Страница 14 из 37
— Правильно. Все, что сверх — опасно, сулит последствия. Ты сам виноват, — кратко кивнула Валерия, одновременно соображая, что ей делать. Может, оставить, как есть. Пусть мучается, пусть его терзает вечная боль. И душевная, и физическая. Впрочем, большим чудовищем его бы уже не сделали, а стать лучше — тоже монстрам не дано. Наверное. Что если и она какой-нибудь монстр, если в ней не осталось ни капли надежды? Только метроном дней, только воля серого города.
— Я хотел, чтобы меня видели, все, весь мир! — воскликнул Бугимен раненым зверем.
— И что же в итоге? — наступала Валерия, сознавая, что под прессом всего этого ужаса окончательно потеряла страх.
— Меня не видит никто, — он отрешенно уставился в потолок, лишь судорожно вздрагивая, когда проводил по ожогам, стремясь засыпать их черным песком. Но его не хватало, он весь иссяк, благодаря яркому сиянию. Побежденное зло обязано оставаться побежденным, иначе дрогнет мировой порядок. Жаль только, что мир раскачивали сами люди, и не стоило перекладывать ответственность на каких-то мрачных упырей.
— Ну… я-то вижу.
Валерия подошла вплотную, отчего Бугимен превратился в тень на стене и переместился в другой угол комнаты, но девушка последовала за ним.
— Да куда ты… — почти рассмеялась она. «Страх, сотканный из собственных страхов и недоверия», — поразилась Валерия. Стоило только скинуть оковы его иллюзий, как Король Кошмаров оказался сам бессилен. На этот раз он не попытался сбежать, только рвано вдыхал и выдыхал, мотая головой, явно, чтобы не заскулить, что было бы ниже его достоинства.
Валерия еще раз внимательно глянула на ожог, который покрывался обугленной корочкой, от него исходил запах паленой плоти, не древесины, а того самого противного, что витает в ожоговых отделениях. Как минимум, не хотелось терпеть такое в своей комнате. Валерия размышляла, что может и что должна сделать. Да ничего она не должна этому упырю!
Оставить его на заточение, пусть вечно терзается от световых ожогов. Но она еще не до конца разгадала его. Она нашла на короткое время свой смысл жизни, какое-то занятие, кроме слабого перебирания сумрачных дней календаря.
Бугимен все пытался засыпать рану, лишь шипя и заунывно вздыхая. Валерия поглядела на себя, осознавая, что сама состоит отчасти из черного песка, который вился над ее головой. Да вот же! Вот же ее дурные сны, только ее, созданные ею. Она поддела песок своих кошмаров на пальцы, засыпая рану. И та заросла, серая кожа вновь сделалась гладкой, вновь покрыла жилистые мышцы. Король Кошмаров с удивлением уставился на Валерию. Оба ощущали явную неловкость, точно нарушили протокол субординации или правила этикета.
— Ну вот, теперь у меня, кажется, не будет никаких снов, — заключила отстраненно девушка.
— В древности все боялись меня… — так же, как будто, не по теме разговора начал собеседник. — А потом я перестал для них существовать. Когда в тебя не верят, ты постепенно исчезаешь. Таков удел духов.
— Да и людей… — эхом отозвалась Валерия. — Значит, ты выбрал меня, чтобы не перестать существовать? Чтобы тебя не пожрали собственные кошмары. Да уж, глуповато быть съеденными лошадьми.
— Выбрал, — сознался Бугимен, отворачиваясь, лохматя жесткие волосы, заглаживая их назад.
— Вовремя. Я тоже почти не существовала, потому что в меня перестали верить, — подавила ненужные слезы Валерия, голосом матери упрекая себя в эгоизме. «Ты эгоистка, у тебя все есть. Смартфон, квартира, машина. Что тебе еще надо?» А лучше бы без смартфона и машины, без всех этих излишеств, наполненных пустотой отмирающих чувств, когда с Королем Кошмаров нашлось больше тем для разговоров.
— Но я не растворяюсь, я сгниваю, — почти с отвращением к себе заключила Валерия, скрещивая руки. — Значит, мой страх делает тебя материальным. И ты думаешь, так ты обретешь достаточно силы, чтобы захватить мир?
— С тебя одной мало, — бросил Бугимен, придирчиво рассматривая восстановленную руку, сгибая и разгибая пальцы. Черный песок призвать обратно не удавалось. И судя по тому, как злой дух косился на окно, в любой миг Песочник мог отправить его обратно в заточение одним метким ударом.
— Печально это слышать. Но я не мнила о себе слишком многое, — усмехнулась Валерия. — И что случится, если ты захватишь мир? Все будут видеть кошмары?
— И поклоняться мне! Дрожать от ужаса! — воодушевился неуравновешенный собеседник.
Валерия низко опустила голову, точно ворон перед бурей. Перед глазами стояла рябь телевизора, сотен выпусков новостей, звучали заголовки о количестве жертв то в одной, то в другой точке мира, далеко и близко. То пьяный водитель сбивал пешеходов, то очередной властолюбец чужими руками развязывал перевороты и войны. И тогда счет уже шел на тысячи. Разве какие-то внешние силы заставляли людей озлобляться до крайности и идти друг против друга? Почему же тогда не настал мир во всем мире, пока Бугимен торчал в заточении? Что, кроме снов, защищали эти Хранители?
Валерия не находила ответа, зато на восклицание собеседника резко осадила:
— А потом устроят ядерную войну, потому что будут ее видеть в кошмарах каждый день. И однажды не выдержат, у кого-то рука опустится на ту самую кнопку. Зато ты останешься «самым умным человеком на куске шлака». Комедия…
Она вспоминала очень неплохую антиутопическую графическую новеллу «Хранители», где прозвучала эта фраза. Мир казался ей такой же ловушкой, как и там. А сказочные персонажи — не для ее истории.
Бугимен замолчал, как будто впервые задумался, что случится после его победы, хмурился, растирая виски.
— Человечество перешло на ту стадию, когда оно боится самоуничтожения, а не апокалипсиса от высших сил, — продолжала Валерия. — И оно способно само себе устроить апокалипсис. Ты мог властвовать умами во время чумы или во время неурожая. А теперь… — Она горько усмехнулась. — Люди боятся людей. Достаточно слегка подтолкнуть их страхи кошмарами — они уничтожат друг друга. Но кто же тогда будет поклоняться тебе? Не ты ли перестанешь существовать, когда не найдется больше никого, кто будет бояться?
— Ты подала неплохую идею. Они разрушат мир, а я буду править горсткой выживших, — ухмыльнулся Бугимен, точно зацепился за новую нить размышлений и коварных планов.
— «Да уж»! — всплеснула руками Валерия, почти смеясь: — Радиоактивными новыми варварами, которые обречены на вымирание. Что ж… Тебя хватит еще лет на сто-двести. Потом… вы все исчезнете, — она спокойно вздохнула. — Мне-то уже окажется все равно, в этом районе убежищ нет, метро неглубокое. Нас сметет быстро.
Она давно медитировала о конце всего сущего, о том, что все имеет свое завершение. А дальше — либо делается пеплом, либо покоится в земле. И нет возврата, не стоит оно того, чтобы мотать пленку еще тысячи жизней. Что за гранью — неведомо. Если еще большие страдания, то и вовсе не ясен смысл.
— Раз такая умная, что же не дала Песочнику меня уничтожить окончательно? — язвительно обратился Бугимен.
— Ты этого хотел? — не отставала девушка.
— Конечно, нет.
— Если мир отдать только Песочнику… — она жестоко бросила: — То мы станем стадом тупых идиотов, которые в реальности жрут свою планету, лишь стремясь в счастливые сны, как в «Матрице». О, сколько будет чудесных намерений! Сколько великих начинаний в сладких иллюзиях. Но ничего из этого не может считаться настоящими действиями. Нет уж, вы оба нужны миру, Страх и Радость, как день и ночь, как два полюса мотивации.
— Оба… Нет, это бред! — скривил мину отвращения Бугимен.
Однако в это время Песочник снова подлетел к окну, засветился, проникая беспрепятственно через стекло. Король Кошмаров непроизвольно отбросил от себя Валерию, точно испугавшись, что Хранитель Добрых Снов способен и ей причинить боль.
Черная магия пронеслась темной стрелой, ударяя в непроницаемый щит, растворяясь в искрящемся золотом песке.
Валерия поднялась с пола, потерев ушибленную руку, и поняла, что в ее комнате разгорается самая настоящая битва, поединок, бессмысленный и бесконечный, как смена дня и ночи. Девушка проворно вскочила и встала между ними, бессильно всхлипнув: