Я твой ужас и страх

— У меня новоселье, — улыбнулась Валерия, которая делалась совершенно невосприимчивой к страху. Она скорее радовалась, что эту долгую ночь на новом месте ей коротать все-таки не одной. Затуманенное сознание слабо доносило сигналы тела о привычных признаках приступа ужаса. Всего лишь приступ, как болезнь, как озноб при поднимающейся температуре — неизбежно, но вполне переносимо, особенно, если сконцентрироваться только на пришельце.

— Ты думала, я не найду тебя на новой квартире? — сощурился он.

— Да о тебе вообще речи не шло. Я уже давно догадалась, что тебе не лень доставать меня везде. Ты же мне и подсказал идею! — вспомнила Валерия, опустошая еще один бокал вина, питая отвращение к себе за столь непотребное поведение. Но вряд ли бы кто-то узнал, что их школьный психолог или идеальная дочь впервые в жизни позволила себе что-то лишнее. Нет-нет, никаких ярких цветов в одежде, никакой слишком дорогой техники, никаких гостей и прогулок после десяти вечера — все это запретный плод, который мешает. А чему уже, собственно? Рамки расползались, как бумажное оригами под ливнем.

— Теперь ты окажешься в тотальной изоляции, один на один с ужасом, — довольно усмехнулся Король Кошмаров. Похоже, у него обретался свой недобрый план, но Валерия терялась в догадках, а способы борьбы Хранители Снов подсказали недейственные в ее случае. Да и… не хотела она бороться, чтобы вновь замирать в одиночестве и глядеть через подоконник.

— А вот и проверим! — бросила ему воодушевленно Валерия, заголосив, почти танцуя на месте, лишь бы заглушить огонь в душе, а он все прорывался: — «Вечно молодой…» Они не хотели отпускать меня, — девушка рассмеялась, вызвав вопросительное выражение на лице Короля Кошмаров, затем объяснила: — Пришлось сказать бабушке, что у меня есть парень, которого я не хочу показывать пока родителям, потому что они ссорятся и произведут не лучшее впечатление. Короче, она мне помогла с документами и прочим. Потом пришлось и родителям сказать… ох, какой скандал-то был. Но я сбежала! Все!

Она и правда не одна занималась обустройством на новом месте, без поддержки хотя бы кого-то из родных ничего не получилось бы. Обе бабушки, как ни странно, ничего не имели против того, что у взрослой внучки есть какой-то парень. И их не удивило, что показывать его она не хочет из-за ссор родителей. Вот только жгло сознание обмана. Хотя… пожалуй, лишь частичного.

— Парень? — казалось, опешил Бугимен, продолжив озадаченно, хоть и с долей насмешки: — Хм… Что-то я его не видел. Кто?

— Джек Фрост, ядрена-макарона! — громче прежнего рассмеялась Валерия, смахивая неопределенные слезы. — Какой парень, Ваше Кошмарное Величество? Я же соврала! Зато теперь я свободна! Хотя бы на какое-то время!

Однако Короля Кошмаров раздражало ее гибельное веселье. Он, прошелестев через темную комнату, привычно навис над ней, становясь день ото дня все более материальным, уже совершенно непрозрачный. Он угрожающе обещал, подлетая к ней, снова окутывая черным песком:

— Ты не свободна, теперь никто не поможет тебе. Скоро ты будешь целиком в моей власти.

Похоже, ему все еще чудилось, будто за ее демаршем стоит какая-то надежда или желание сбежать. Неужели еще не догадывался, что его ждали? Вот здесь, прямо в этой изломанном пространстве чужой квартирки. Лишь бы не притягивал к себе безумием сквозящий неровный квадрат окна со сбитым бетонным подоконником.

— Вот это мы еще посмотрим, — выпрямилась с азартом Валерия, неуверенно потянувшись к следующей рюмке, уже понимая, что рискует «перебрать», однако Бугимен выхватил бутылку из ее рук, покрутил, читая этикетку, пренебрежительно бросив:

— Фи, дешевка. Даже не винтажный год. Не понимаешь ты в настоящем вине.

— Сойдет. Ну, мое здоровье! — отсалютовала она, замечая, что мир вокруг кружится, наваливается полуобморочная усталость, помноженная на крайне вредный в таком состоянии алкоголь. Она упала на диван, глядя, как комната вращается вокруг, как на аттракционе, и вместе с ней то тут, то там маячил Король Кошмаров, который попробовал вино, брезгливо поморщился и оставил пустую бутылку на полу. Трек сменился и заиграл медленный и тягучий «Я твой ужас и страх» группы «Ария». И с таким аккомпанементом в замкнутом пространстве комнаты парил Король Кошмаров, почти в такт музыке взмахивая вихрями черного песка.

Валерия наблюдала за ним, вовсе не ощущая какую-то власть над собой, зато мысли об оставленном доме давили, проникали в сознание щупальцами. Она представляла, что мать плачет там совершенно одна, но одновременно обвиняет дочь. Образ преследовал, сковывая настоящим ужасом, потому что от собственных мыслей не сбежать. Сначала Валерия напевала, монотонно покачиваясь, в такт песне, а затем внезапно залилась слезами, съеживаясь на краю дивана.

— Они меня ненавидят… Нет! Хуже! Они меня просто не замечают! Вот никак! Я для них — пустое место, игрушка, марионетка, — девушка бессильно заскулила, кусая обветренные губы. Кожа треснула, по подбородку стекла тонкая струйка крови. Но Валерия только плотнее подтянула колени к груди, отворачиваясь к стене. В тот миг ее ничто не волновало, хоть бы даже ей грозился кто-то всадить нож в спину, хоть бы там рушился целый мир. Она считала несколько лет, что побег в другой дом — это способ решения проблемы. Но она любила родителей, и это чувство приковало ее цепями, не позволяя провалиться в равнодушие будней. Она металась в незримой клетке.

Король Кошмаров, паря где-то в комнате, недовольно фыркнул, бормоча себе под нос:

— Не терплю нетрезвых. Им море по колено и никакой восприимчивости к страху. Хотя… Кошмары особенно заковыристы, если они еще в состоянии видеть сны.

Валерия обратила к нему опухавшие глаза, давясь кашлем, говоря, заходясь периодически новыми рыданиями:

— Вот каково тебе быть невидимкой? А? Нравилось? Не нравилось! Вот и решил мир захватить. Вот и мне не нравилось! Вот она я, смотрите! Не ждали? Да? Не ждали, что я тоже личность, а не собственность? — она вновь отворачивалась к стене, не ведая, куда деваться от самообвинения, но она уже сожгла мосты. — Бред… все эгоистический бред… У других проблемы похуже, поглобальнее… — она вновь поглядела на Короля Кошмаров, все плакала. — А мы два проклятых эгоиста на куске шлака. Только из таких тираны и получаются, от чужого равнодушия, от чьей-то черствости.

Дальше — как провалилась…

Проснулась она от ужасного сумбура в голове, сон был очень чуткий и неспокойный, даже не кошмары, которые открывали перед ней свою страну в минуты забвения, а именно бессмысленная смена картинок на фоне отчетливо подкатывавшей к горлу тошноты. Она проснулась от того, что пересохшие губы нестерпимо горели, отодвинула край пледа, которым накануне, кажется, не укрывалась.

Первым, что она увидела, было крайне скептическое выражение лица Короля Кошмаров, который в лучах рассвета загораживал своим черным песком окно.

— С утра пораньше… — бессмысленно пробормотала девушка.

— Могла бы придумать что-то и поумнее в качестве протеста, — осуждающе махнул он рукой. Кажется, он никуда и не уходил. То ли он насылал все эти тревожные видения, то ли просто чего-то ждал. Может быть, теперь он намеревался преследовать ее круглые сутки, не просто же так обогащался силой ее недобрых тревожных видений, все решительнее возвращался после своего заточения, так что Валерия почувствовала себя виноватой перед Хранителями.

— Хотя бы ты нотаций не читай… Чай не вампир, за порчу крови не боишься, — отмахнулась раздраженно она, испытывая едва сдерживаемую потребность обругать весь свет, но потушила ее напускным спокойствием, холодным решительным выводом из всего ее поведения накануне: — Я ведь… к смерти стремлюсь. Так или иначе… медленно убиваю себя. То бессонницей, то работой. Если страшно через подоконник, то другие способы есть, медленные. Каждый день, по капле. Мы все исчезаем.

— Исчезать неприятно, — заметно вздрогнул Король Кошмаров, непроизвольно сжимая кулаки. — Когда… — Он стиснул зубы. — Люди проходят сквозь тебя, как сквозь воздух. Когда тебя гложет зависть, почему какого-то Северянина они видят, а тебя… нет. В древности я налетал ночами, гасил свечи и костры. Их страх темноты.