Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 15

– О боже! – Ника вздохнула. – Она вышла?

– Ну да. – Валерия обвела взглядом публику. – Три года прошло, и она, видимо, вышла досрочно. И теперь сидит в том доме, сама на себя не похожа, и…

– Тюрьма никого не красит, что ж.

– Ника, дело не в том, что не красит. – Валерия встряхнула рыжими кудрями. – Она красивая. Правда, красивая: все те же серо-зеленые глаза, светлые волосы, эти губы ее идеальные, прорисованные так, что завидно прямо, и ее прежнее правильное лицо, но… она словно угасла, понимаешь? Глаза совершенно неживые, и очень заметно было, что она хотела, чтоб я как можно скорее ушла, а я – ну вот кто меня за язык тянул! – возьми да и ляпни: вы Виктория Станишевская! Понять не могу, как я могла такое вычудить, но слово не воробей, вылетит – лопатой не прибьешь. А она отшатнулась от меня, с лица стала как покойница, бросила траву и ушла. Я…

– Ничего не понял. – Панфилов непонимающе смотрел на жену. – Виктория Станишевская – это кто?

– Сань, это была девушка на нашем местном телеканале. – Ника задумчиво вертела в руках опустевшую стопку. – Станишевские – семья в городе известная, родители спортсмены, отец играл в футбол за одну из главных команд, мать – чемпионка нескольких Олимпиад по художественной гимнастике, и дети у них такие же известные спортсмены были. Ну, кроме Виктории – говорят, у нее с детства сердце слабое, в спорт никак, а младшие, двойняшки, пошли по стопам родителей, Дарина привозила медали со всех соревнований, Никита играл в футбол в той же команде, что и отец… В общем, династия. Если бы не Виктория, она в это семейство не вписывалась никак, и вообще я узнала, что она дочь тех самых Станишевских, только когда ее обвинили в убийстве Дарины.

– Ну да. – Валерия кивнула. – Она была известной телеведущей, и на радио работала в вечерней радиостанции – голос как шелк, и сама такая… очень яркая девушка. Помолвлена была с Игорем Осмеловским, актером нашего Театра молодежи, такая пара красивая, оба яркие, талантливые. А потом Викторию обвинили в убийстве Дарины и, хотя улики были только косвенные, осудили за непредумышленное убийство на семь лет. Оказалось, у Игоря и Дарины случилась интрижка, а Виктория узнала, ну и…

– Да тогда чего только не болтали! – Ника вздохнула. – Вы же знаете, как у нас любят переворошить чужое бельишко, да и наврать при этом с три короба. Тем более что Виктория себя среди этих сплетен и защитить-то не могла. Меня другое тогда поразило: родители публично потребовали самой страшной кары для убийцы их дочери. Так, словно Виктория их дочерью не была. Потом, конечно, и этот актеришка слился – дал интервью о том, какая прекрасная фея была Дарина и какая злобная фурия – Виктория, и что он ее даже боялся, и постельные подробности вывалил. Я с тех пор в этот театр ни ногой, смотреть на это ничтожество не могу, вот до того он мне тогда опротивел, верите? Ну а потом Никита вылетел из команды, тест на наркотики оказался положительным, а он на камеры слезно рассказывал, как сломала его смерть сестры, и его приняли обратно, хотя ходили слухи, что он принимал и раньше, просто вот совпало все так. И все эти люди получили от скандала нехилый пиар и порцию сочувствия, а в результате поднялись выше, а о Виктории все забыли. Но вот как хотите, а я считаю, что не убивала она сестру.

– Ты знала ее?

Ника задумчиво посмотрела на мужа.

– Нет, Лешка, я ее только видела. Она в кафе к нам приходила не раз – с этим своим актером. Ты знаешь, у меня есть определенная чуйка на людей, и она всегда вызывала симпатию, такая солнечная была девочка, без выпендрежа и дешевых понтов, совершенно простая в общении, очень вежливая. А он казался самовлюбленным нарциссом. А вот Дарину я терпеть не могла. Вот уж кто пыжился, цены себе сложить не сумев, так это она. Официанткам хамила, и этот голос ее вечно недовольный, капризный, и мина на лице презрительная… Поверьте, ребята, мне иной раз хотелось ей слабительного в кофе налить. И я подумать не могла, что они родные сестры – да мало ли однофамильцев! Но я не верю, что Виктория убила эту спесивую дрянь, хотя даже если и убила, я не осуждаю.

– Солидарна. – Валерия энергично встряхнула кудрями. – Такое же было впечатление. И вот теперь она там. Бог знает, как она живет теперь в том доме, что там в голове? Но она просто спряталась, тут совершенно ясно. И я не удивлюсь, если она что-то с собой сделает. Есть в ней какой-то надлом, понимаете? Я это почувствовала. И как помочь, чем помочь – я не знаю.

– Лерка, а давай, я с тобой в следующий раз за молоком поеду, и мы эту… Алену, расспросим. Они же подруги, я так понимаю? Вот и выясним, что можно сделать.





– Точно. Я не…

– Девочки, а с чего вы взяли, что ей нужна чья-то помощь? – Панфилов шутливо дернул жену за рыжий локон. – После тюрьмы дорога на телевидение этой даме закрыта навсегда, и она это отлично понимает. Насколько я могу судить из рассказа, она вполне может быть невиновной в убийстве, за которое ее осудили, а тюрьма за несколько лет вылепила из нее нечто совершенно иное. Но у нее есть где жить, она торгует вот этой наливкой, держит какой-то огород… Конечно, жизнь ее разрушена, но ведь бывает гораздо хуже!

– Нет, Сань, ты не прав. – Булатов налил себе еще стопку наливки. – Да, продукт прекрасный. Но ты подумай: девушка была известной ведущей, помолвлена с первым красавцем, на вершине славы, впереди перспективы самые радужные – а потом вдруг тюрьма. Причем я своей жене в этом вопросе доверяю, может статься, что обвинили Викторию огульно, и теперь она в глухой деревеньке, и перспектива такая: либо спиться, либо в петлю. Потому что у человека отняли не просто привычную жизнь и веру в справедливость, а отняли дело, которому она посвятила себя и, судя по отзывам, делала его хорошо, профессионально. Вот лично я представить себе не могу, что она может сейчас чувствовать. Я эту историю помню весьма смутно, как и саму девушку, но радиостанцию вечерами слушал, голос запомнил. Жаль, что так все с ней вышло.

– А что мы можем сделать? – Панфилов уже сердился. – Вот ты, Булатов, что собираешься делать?

– Я собираюсь попросить Пашку покопаться в том старом деле. Осторожно поинтересоваться. И если там что-то нечисто было… – Булатов ухмыльнулся. – У Пашки где только нет знакомых, вот пусть посмотрит, и уж если он скажет, что… В общем, Лерка меня заинтриговала, но я вас обеих прошу, девочки: не лезьте к Виктории, страшно человеку душу разбередить. Вот если Пашка скажет, что все напраслина, тогда уж. И то не думаю, что надо что-то предпринимать, все равно ведь исправить-то ничего уже нельзя…

Панфилов понимающе кивнул – да, их друг Паша Олешко очень тяжелая артиллерия, но Викторию трогать сейчас не надо. Потому что если она невиновна, то убийца до сих пор на свободе. И кто знает, что ему взбредет в голову?

5

Луна поднималась из-за кромки леса, розоватая и огромная. Сумерки полны сверчков и лягушачьего хора, слышного со стороны реки. И вечер был бы хорош, если бы не запах ладана из дома, если бы не горе, случившееся внезапно, и не важно, что Назаров знал, что оно случится, все равно он был к нему не готов.

И, конечно, он не смотрел на гостью, ему и незачем, даже если бы он был слепым, то голос ее все равно узнал бы. Вика пришла, не дожидаясь похорон, пришла огородами – но пришла, и он рад, что она не оставила его в одиночестве. Днем она не могла прийти, и он знал, что днем она никуда не выходит со двора, но сейчас поздний вечер, и Вика пробралась в их двор, прячась в сумерках и подсолнухах.

– Привет. – Назаров подвинулся, и Вика села рядом. – Вот так вот…

Из дома доносился голос священника – «Со святыми упокой», а Назаров думал о том, что святым в раю несладко придется, когда явится бабушка Варвара инспектировать райские кущи да обнаружит вдруг какой беспорядок или пыль по углам, например. Эта мысль кажется ему неуместной, но он ничего не может с ней поделать, а Вика молчит, и Назаров признателен ей за это. К чему слова, когда он и так знает, что Вика искренне скорбит по его бабушке Варваре, и может быть, только в ее искренности он и уверен сейчас.