Страница 6 из 16
— А зачем же она чужим именем представилась? — без какого-либо наигрыша спросил я у него. — Какой в этом смысл?
— Да кто ее знает? — Ворон почесал затылок. — Может, захотела заиметь своего человека в моем замке. Может, шутку пошутила, которая ей удалась. Я же голову поломал, пытаясь понять, какая муха Эви укусила? А может… Она что-то про кресло архимага говорила, насколько я помню из твоего рассказа?
— Если точно, то сказала, что она без двух минут архимаг одного из магических конклавов, — кивнул я. — Обещала мне протекцию после того, как займет этот пост, вот так-то.
— Эта может. — Ворон снова засмеялся. — Она любит себя должниками окружать, думает, что это крайне правильный подход. Как по мне, глупость несусветная, должники — они хуже врагов. Враг — он тебя ненавидит от всего сердца за то, что у тебя есть все, что нужно ему, и открыто об этом говорит. А должник тебя ненавидит за то, что ты сделал ему добро, и всегда молчит про это, изображая дружбу. Потому враг может в случае твоего поражения проявить благородство и сохранить тебе жизнь, а должник никогда этого не сделает. Ты ему живой не нужен, даже для глумления.
— Тонко, — признал я.
А что? Все так и есть.
— Так вот она может думать, что я общаюсь с Гаем и донесу до него эти слова, — продолжил Ворон. — А он, насколько я знаю, тоже метит в это самое кресло. Как, к слову, и Эвангелин.
— И Виталия, — продолжил я его речь непроизвольно.
— Именно, — подтвердил Ворон. — Они сцепятся, а большего Вит и не надо. Пока двое дерутся, третий будет спокойно идти к своей цели. Хотя это предположение как раз на воде вилами писано, слишком много «если». Если я общаюсь с Гаем, если испытаю желание ему что-то сообщить, если ты вообще мне это все расскажешь… Думаю, просто подшутила она над тобой. Точнее — надо мной.
Да, как же! Как раз все именно так и есть, только наставник тут ни при чем. Я Агриппе внешность своей нечаянной любовницы не описывал, так что мастер Гай будет уверен, что я общался именно с Эвангелин, тем более у них давнишние трения, и такой ее интерес ко мне полностью оправдан. А это значит, что они скоро сцепятся не на жизнь, а на смерть. Ну а Виталия получит желанную фору.
Тонко. Вот же тварь! Когда все всплывет, мастер Гай наверняка сначала будет рвать и метать, а после начнет искать крайнего. И долго ему искать не придется. Ей-ей, лучше бы я молчал. Результат был бы тот же, но я хоть не знал бы ничего. Нет, я давно усвоил тот простой факт, что закрывать глаза в преддверии беды — это величайшая глупость, но в данном случае это был бы лучший выход. Все равно я себе помочь в этой ситуации никак не могу и теперь только нервы буду жечь, представляя, что со мной сделает мой наниматель.
— Повеселил. — Ворон хохотнул. — Вот правда повеселил. Опять же вкусил прелестей Виталии. Между прочим, она среди наших девушек была самая красивая, к ней под бочок многие пытались подкатиться, но в те времена она была очень разборчива. Что ты хотел — дочка герцога как-никак. Ее отец был большим вельможей в Ферлинге, если не ошибаюсь, советником тогдашнего короля.
Я безразлично пожал плечами. После этого лета почтения к титулам у меня серьезно поубавилось. Да и не у меня одного. Все мы из мяса и костей, и принцессы и нищие. И смерть нас забирает тоже одинаково — раз и навсегда, разница только в тех способах, которые она использует. Кому-то — арбалетный болт в грудь, кому-то — нож под ребра. А в остальном — одно и то же.
— А вообще хорошо, что я сюда от всего этого сбежал, — внезапно сменил тему разговора и тон Ворон, снова берясь за бумаги покойного Августа Туллия. — Никогда я этой грызни за кресла совета и власть не принимал. Понимать — понимал, но лично мне этого не надо. И тебе, фон Рут, я советую в подобном не участвовать, себе дороже выйдет.
— Да мне бы посох получить, — я потупился, — и больше мистресс Виталию на своем пути не встретить. Мастер, а правду она сказала, что убить меня у нее руки коротки?
— Правду. — Ворон оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на меня. — Чистую. Есть такая традиция. После инициации, с того момента, как ты стал подмастерьем, другой маг не вправе убить тебя без моего на то соизволения. Вообще-то традиции нужны для того, чтобы их разрушать и нарушать, но не в этом случае. Такое правило ввели боги, и за его нарушение с виновника спрашивают лично и очень строго, по крайней мере, так об этом написано в летописях. Врут эти летописи или нет — неизвестно, но проверять подобное не станет никто, себе дороже может выйти. А ну как правда? Причем там еще и кара не указана, что особенно пугает. Боги жестоки и изобретательны, это все знают. Так что можешь спать спокойно — пока ты подмастерье, тебе ничего не грозит, в магическом плане, разумеется. Вот получишь посох — тогда да, тогда берегись.
Ну, хоть что-то. И вот как тут замок покинуть? Да никак.
Ворон помахал рукой, давая мне понять, что разговор окончен, и углубился в чтение свитка, время от времени негромко хихикая. Как видно, его собственные грехи, перечисленные в допросных листах, вызывали у него не страх, а приступы веселья. Вот такой у нас наставник, орден Истины для него развлекатели.
Только выйдя из залы, я понял, что мою рубаху можно выжимать, — она от пота промокла насквозь.
— Чего он тебя оставил-то? — сразу обступили меня мои недавние спутники, как только я появился во дворе.
— Вопросы разные задавал, — процедил я и обвел их тяжелым взглядом. — Кто как себя показал в странствиях. Так и сказал: «Тебе, фон Рут, верю, как себе, так что говори, кто чего стоит».
— Не придуривайся, — немедленно приказала мне Аманда. — У тебя такое даже Тюба узнавать не станет, а он простак из простаков.
— Да про Августа Туллия расспрашивал, — сменил тон я. — Сумка-то его у меня была, вот, видно, от этого Ворон и оттолкнулся. Что знал — рассказал. А где Гарольд?
— Да вон он. — Аманда с неудовольствием ткнула пальцем на стоящую в отдалении от всех парочку. — Что-то она ему нехорошее говорит, видишь, у Монброна лицо какое.
Я поразмыслил секунд десять и направился к ним. Интересно же, о чем речь идет. Да и права Аманда — лицо у моего друга было сильно невеселое, а значит, следовало узнать, в чем дело. В крайнем случае шуганут на подходе.
Да и вообще, все, что связано с Рози, мне небезразлично. Это еще одна неприятная часть моего нынешнего бытия. Нет, не сама Рози, которая, кстати, у меня никакого отторжения не вызывает. Как ни странно, но я был рад ее увидеть, сам даже этому удивился. А собственно, за что мне ее недолюбливать? Ну да, она властная и в обращении с остальными иногда жестковата бывает, не отнять. Так она из этого и тайны не делает. Но вот такая она, что теперь поделаешь? Зато умная и красивая, что тоже не последнее дело. И знает, чего от жизни хочет, не то что некоторые, которые только и делают, что на все подряд обижаются и потом губы дуют.
Вот кабы еще не ее родня, которая меня и смущала… Я помню, как меня от родственничков предостерегали, и верю в то, что мне сказали. Это не маги, пальнут из арбалета — и все. Или шпагами на ломти настругают. И главное — было бы за что, ведь я даже ни разу ей руки за пазуху не запустил. Король Рой хоть основания имеет меня не любить.
— Вот такие новости, Монброн, — услышал я слова Рози, подойдя к ним. — Что узнала — рассказала.
— Плохо. — Гарольд запустил пятерню в свои светлые волосы. — Опечалила ты меня, де Фюрьи.
— Что-то случилось? — поинтересовался я. — Или этот рассказ не для моих ушей?
— Дома все плохо, — озабоченно сказал Гарольд. — Очень плохо. Отец заболел, причем тяжело. И самое странное — как-то внезапно, что наводит на кое-какие предположения. А если прибавить сюда то, что мой дядюшка Тобиас сразу же после того, как отец слег, развил немалую деятельность по захвату государственных постов и даже прибрал к рукам кое-какие дела нашего семейства, то эти предположения переходят практически в уверенность.
Я припомнил давний ночной разговор Гарольда и Аманды, где он упоминал какого-то общего родственника. Не этого ли?