Страница 42 из 65
— Да, понимаю. — Кедвин улыбнулась. — Шарль, помнится, тоже пытался меня остеречь. Решил, что с тобой опасно иметь дело.
— А Маркус Константин тебя не пытался остеречь?
Кедвин резко остановилась:
— Ты что, следил за мной? Откуда ты знаешь?
— А я не знал, — ответил он невинно. — Я предположил. А ты лишь подтвердила.
Кедвин, моргая, смотрела на него, потом звонко рассмеялась.
— Ах ты сукин сын! — выговорила она сквозь смех.
— Стараюсь, — повел плечами Митос. — Ну вот, тебе уже весело. Надеюсь, оставшуюся пару дней мы будем отдыхать, а не изводить себя проблемами и кошмарами.
— Хорошо бы. А как насчет маленького спектакля, о котором говорил Франсуа на первой вечеринке?
— Будет и спектакль, — улыбнулся Митос. — Завтра.
*
Оставшиеся до отъезда дни прошли без приключений.
Получив ответы на большинство не дававших покоя вопросов, Кедвин решила пока переключить внимание на Мишель. Нелепая стычка в лесу возле особняка оказала той дурную услугу, нарушив обретенное было душевное равновесие.
Митос это заметил тоже. Но помочь не мог ничем, кроме как предложить дать Мишель урок фехтования. Та немного оживилась — сказалась вколоченная прежними учителями привычка хвататься за любую возможность расширить свои познания.
Кедвин, наблюдая за ними, усмехалась. Да, после такой разминки у Мишель просто не останется сил на переживания. И еще она вдруг представила Байрона на месте Мишель. Не такого, каким знала его сама, а молодого, в годы ученичества.
Ему достался строгий учитель, подумалось Кедвин. Знающий цену многому, и жизни в особенности. Но это не спасло его от разочарований и утраты смысла жизни в будущем.
«…он именно потому и настаивал на своем, что защищать Байрона пытался я…», отдалось в ее памяти эхо недавнего разговора.
Так ли было на самом деле? Будет ли у нее возможность это узнать?
Даже зная, что приключения еще не кончились, никаких своих планов Кедвин не строила. За время знакомства с Митосом она успела составить некоторое представление о том, как работает его интеллект, и рассудила, что бежать впереди поезда незачем. Пока он намерен посвящать ее в свои планы, лучше думать о том, как лучше в эти планы вписаться. А потом… до этого «потом» еще нужно дожить.
*
Вечером пятого дня хозяин и гости снова собрались в большом зале.
Завтра гости должны были разъехаться. Сегодня снова намечалась вечеринка с музыкой и танцами. Мишель выглядела очаровательно. Выучка Аманды, подумала Кедвин, наблюдая, как восторженно приветствуют ее соскучившиеся кавалеры.
Митос тоже появился в обществе. Уже без признаков усталости или хандры, хотя и держался по-прежнему немного в стороне. В отличие от прошлого своего выхода, не особенно налегал на спиртное.
Это следовало считать хорошим знаком.
Кедвин очень хотелось увидеть обещанный «спектакль». Как оказалось, не только ей. Вскоре после ужина, когда на столе оставались только вино, фрукты и сласти, к Митосу подошел Леру.
— Как у тебя сегодня настроение, Адам? — спросил он, жизнерадостно улыбаясь.
— Неплохо.
— Тогда, может быть, порадуешь нас?
— Конечно. Я ведь обещал.
Леру торопливо ушел к остальным гостям. Те, услышав новость, стали рассаживаться вокруг импровизированной сцены.
Митос отставил бокал с вином, оглянулся на Кедвин.
— Иди, — кивнула она. — Я посмотрю отсюда.
Она перебралась поближе к «сцене», но расположилась в кресле позади остальных зрителей. Не хотелось быть на виду.
Свет в зале немного пригасили. Митос вышел в освещенный круг, ему радостно захлопали. Он с улыбкой поднял руки:
— Спасибо. Итак, что сегодня? Гамлет? Дантон?
Он прислушался к разгоревшимся было спорам и дважды хлопнул в ладоши, призывая к тишине.
— Хорошо, пусть будет Дантон!
Стало тихо. Митос отступил на пару шагов, отвернулся и несколько мгновений просто стоял на месте, обхватив себя за плечи.
Потом повернулся и заговорил… При первых же звуках его голоса Кедвин вздрогнула и невольно выпрямилась.
Митос читал на память последнюю речь Дантона в Конвенте. Монолог этот звучал неоднократно в пьесах, книгах, фильмах… Кедвин воспринимала все иначе, чем остальные зрители, она слышала эту речь сама, и все, что удавалось написать и сыграть на сцене, неизменно вызывало у нее улыбку.
Но сейчас!
Митос не повторял речь слово в слово, он играл другое. Настроение. Силу. Страсть. Вплоть до жестов, до блеска глаз, до мельчайших оттенков чувства в голосе.
Кедвин была очарована этой игрой. Она почти забыла, где находится, видя совсем другое место и слыша голос другого человека.
Это было невероятно! Даже при том, что никто здесь, кроме нее, не может по-настоящему оценить эту игру. Именно так люди представляют себе переселение душ. Он не может играть на сцене, думала Кедвин, и не сможет никогда. Потому что на самом деле это не игра. Невозможно изо дня в день в заранее объявленное время дотла сжигать душу. Вот так сжигать!
…Митос закончил монолог, так же, как и в начале, отвернувшись от зрителей. А когда снова повернулся к замершим в потрясенном молчании людям, наваждение исчезло. Он снова был самим собой, выглядел немного усталым, хотя и довольным.
Тишина длилась недолго, сменившись бурей аплодисментов и восторженных возгласов.
Кедвин тихонько встала и ушла назад к столу. Взяла бокал с вином. Снова попыталась разобраться в своих ощущениях от «спектакля». И снова вспомнила фразу Митоса: «…вот тогда я и научился прятать настоящее «я» в самых дальних уголках памяти, внушать себе, что я — это не я, а тот человек, которым решил стать…»
Она только что видела, как — как! — он умеет прятать свое «я».
Этот человек еще не скоро перестанет ее удивлять.
— Пытаешься найти истину в вине?
Кедвин вздрогнула, оборачиваясь. Предмет ее раздумий стоял рядом, поглощенный изучением вазы с пирожными. Выбрав и отправив в рот одно, он, по примеру Кедвин, взял бокал с вином и отошел в сторонку, замечая мимоходом:
— Бурные аплодисменты, переходящие в овации, проходили без твоего участия.
— Аплодисменты — награда актера, — вздохнула Кедвин.
— А меня ты таковым не считаешь?
— А ты? — в упор спросила Кедвин. — Ты хочешь, чтобы я считала тебя актером? После того, что только что видела?
Митос помолчал, покачивая в руке бокал и глядя, как плещется в нем бордовая жидкость.
— Иногда я начинаю думать, что ты понимаешь меня слишком хорошо.
— Понимания не бывает слишком много, Митос.
— Может быть, — вздохнул он. — Может быть. Иногда мне даже хочется в это верить.
— Так поверь.
— Верил когда-то. Теперь не знаю.
Они помолчали, глядя на недавнюю публику, обсуждающую свои впечатления.
— Ты не принимаешь поздравлений?
— Никогда этого не делаю. Ты права — я не актер.
— И часто ты даешь такие представления?
— Нет. Но иногда приятно сделать ради развлечения то, что обычно делается ради выживания.
— Значит, я не ошиблась, — проговорила Кедвин. — Об этом ты и говорил как о способе прятать свое настоящее «я».
— Да.
— Ты не боишься?
— Чего?
— Я могу решить, что то, что я вижу сейчас, — тоже маска. Вот так же совершенно подогнанная. Под мой вкус.
Он помолчал, потом сказал тихо и огорченно:
— Конечно, можешь. Но я с этим ничего не поделаю. Именно потому, что я — это я, но не больше.
Он допил вино, отставил бокал и, не дожидаясь, пока восторженная публика его хватится, вышел из зала.
*
К своим комнатам Кедвин и Мишель поднимались вместе.
— Сегодня вы с Адамом не захотели остаться? — спросила Мишель.
— Нет, как видишь. Он не захотел. Впрочем, его можно понять.
— Да уж, — зябко поежилась Мишель. — Видала я хороших актеров. Но это…
— Я тоже, видала.
— Я с самого начала знала, что он особенный, — сказала Мишель. — Вы с ним были бы хорошей парой.