку.
В следующую секунду сильные руки сгребли ее и сжали так крепко, что на какое-то время она вообще перестала что-то соображать и едва не задохнулась от сковавшего легкие спазма. Но стоило объятиям чуть ослабнуть, как Тамара пришла в себя и изо всей силы толкнула в грудь того, кому принадлежали эти руки.
— Уходи! — отскочила она к окну и приняла оборонительную стойку.
Леша виновато опустил голову. Поникшие плечи и висящие вдоль туловища руки-плети дополняли общую картину. Таким она его еще не видела: растерянный, жалкий, беспомощный…
— Уходи! — повторила она, и ее слова прозвучали как угроза.
— Я должен тебе все объяснить, — выдавил из себя Алексей.
— Ты мне ничего не должен!
— Я тебя люблю, — неожиданно услышала она. — Неужели ты не поняла до сих пор?
Раскрыв было рот для очередной гневной реплики, Тамара застыла — слова, долгожданные, желанные слова! Господи, ну почему они звучат именно сейчас? Ведь они уже потеряли всякий смысл…