Страница 58 из 102
Кедвин переступила порог своей комнаты и поставила на пол сумку. Всего несколько дней она провела вне дома, но тишина пустого жилища навалилась на нее внезапно непривычной тяжестью.
Она ведь уже поверила в обретенное вновь счастье. Даже начала думать о доме Митоса как о своем. Глупая надежда. Знала же она, с кем имеет дело, и узнала не сегодня и не вчера. Глупо было пытаться приручить ветер.
Она переоделась, убрала вещи и сумку. В конце концов, у нее есть своя жизнь, и до сих пор она отлично обходилась без Митоса. Обойдется и дальше. А он жив, здоров и вполне способен сам о себе позаботиться.
Если бы впереди еще не было пустого вечера и ночи!
*
Мишель Уэбстер ничего не знала о том, что случилось в парке после ее ухода.
Она бесцельно бродила по городу, боясь возвращаться домой. Немного поостыв и спокойно подумав, она испугалась. В основном, собственной смелости, или глупости, что гораздо больше похоже на истину. Дернуло же высказывать свое мнение не кому-то, а лично Митосу! Да пусть он трижды негодяй, кто ее-то тянул за язык? Держала бы свои эмоции при себе. А что будет теперь, если он рассердится по-настоящему? Ведь и там, в парке, мог прихлопнуть, как муху.
Конечно, она шла не к нему. Ей хотелось поговорить с Кедвин. Подойдя к дому, она сразу поняла, что там никого нет, и хотела уйти. Но неожиданно для себя столкнулась с Кассандрой. Первой реакцией ее был испуг, но Кассандра смотрела на нее спокойно и даже дружелюбно.
Сейчас Мишель никак не удавалось припомнить тот разговор полностью. Помнились лишь отрывки, при попытке же собрать их воедино картина точно рассыпалась на осколки.
«Не нужно бояться».
Да, именно это сказала Кассандра сначала. А потом? Какого черта Мишель вообще с ней стала разговаривать? Разве ее не предупреждали, что от этой дамы ей лучше держаться подальше? Да ведь и не хотела она влезать в этот разговор, так получилось. Потом… О чем шла речь потом? Кассандра сказала, что Кедвин здесь уже нет. А дальше?
Наткнувшись на небольшое кафе с несколькими столиками на улице, Мишель села и, прикрыв глаза, еще раз попыталась припомнить разговор с Кассандрой. Не было убежденности, что говорилось именно то, с чем она пришла потом к Митосу. Просто каким-то образом это показалось единственно возможным выводом из сказанного.
Бред!
Что теперь делать?
Пойти к Дункану МакЛауду и спросить у него? О чем? «Привет, Дункан, скажи, пожалуйста, что у тебя за отношения с Митосом? Он правда имел на тебя виды?»
Представив такое, Мишель схватилась за голову.
Но из-за чего ушла Кедвин?
Хотя, откуда известно, что она ушла? Ну, поссорились они, с кем не бывает… Да и ее-то, Мишель Уэбстер, какое дело? Она им кто, нянька? Они обязаны перед ней отчитываться?
Сидеть просто так в кафе было неудобно, и Мишель пошла дальше по улице, куда глаза глядят. И с удивлением обнаружила, что глядят они в сторону знакомой церкви.
Вот и ответ! Лиам Райли многое знает и о ней, и обо всех текущих делах, и он тоже Бессмертный. Он поймет и что-нибудь подскажет.
Присутствие Бессмертного она ощутила, едва приблизившись ко входу в церковь. Набрала в грудь воздуха, как перед прыжком в воду, и толкнула дверь. Прошла между рядами стульев — навстречу Райли, ожидавшему ее у двери своих личных покоев.
— Добрый вечер.
— Здравствуй, Мишель. Не ожидал увидеть именно тебя.
— Отец Райли, я… — отозвалась она шепотом, глядя в пол. — Можно мне у вас переночевать?
— Переночевать? За тобой кто-то гонится?
— Нет, но… я не знаю. Если вы против…
— Нет, конечно, но… — он помолчал. — Похоже, дело плохо. Давай, проходи, попробуем разобраться.
Потом она сидела в его комнате, за столом, и, глядя в чашку с чаем, рассказывала, что с ней произошло. Слушать Райли умел, так что смущаться и путаться в словах Мишель перестала очень скоро. Но посмотреть на него решилась, только закончив рассказ.
Она представляла себе, что именно он ей скажет: что она полезла не в свое дело, что сама наскребла себе неприятностей. Но Райли молчал, крутя в пальцах чайную ложечку. Думал.
— И теперь ты боишься идти домой? — спросил он наконец, отложив ложку.
— Ну… да, — вздохнула Мишель, снова чувствуя себя неуютно.
— Довольно странно, — заметил Райли. — Адам мне не показался человеком, охочим сводить счеты с неопытными новичками вроде тебя. Да и любые счеты вообще. Почему ты вдруг начала его бояться?
— Ну… — поерзала Мишель, — Я же обидела его… да еще таким образом…
— А почему ты думаешь, что он не поймет, если ты ему все расскажешь вот так, как мне сейчас?
— Он захочет со мной разговаривать?
— Мишель, ты преувеличиваешь свой грех. Не думаю, что все так плохо.
— Честно, я не знаю, что думать, — отозвалась она, снова утыкаясь в чашку. — В последнее время столько всего случилось! И я сама… я не делаю то, что мне казалось правильным.
— А вот это уже из другой истории. Анри Лоран, правильно?
— Ну… в общем, да. Я же считала его своим врагом… Считала трусом, даже презирала. А он так меня защищал… И вообще… Не могла же я продолжать преследовать его. Но ведь это не отменяет того, что было раньше.
— Прошлого ничто не отменяет, — сказал Райли. — Ты поступила правильно, даже если еще сама этого не понимаешь. Но твое смятение тоже понятно. Эта история с Адамом выглядит неприятной.
— Так вы позволите мне остаться у вас? — нерешительно спросила Мишель.
— Куда же тебе деваться. Я понимаю, чего ты боишься и почему. Но тебе все-таки нужно с ним поговорить. Он не станет винить тебя в том, что ты оказалась слабее Кассандры. Я и сам с этой женщиной предпочел бы не встречаться.
— Может быть… попросить его приехать сюда? — осторожно предложила Мишель.
— У меня есть идея получше. Поговори сначала с Кедвин. Она ведь твоя наставница. Объясни ей все. Возможно, она даст тебе лучший совет, чем я. Адама она точно знает лучше.
Мишель подняла голову.
— Верно, — сказала она. — Как я сама не догадалась!
*
Утро следующего дня выдалось ярким и спокойным. В другое время Кедвин радовалась бы наступающему ясному дню. Но сейчас она сидела в своей библиотеке, за рабочим столом, и, подперев рукой подбородок, с грустью смотрела в окно.
Днем и вечером нетрудно найти занятие, отвлекающее от ненужных мыслей. Но когда приходит ночь, дневная суета отступает, а от памяти скрыться некуда.
Она не хотела терять то, что пришло в ее жизнь вместе с Митосом, была ли это любовь, или что-то иное. Но теперь поздно думать, был ли избранный ею путь единственно возможным.
Не был. Это, в конечном счете, прихоть — заставить чересчур самоуверенного любовника вспомнить, что его влияние на нее небезгранично или столь же ничтожно, как ее — на него. Это ей вполне удалось. Но цена? Разрушать отношения, только чтобы напомнить о своих чувствах? Но кому теперь нужны эти чувства?
Кедвин вспомнилось, с каким выражением Митос говорил о МакЛауде: «Он будет мне благодарен, но никогда не простит…»
Наверно, у нее сейчас такое же лицо и мысль та же, с точностью до последнего слова.
Или вся эта история не более чем подтверждение того, что ей следовало понять уже давно?
Решив заглянуть к Маркусу Константину, она не предупредила о своем визите. К счастью, он оказался дома. Неожиданный же визит его скорее встревожил, чем удивил.
— Надеюсь, я ничему не помешала?
— Нет, конечно. Проходи.
Он проводил ее в гостиную, по пути заметив:
— Ты неважно выглядишь. Что, снова неприятности? Ты же говорила, что все позади… Выпьешь что-нибудь? — добавил он, направляясь к бару.
— Да, пожалуйста, — сказала Кедвин. — Все верно, те неприятности позади. Но…
— Что?
— Я решила уехать из Парижа. Вот, заглянула попрощаться.
Маркус, подавая ей бокал с вином, удивленно приподнял бровь:
— И когда же?
— Еще не знаю. Может быть, даже сегодня.
— Кедвин, позволь один вопрос, на правах бывшего учителя. Что случилось?