Принесенное бурей

Джонелль же почувствовала себя в своей тарелке, когда подошли северные лорды. Ее отец развлекал их, гордый и приятный хозяин. Даже лорд Карстарк, каким бы он не был невежей, не стал портить пир, осыпая ругательствами лорда Станниса, как он сделал в свой первый день в Белой Гавани. “Этот человек - изменник, Меджер!”, – твердо провозгласил он ее отцу. Леди Ареана, ее тетя, тут же увела Джонелль из-за стола, чтобы она не слышала этого, но она все равно все узнала, расспросив сира Кайла Кондона в детской ее маленькой кузины Винафрид. Он даже рассказал ей о злоязыкой Барбри Дастин, вдовствующей леди Барроутона, и потому, когда дама подошла к столу, держа под руку своего отца, Джонелль оказалась готова.

– Мы с миледи долгое время были подругами, милорд Баратеон, – сказала Барбри, притворяясь любезной. – Я была потрясена, узнав, что она выходит замуж за южанина, но теперь вижу, что с вами по Северу ей скучать не придется.

“У меня хотя бы есть муж, и это больше, чем у тебя”, – хотела сказать Джонелль, вспомнив маленькую глупенькую девочку в платье цветов дома Сервинов, влюбленную в красивого наследника их грандлорда. Тогда Барбри носила герб с лошадями дома Рисвеллов, но была также груба. “Ты слишком уродина для него”, – хихикала она тогда, довольная собой, пока не узнала новости о помолвке Брандона с леди Кейтлин. Тогда, в десять лет, Джонелль жила беззаботной жизнью наследницы лорда Меджера, и никто никогда не называл ее уродиной. До тех пор.

“Я ненавижу тебя, Барбри”, –подумала Джонелль. “Я так долго об этом молчала. Но я не позволю тебе портить мою свадьбу, оскорбляя моего мужа”.

– Миледи, я вижу, на вас цвета дома Дастин, – вмешалась Джонелль, прежде чем лорд Станнис успел ответить. – Как жаль, что они не серые с белым, правда?

Никогда еще она не получала столь ядовитого взгляда, но Джонелль не было дела. “Ты разбила мои глупые мечты, и я благодарна тебе за это, Барбри. Но за боль, что ты причинила девочке, которой я была, ты это заслужила”.

Старшая сестра леди Барбри, леди Бетани Болтон, была куда более приличной женщиной, возможно, даже слишком покорной. Но, подумала Джонелль, замужество за Русе Болтоном сделало бы покорной даже дикарку Лианну Старк. Лорда и леди Дредфорта сопровождал их сын, милый Домерик, который, как с облегчением отметила Джонелль, был больше похож на мать, чем отца. Лорд Болтон, по ее мнению, был человеком, без которого Север вполне бы мог обойтись. Даже шумный, буйный Джон Амбер, прозванный Большим Джоном, был ей больше по душе.

К тому времени, как леди Ареана объявила, что детям пора в свои комнаты, у лорда Ренли и Визериса Таргариена появились новые друзья: сын Большого Джона, Малый Джон, и Доннел Лок, немного старше их. Когда леди Амбер увела Малого Джона, а Доннела забрала его сестра, Визерис с достоинством принял окончание веселья, но Ренли запротестовал, надеясь, что лорд Станнис встанет на его сторону.

– Нет, Ренли, – прорычал его брат, отвлекаясь от разговора с невзрачным человеком, которого представил как сира Давоса. – Тебе уже пора в постель. Сир Ролланд проводит тебя в твои комнаты. Лорду Штормовых Земель неприлично устраивать такой кавардак.

Ренли сердито посмотрел на него, и его выволок из зала покрытый шрамами рыцарь. Джонелль смотрела на это, как и все собравшися лорды, а ее муж сердито смотрел в на брата в ответ. “Это теперь меня ждет?”– подумала она. Ее мнение о Станнисе Баратеоне постоянно менялось: на секунду он казался почти таким же, как Русе Болтон, а в следующую она думала “Ну, он не так уж и плох”.

Джонелль искала в толпе свою мать. “Матушка, пожалуйста, вернись. Ты нужна мне, чтобы рассказать, что мне делать. Ты нужна мне, если я проснусь завтра больной, ненавидящей человека, за которого вышла замуж”.

Вместо этого она увидела своего отца, погруженного в разговор с леди Линессой Флинт. “Я сделала это для тебя, отец. Я просто хотела, чтобы я была тебе хорошей дочерью, если не наследницей”.

И во второй раз за вечер, ее лорд-муж ее ошеломил. Едва громче шепота, скривившись от раздражения, он сказал:

– Вам не следует бояться, миледи.

Когда Большой Джон потребовал провожания в постель, и ее кузен Вендель понес ее к комнате, не позволяя никому к ней прикоснуться, она услышала в голове другой голос: “Ты готова?” –спросил он, и он был похож на голос Джонелль Сервин, которая осталась дома, а не Джонелль Сервин, которая вышла замуж за человека, которого на знала.

“Готова ли я?”. Она посмотрела на лорда Станниса, с которого стащила одежду девица Крафтон, и поняла. Что бы там ни было, она исполнит свой долг. “Я готова”, – подумала она. “Как боевой топор на гербе моего дома. Наточен и готов”.

========== Роберт ==========

Прошло уже пять лет, и все же глазами души он видел ее так, словно это было вчера. На самом деле только бледная тень, пугающая его своим серым взглядом, притягивающая к себе, ее образ был тусклым, с каждым разом все смутнее, словно Лианна отдалялась от него, недовольная им, разочарованная…

“Нет, она любила меня”, – думал Роберт. “Если бы не этот сукин сын Рейгар, мы были бы счастливы вместе. Довольны жизнью. Мне не пришлось бы носить эту проклятую корону и оглядываться через плечо в поисках убийц”.

Но мысли о его когда-то суженой, его жене в другой жизни, всегда приводили Роберта в гнев и раздражение, и только одно могло заставить его забыться. Только одно могло принести в его жизнь ощущение нормальности.

– Вина! – прокричал он. Все вокруг него казалось зыбким, только рог в его руке ощущался твердо, но он знал, что где-то возятся его сквайры. И какой-нибудь из королевских гвардейцев тоже поблизости. Через несколько секунд в рогу снова будет вино. Это было все, чего он хотел.

Роберт простонал. “Возможно и не все”, решил он. “Я хочу снова ощущать в руке свой боевой молот, пусть даже так скоро после восстания. Я хочу удавить Визериса Таргариена до смерти. Я хочу, чтобы его жалкая сестра сдохла в одиночестве на Драконьем Камне. Я хочу, чтобы мой родной брат стал прежним, а мой названный брат был рядом со мной. Я хочу вернуться на Трезубец и убивать Рейгара снова и снова, тысячу раз. Я хочу, чтобы Лианна снова была в моих объятьях”.

Он увидел, как мелькнуло что-то белое, и с трудом узнал недавно произведенного королевского гвардейца.

– Ты! Сир Бейлон, так? Скажи лорду Эрролу, мне немедленно нужны шлюхи!

Если честно, они помогали ему забыть, эти шлюхи. На несколько часов он снова становился юным лордом Робертом Баратеоном, тискал их за зад и наслаждался видом их грудей. Он грубо трахал их, и их стоны и ерзанье под ним радовали его больше всего другого, кроме разве что пыла битвы. Но потом ему снова виделась Лианна, пропадающая вдали, и он снова просыпался в реальности своей жизни.

Это был одинокий замкнутый выматывающий круг.

Очень часто в его комнаты врывалась его стерва-жена, и начинала выкрикивать свои приказы, плюя на то, кто именно был властителем Семи Королевств, а кто его консортом. Она была единственной женщиной, которую он не мог терпеть: Серсея Ланнистер была холодной, злобной, чрезмерно гордой, и главное, всем тем, чем не была Лианна. За время их брака он много раз брал ее, и она родила ему наследника и дочь, и все же даже в уме ему трудно было считать ее Баратеон. Она была львицей во всем, иногда Роберт не мог поверить, что женился на ней. Во имя пекла, даже их дети выглядели как львы!

Джоффри был… На самом деле, Роберт не знал своего наследника. И часть его даже этого не хотела. Мирцелла, его только что родившаяся дочь, тоже была ему незнакома. Серсея держала их рядом с собой и подальше от него, словно он был чумой, хотя эта она на самом деле травила детей, а не он. Какой катастрофой был его брак: жена-ведьма и дети-незнакомцы.

Слуга наполнил рог крепким дорнийским вином. Сделав большой глоток, Роберт вдруг подумал о своем родном брате. “У Станниса брак получше моего”, – понял он, и эта мысль горечью наполнила его рот. Его неблагодарный брат был суровым и неприятным человеком, и его северянка-жена тоже не казалась веселой женщиной. Но в те несколько раз, что он видел их вместе, не выглядело так, словно они были друг с другом на ножах. У них тоже было двое детей, если Роберт помнил верно, симпатичный мальчишка с именем, похожим на Эддард, к неудовольствию Роберта, и младенец-девочка по имени Ширен.