Наследие

…Розье пересек зал и остановился перед судейским столом, напряженно выпрямившись, сцепив за спиной руки и глядя куда-то поверх голов. Слушая вердикт, он не шевельнулся и не изменился в лице, даже когда прозвучали слова окончательной формулы обвинения — «Вина Ваша доказана». Наверно, только в эти минуты Лафонтен окончательно решил для себя, что Валера к его рождению отношения не имеет никакого.

— Вы намерены оспорить решение?

Традиционный вопрос, который судьи задают равным себе.

— Нет, — отозвался Розье и спросил: — Я… могу узнать, сколькими голосами принят вердикт?

— Семью при одном воздержавшемся, — произнес Грант. — Это имеет какое-то значение?

— Семью… — тихо повторил Розье. — Нет, уже не имеет.

— Приговор будет приведен в исполнение завтра утром, — подводя черту всему сказанному, произнес Грант. — Заседание окончено.

Розье увели. Судьи разошлись, кто молча и в одиночестве, кто — продолжая вполголоса обмениваться мнениями. Лафонтен поднялся с места, когда в зале остались только он и Грант.

Первый Трибун, взглянув в его сторону, заметил:

— Вы недовольны нашим решением.

— Разве я сказал, что недоволен?

— Не сказали. Я вижу.

— Я недоволен не вами, Деннис. Мне просто не нравится такое стечение обстоятельств. И второй раз за четыре дня присутствовать при казни… Извините, если кажусь чересчур усталым, но это действительно не вызывает у меня энтузиазма.

— Я понимаю, — тихо сказал Грант. — Но на сей раз оставлять дело неоконченным нельзя.

— Поэтому я не стал оспаривать ваше решение. До свидания, Деннис. До завтра я здесь не появлюсь.

*

Утро выдалось тихим и светлым, но бессолнечным. Лафонтен приехал в штаб-квартиру еще затемно, и оставшееся до рассвета время провел у себя в кабинете. Долго задерживаться на рабочем месте он сегодня не мог — нужно было поскорее отправиться в клинику. Плановое обследование, сказал Роше. Но на сердце у Лафонтена было неспокойно. Странно, он уже привык думать, что здесь для него не может быть ничего неожиданного, но ошибся.

Необходимость снова становиться свидетелем убийства, хоть оно и называлось казнью, лишь ухудшала его настроение. Он думал отказаться, но счел, что отказ привлечет лишнее внимание. А ему сейчас достаточно взглядов, которыми время от времени обжигал его Деннис Грант.

Закончив разбирать срочные письма и донесения, он поднялся из-за стола, ушел к приоткрытому окну и достал сигарету. Ему хотелось просто ненадолго отвлечься от мыслей о делах, но отдых этот оказался прерван самым неожиданным образом.

За дверью кабинета послышались возбужденные голоса, потом щелкнул сигнал внутренней связи.

Лафонтен подошел к столу и нажал кнопку:

— Да.

— Месье Антуан, здесь Алекс Ротт. Важные новости — по делу Розье.

— Пусть войдет, если важные.

Он сел за стол, мельком удивившись — какие могут быть новости по делу после вынесения приговора?

Дверь распахнулась, и Дана буквально втащила в кабинет Алекса Ротта.

Секретарь Первого Трибуна был непохож на себя — растерянный, бледный, как полотно его же рубашки.

— И что это значит? — спросил Лафонтен, по очереди оглядывая взъерошенную парочку.

— Расскажи! — решительно толкнула Алекса в бок Дана. Потом, не дожидаясь, пока он обретет дар речи, выхватила у него из руки и положила на стол маленький предмет. — Вот!

— И что это?

Предмет оказался диктофонной кассетой.

— Это случайность, — поспешно объяснил Алекс. — Я даже не знал, что система записи была включена вчера. Я просто стал проверять кассеты, ну, на всякий случай, чтобы ничего важного не потерялось, а оно… вот…

— Ничего не понял. — Верховный посмотрел на Дану.

— Это запись разговора Гранта с Камиллом Розье, — пояснила она. — Сделана вчера вечером, случайно — аппаратура не была отключена. Никто бы и не узнал, если бы Алекс не сунулся проверить кассету, прежде чем снова ее использовать.

Спокойный настрой Лафонтена улетучился мгновенно.

— Запись разговора Гранта и Розье?

— Да, я… — Ротт, оказывается, умел не только бледнеть, но и краснеть. — Я сначала хотел просто стереть ее, ну, будто и не было. Но потом подумал… что-то не так, а я ничего же не могу сделать, я только секретарь… Я никому ничего не скажу, клянусь!

— Да уж извольте молчать, — кивнул Верховный. — А в первую очередь самому Гранту не проболтайтесь. Ступайте, пока вас не хватились.

Алекс исчез с необычной для себя стремительностью.

— Вы тоже слушали запись, Дана?

— Нет, только первые несколько фраз. Я сразу решила, что Алекс прав и вам надо об этом знать. И он такой был напуганный…

— Хорошо. Я послушаю. Вернитесь, пожалуйста, в приемную.

Дана ушла и плотно закрыла дверь. Лафонтен достал из ящика диктофон с наушниками и вставил в него кассету.

*

— Деннис? — голос Розье дрогнул, как будто от торопливо проглоченного всхлипа.

— Да, как видишь.

— Ты все-таки пришел.

— Да. До последней минуты не знал, решусь ли.

Последовала пауза, потом Розье заговорил снова:

— Деннис, ты все еще сердишься на меня?

— «Сердишься» — не то слово, Камилл.

— Но я же сдержал обещание!

— Это ничего не меняет.

— Не меняет? — голос Розье упал до испуганного шепота. — Бог мой, Деннис… Ты в самом деле позволишь меня убить?

— Я уже позволил. Ты слышал вердикт.

— К черту вердикт!.. Деннис… Еще ничего не случилось. Впереди целая ночь… Давай убежим. Ты же можешь это устроить!.. Мы можем исчезнуть, скрыться… К черту Орден, к черту все эти замшелые правила!..

— Нет.

— Но почему?!

— Потому что я все еще не знаю, за что ты продал меня. И когда и за что продашь в следующий раз.

— Но я же все рассказал!

— И ты ждешь, что я поверю в этот наивный лепет? Поверю, что ты меня подвел под обвинение в клятвопреступлении только потому, что чересчур увлекся сомнительной идеей?

— Деннис, что ты такое говоришь? Неужели бы я сделал что-то тебе во вред? Я уверен был, что тебе ничего не угрожает!

— Да неужели? Ты нашел в Уставе новый пункт, который обеспечивает мне неприкосновенность?

— Причем тут Устав? Всем же известно, как Верховный к тебе относится. Он не станет заводить дела против тебя! Хотя бы чтобы себя самого не скомпрометировать… Ну, или просто пожалеет!

— Пожалеет? — тихо переспросил Грант. — Он? Упаси тебя боже от жалости этого человека, несчастный ты дурак!..

Снова повисла недолгая тишина.

— Деннис… Ты говорил, что любишь меня.

— Говорил.

— И что разучился жить без меня.

— И такое говорил. Придется учиться заново.

— А получится?..

— Даже если не получится — это ничего не изменит.

— Деннис!..

— Прощай, Камилл.

*

Он сорвал наушники и несколько мгновений молча переваривал услышанное. Потом швырнул диктофон вместе с кассетой в ящик стола и резко поднялся на ноги.

— Идиоты! Нашли время для романтических страстей!..

На заднем дворе особняка он появился последним. Окинул взглядом собравшихся — похоже, господа судьи сегодня чувствуют себя поувереннее, чем в прошлый раз. Настроены все решительно…

Деннис Грант выглядит спокойным и уверенным, как и на вчерашнем заседании. Только теперь Лафонтен знал цену этому спокойствию.

Невозможная выдержка у этого человека! Но у всего есть обратная сторона. Чем это показное хладнокровие обернется завтра? Нервным срывом? Запоем? Или еще хуже?

— Деннис, можно вас — на пару слов?

Грант, оставив двоих коллег, с которыми что-то вполголоса обсуждал, подошел и остановился рядом:

— Слушаю вас, месье Антуан.

— Отмените приговор.

— Что? — удивленно вскинул на него взгляд Первый Трибун. — Отменить? Почему?

— Я вас прошу. Этого недостаточно?

— Простите, месье Антуан, — произнес Грант напряженно. — Надеюсь, вы понимаете, что такая просьба звучит… странно? Вы — вы! — просите помиловать Отступника?