Страница 3 из 15
– Скотина ты, Назаров!
Конечно, она ломала комедию, и он знал, и она знала, что он знает, – но Анна думала, что воспитание не позволит ему озвучить это. И не позволило бы, и ему пришлось бы тащиться за ней в кафе, и все пялились бы на них, а папарацци щелкали бы фотоаппаратами из всех щелей, а потом Анна вдруг принялась бы танцевать на столе, например.
И он бы ощущал себя набитым дураком, которого использовали в очередной раз.
Но теперь этого не будет. И Анна, похоже, тоже это поняла.
Назаров повесил трубку и поднял взгляд на гостя.
– Извините, Николай Андреевич.
– Ничего, я был женат четыре раза. – Ладыжников засмеялся. – Правда, ни одна из моих жен не была такой красоткой, но стервами были практически все. Тянет нас на стерв, да, Женя? Когда барышня стервозная, с ней интересно. Это та, кто ни рыба ни мясо, пусть на дачу ездит огурцы солить, а стерва… Впрочем, ты был на высоте. Так я о чем тебе толкую…
– Одну минутку, Николай Андреевич. – Назаров еще ощущал ярость и не хотел, чтоб она вот так зря пропала. – Еще минутку.
Он выглянул из кабинета, секретарша что-то записывала в толстый журнал.
– Клара, позови ко мне Зайковского. Как только найдешь, пусть тотчас идет ко мне.
Этот мерзкий пасквиль нужно похоронить – желательно вместе с автором. Но сказать, что статья не годится, а уж тем более что это аморально, будет неправильно. Воззвать к совести можно только тогда, когда совесть есть, а эта молодая журналистская поросль, напоминающая агрессивный плотоядный сорняк, лишена ее напрочь. Правда, Зайковскому уже двадцать восемь, и он не намного моложе самого Назарова, но выглядит он, тощий и нескладный, как студент-первокурсник.
Назаров был не из тех, кто, придя на должность, начинает увольнять сотрудников. Он считал, что любой человек заслуживает шанса, и хотя Дмитрий Зайковский не нравился ему и как личность, и как журналист тоже казался посредственным из-за тяготения к различной «желтухе», Назаров собирался избавиться от него так, чтобы поганец больше никогда не смог работать журналистом.
И вот запретить, просто запретить эту злобную писанину, взывая к каким-то морально-этическим соображениям Зайковского, будет глупо и бесполезно. Он тут же разместит статью в Интернете, а то и конкурентам предложит. Нет, нужно стереть его в порошок вместе с его грязной статейкой, но так, чтобы ему и в голову не пришло копать дальше, а уж тем более дать материалу ход в альтернативных источниках информации.
– Женя, да я, собственно, все сказал, что хотел. – Ладыжников поднялся. – Темноват кабинет, пришлю тебе дизайнера, подберем мебель получше.
– Мебель и эта сойдет. – Назаров чувствовал неловкость из-за того, что не смог уделить посетителю достаточно времени. – А вот если бы вы могли посодействовать мне в другом деле…
– Говори.
– В городской детской больнице сломался рентген-аппарат, и это для них катастрофа. Дети вынуждены стоять в очереди во «взрослых» больницах, вместе с пенсионерами, и…
– Понял. – Ладыжников кивнул. – Спасибо, что сказал. Думаю, аппарат у них будет через несколько дней. Жень, ты обращайся, если что нужно, тем более мы же не чужие люди. Ирина хотела завтра к тебе заехать, повидаться… А насчет Вики – просто имей в виду, я всегда помогу.
– Спасибо, Николай Андреевич. За все.
Ладыжников хлопнул Назарова по плечу и открыл дверь, столкнувшись на пороге с худым очкариком. Тот, завидев гостя, отскочил назад, словно узрел привидение, но Ладыжников прошел мимо, игнорируя его полные стеклянного ужаса глаза и лицо, искривленное в какой-то почтительно-перепуганной ухмылке. Назаров поморщился, сам он был напрочь лишен какого бы то ни было чинопочитания, и когда видел подобную готовность к унижению в других, всегда ощущал стыд за этого человека.
– Вызывали, Евгений Александрович?
Зайковский уже опомнился и деловито заглядывал в кабинет. Высокий и тощий, весь какой-то нескладный, и до сего дня он Назарову просто не нравился – еще и оттого, возможно, что он испытывал отвращение к таким вот подчеркнуто некрасивым людям. Назаров понимал, что это неправильно, и тем не менее ничего не мог с собой поделать, дурнушки обоих полов вызывали в нем подсознательное отторжение.
А теперь Назаров понимал, что нужно быть очень осторожным – парень неглупый и напрочь лишен любых нравственных ориентиров.
– Сядь. – Назаров бросил перед журналистом страницы со статьей. – Это что такое?
– Это джекпот, Евгений Александрович! Я знал, что вам понравится. – Зайковский подскочил и взмахнул руками. – Я ее чисто случайно увидел, сразу и не узнал. Но у меня профессиональная память. И я проследил, несколько дней следил, у меня и фотографии есть. Это же бомба, понимаете? Номер нарасхват пойдет, мы же…
– Ты или дурак, или меня таким считаешь. – Назаров холодно окинул парня взглядом, и тот словно уменьшился в размерах. – Сядь и слушай.
– Да я что, Евгений Александрович, я же… Да что такое происходит?!
– Происходит то, что ты сейчас отдашь мне все материалы, которые нарыл, – все, и карту памяти, и прочее. И забудешь, что вообще была такая статья. И такая женщина.
– Да почему?!
– А ты не думал, почему ей за убийство дали всего семь лет? – Назаров смотрел на парня в упор, не мигая. – И почему из семи она отсидела всего три года, в колонии с практически санаторным режимом? Или ты не в курсе, кто ее прикрыл тогда – и прикрывает сейчас, и почему? Ты что, смерти моей захотел, и сам смерти ищешь?
– Да я… О господи, неужели это… Это он из-за нее приходил?!
– Молчи и не дыши. – Назаров прищурился. – Кому ты сказал о своей статье?
– Никому. – Зайковский поежился. – Даже корректору не дал, даже секретарша не видела, сразу вам в папку положил после утренней летучки, вы же помните.
Что-то такое Назаров действительно помнил.
– Если ты хоть слово скажешь в ту сторону, спасти тебя я не смогу, – нахмурился Назаров. – Это тебе не загнивающий Запад, тут нельзя все подряд вываливать. Ты и сам едва не подставился, и меня чуть под монастырь не подвел, ты это понимаешь своей башкой?!
– Теперь понимаю… Господи, так вот почему все! Если она все время была ЕГО любовницей…
Назаров мысленно хохочет. Очень удачно зашел в гости господин Ладыжников, вот просто невероятно удачно. Главное, теперь напугать парня так, чтоб ему и в голову не пришло копать дальше.
– Ты ходил к матери?..
– Нет, это я так, только собирался…
– Где материалы?
– Вот. – Парень вытащил из сумки ноутбук. – А фотографии в телефоне.
Вид у него был разочарованный и несчастный, и Назаров его понимал, материал-то и вправду отличный.
– Хорошо, что больше никто этого не видел… Или кто-то видел?
– Нет, Евгений Александрович, честное слово, никто!
Конечно, коллегам он ничего не сказал, потому что боялся, как бы не перехватили сенсацию.
– Если это где-то всплывет, я прикрыть тебя не смогу. – Назаров сам почистил жесткий диск и забрал карту памяти из телефона парня. – Если есть хоть малейшая вероятность, что кто-то это видел и выложил в Сеть… А информация есть только у тебя, то я и укажу на тебя, когда у меня спросят, понимаешь? А если это где-то всплывет, то у меня первого и спросят.
– Я клянусь, что… О господи! Это что же могло быть, он бы меня за это…
– Именно. Иди, и молчок. А в номер пойдет твоя статья о молокозаводе, на вторую полосу. Статья хорошая, кстати.
– Спасибо, Евгений Александрович, спасибо за все!
– То-то, что спасибо. Иди и подумай, как ты мог попасть, если бы я вовремя все это не остановил. – Назаров кивнул, показывая, что аудиенция окончена. – И держи рот на замке, иначе…
– Я знаю, знаю!
– Откуда тебе знать…
– Евгений Александрович, да все знают, что он делает с теми, кто ему дорогу перешел. – Зайковский затравленно оглянулся. – Хозяин в городе, что ж. Он даже в тюрьме не сидел, а говорят, что весь криминал под ним, и все у него схвачено. Меткая кличка – Паук. Он всех в паутине держит, а поглядишь – добропорядочный бизнесмен, в офисе сидит, и… А ведь когда все случилось, они и вместе-то не были, а он прикрыл ее, надо же!