Страница 5 из 6
- А ты не спеши с переодеванием... Успеешь.
- Хо-хо! А ты взгляни на часы - сколько осталось? То-то! И я обещал, а если обещал - тресну, но сделаю!
Дальнейшие события излагаю по рассказам очевидцев.
Ветер ослаб, но море, раскочегаренное норд-остом, швыряло буксир, как мандариновую корку. Заметно потеплело, на эспланаде - не протолкнуться. Буксир заметили. Таращатся и ждут.
На причале, к которому из последних силенок стремился буксир, два портовых матроса горланили песни и передавали из рук в руки обмякший бурдюк. Только они не оборачивались к морю, только эти двое не слышали хриплого гудка.
Капитан увидел метнувшийся на берег бросательный конец и припал к иллюминатору: "Молодец, боцманюга! Смотри-ка, изловчился и выбил изо рта этого абрека горлышко бурдюка!" Лишь теперь швартовщики повернули головы и вскочили, сообразив, что праздник праздником, а дело делом, и нужно принимать пароход, если принесло с моря какого-то психа. Выволокли швартов на причал и потащили к ближайшей тумбе. Тащил, собственно, один. Второй не смог расстаться с бурдюком. Этот руководил. Плелся за товарищем, помогая советами и жестами.
Капитан всматривался в берег, не ведая, что уже началось его превращение в Арлекина.
...Волна поддала в днище - буксир взбрыкнул и рванул швартов. Матрос напрягся, уперся ногами, но разве осилить даже и сильному мариману мощь законов природы? Нет и нет. Второй рывок был слабее, но он и сдернул абрека в море, а друг его бросил бурдюк и так резво сиганул на помощь, что едва не угодил под форштевень.
Судно могло раздавить людей, а мальчишка в рубке растерялся. И тогда... на палубу выскочил Арлекин.
Позже он каждый раз смущался, вспоминая, КАК ВЫГЛЯДЕЛ со стороны. А в ту минуту...
Боцман свесился за борт и ловчился ухватить абреков за волосы. Они, кстати, так и остались в памяти людей как абреки, а в ту пору были нормальными претендентами в утопленники. Капитан не стал мешать боцману в спасении на водах. Выскочил, рванул рукоятку ленточного стопора и под грохот якорной цепи крикнул штурману:
- Лево руль! Самый полный назад!
Нос клюнул влево и замер, но теперь заносило корму. Капитан еще потравил якорь-цепь - буксир попятился от стенки. Полоса воды ширилась, подоспевшие люди вытаскивали абреков на причал. Боцман выбирал трос из воды, готовился к новой швартовке.
- Арлеки-иии-ин! - раздался голосок Красотули, не знавшей, что творит акт превращения, что с нынешнего дня к Володьке приклеится это прозвище. Даже сочинят песню про Володьку-Арлекина.
Да-а... Все так и будет.
Весной они поженились, а летом началась война.
Я ничего не слышал о нем, пока не попал в медсанбат и не оказался на попечении... Красотули. Она заштопала мне простреленное плечо и рассказала о муже то немногое, что знала. Уже капитан-лейтенант. Дважды тонул. Теперь в морской пехоте, но где? Давно никаких известий...
Мы встретились. Все-таки встретились на Корабельной стороне, в обугленной Аполлоновке. Короткой была та встреча. Взвод Арлекина уходил в бригаду Потапова на Макензиевы высоты. Я рассказал о встрече с Красотулей, он скупо о гибели буксира и смерти боцмана, последнего, не считая, само собой, нас двоих, из довоенной команды. "В тот день, Федя, и меня отметило в первый раз - везунчик!.. Да-а... Но, думаю, не зря поливаем землю парной кровушкой. - В глазах Володьки мерцали холодные льдинки. - И если чайки действительно матросские души, то флотская доля велика есть на весах будущей победы..."
Со стороны Бартеньевки наползали копоть и дым, небо напоминало голенище солдатского кирзача, осилившего сотни верст бездорожья. Тусклое солнце, похожее на медную заклепку, едва светило сквозь хмарь и мглу, сквозь дым и копоть...
Погано было на душе. Муторно было.
Володька понял мое состояние. Ведь и его - не лучше - Не журысь, старпом, и помни: за нами не заржавеет, - ободрил, подымаясь: под древней аркой показался расхристанный грузовичок. Капитан-лейтенант скомандовал посадку своей полосатой пехоте. - Помни, Федя! - крикнул из кузова. - За нами не заржавеет!
3
не зная горя, горя, горя,
в стране магнолий пле-ще-т мор-ре...
Голос певца меланхоличный, бесстрастный. Есть, правда, ностальгическая хрипотца - выжимает, стервец, слезу. На нее и работает. Вот и Арлекин подмурлыкал: "И на щеках играет кровь!"
- Вспоминаешь карнавалы на "эспланаде"? - предположил я.
- Иногда... Потому что за ними следом война. А я, Федя, сыт ею по горло. Я не жалуюсь. Мы были обязаны пройти через это. Просто мне кажется, что я всегда попадал в самые дерьмовые ситуации.
- Многие попадали... - осторожно вставил я.
- Конечно... Но у каждого солдата - СВОЯ война Или не согласен? Я, Федя, с некоторых пор и книг про войну не читаю, и фильмов не смотрю: сидит в печенках. Э, да что там! Что ни тронь - везде больно. Вот им бы, - он кивнул на обрыв, где заливался магнитофон, - полезно бы это понять. Только понять, а не так, как те... - Он куда-то кивнул седым затылком. - Как те, за горами, за долами... Только понять, чтобы не испытывать на своей шкуре. Она у россиян хотя и дубленая, но вовсе не обязательно снова испытывать ее колотушками.
Замолчал Арлекин. Молчал и я. Да и что скажешь? Если обобщать до понятий, то воевали не мы - вся страна. Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой... Да-а... Нынешние солдаты, те что воюют, в ином положении. Их горстка. Большая, но горстка в чужом краю. Они знают, что когда умирает друг, кто-то, быть может, их ровесник, весело смеется, сладко пьет-ест, обнимает, ворует, не может нахапаться, нажраться и уж конечно не думает о далекой и близкой стране "за долами, за горами"
- Володя, нас они уже не поймут. Мы для них - плюсквамперфект. Но если поймут ровесников, прошедших через ЭТО, что ж... Господи, неужели в человеческой смерти есть какая-то польза?!
- Польза... Полезна, но необязательна, только смерть солдата, умирающего за свою родину, все остальное... - Он умолк и вдруг негромко запел:
The submarine boats will silently hail us.
The polar hell depth is our grave
The only reminder of dead gone sailors
A farewell wreath on the wave
Мне далеко в английском до Владимира, но все ж таки язык я знаю достаточно хорошо, чтобы разобрать, о чем песня. Пел Арлекин о подводных лодках, что молчаливо поприветствуют нас в глубинах полярного ада, где наша могила. Единственным напоминанием о мертвых матросах будет прощальный венок на волне. Что-то в этом роде.