Страница 155 из 176
Громовое «Да»! прокатилось по площади.
На митинг пришла телеграмма настоятеля Кентерберийского Хьюлетта Джонсона. Он в очень лестных словах отзывался о русских и их титанической битве, которую они ведут как «истинные христиане против сатанинских сил».
Докладывая послу о своих впечатлениях о митинге, Юрий Васильевич сказал:
— Будто я побывал в Москве, а не в Бирмингеме…
— Конечно, это очень важно… Общественное мнение на нашей стороне. Это очень важно, — согласился посол. — Однако Черчилль — крепкий орешек… Следует ждать с его стороны каких-то обходных маневров… Английский премьер убедился, что мы держимся и будем держаться… а следовательно, можно выжидать… благоприятного момента…
Будем надеяться, что народы Великобритании и Америки заставят свои правительства не откладывать открытия второго фронта в долгий ящик.
Юрий Васильевич любил бывать в «пабах» — пивнушках, в которых английские рабочие коротали свободное время. Раньше, когда Топольков жил в Лондоне, перед войной, его поражало индифферентное отношение простых людей к политике. Один шахтер ему тогда откровенно сказал: «Эту кухню варим не мы, а те, у кого есть деньги. Так зачем мне чувствовать ее запахи — все равно с этого стола мне ничего не достанется…»
Теперь же, как только по радио передавали последние известия, особенно о боях на Восточном фронте, все замолкали в «пабе» и, пока сигнал военной трубы не извещал о конце передачи, никто обычно даже не двигался.
В мае в Лондон приехал нарком иностранных дел Советского Союза. Его переговоры с Черчиллем о возможности открытия второго фронта в Европе в сорок втором году окончились неутешительно. Черчилль в завуалированной форме, но довольно ясно дал понять, что второго фронта в сорок втором году в Европе не будет…
— Мы сейчас и так сковываем сорок немецких дивизий во Франции, — заявил он наркому.
Такая позиция английского премьера не могла, конечно, устроить Советское правительство. Нарком отправился в Вашингтон, надеясь убедить Рузвельта в необходимости как можно скорее открыть второй фронт. Рузвельт оказался более сговорчивым. В советско-американское коммюнике вошла такая фраза:
«При переговорах была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году».
На обратном пути нарком снова остановился в Лондоне, и Черчилль согласился внести эту же фразу в англо-советское коммюнике. Оба коммюнике были опубликованы в Лондоне, в Москве и в Вашингтоне.
Однако от Черчилля вскоре был получен небольшой меморандум, как бы поясняющий, что стоит для англичан за этой фразой:
«Мы делаем приготовления для высадки на континенте в августе или сентябре 1942 года. Как уже указывалось, главным лимитирующим фактором в отношении размеров сил, которые будут высажены, является недостаток в нашем распоряжении десантных судов… Заранее нельзя сказать, окажется ли данная операция возможной, когда придет момент ее осуществления. Поэтому мы не можем дать обещания в этом деле, однако, если такая операция будет признана нами разумной, мы без промедления реализуем ее на практике».
Ознакомившись с этим меморандумом, посол сказал Тополькову:
— Значит, второго фронта в Европе в сорок втором году не будет… Однако, Юрий Васильевич, я прошу вас ко всему присматриваться. Если такая операция будет готовиться, она не может быть импровизирована… Такая операция требует тщательной подготовки, большой работы не только в военном отношении, но и в экономическом. Эта работа не может быть полностью секретной, и проявления ее можно наблюдать на фабриках, заводах, на транспорте…
Встретившись со Стронгом, Топольков прямо спросил его, что он думает о возможности открытия второго фронта в Европе в 1942 году.
— Если мое правительство считает, что у нас пока недостаточно сил для того, чтобы совершить одну крупную десантную операцию, то как же оно может решиться на две такие операции? — И Стронг пояснил свою мысль: — Планируется высадка войск в Африке…
Этот разговор немедленно Юрий Васильевич передал послу.
— К сожалению, приходится констатировать, что английский премьер придерживается своей прежней концепции на ведение войны: русские сделают за англичан грязную работу. Англичане же тогда без больших потерь высадятся в Европе, когда будет окончательно сломлен хребет гитлеровской военной машины.
В ноябре сорок второго года в Лондон к Тополькову приехала Маша с маленьким Юриком.
В это время как раз шли тяжелые бои под Сталинградом. Юрий Васильевич почти не покидал посольства, как и другие работники. Иногда он и ночевал в своем кабинете.
Но как только выдавалась свободная минута, бежал домой, к жене и к сыну, по которым сильно соскучился. Маша стала очень красивой. Немецкий лагерь, трудные роды — ничто не оставило следов на ее юном лице. Но это уже была не девочка, а прелестная женщина.
Юрий Васильевич глядел и не мог нарадоваться на жену. Он старался не показывать этого посторонним, стеснялся того, что в такое время, когда идет война, когда столько семей в разлуке, он так счастлив.
Юрий Васильевич был рад, что к приезду его семьи Лондон перестали бомбить. Его не бомбили уже несколько месяцев. Англичане понимали, кто их спасает от кошмарных бомбежек. Маша с первых же дней своего пребывания в Лондоне почувствовала к себе симпатии англичан — будто это она избавила англичан от бомбежек. Заслышав русскую речь, англичане уступали ей место в общественном транспорте, пропускали с маленьким Юриком без очереди. Машу очень трогало такое внимание.
Маша была молодцом: занималась маленьким Юриком, Тополькова всегда ждал горячий обед и ужин, и к тому же выкраивала время для занятий английским. Английский был в институте вторым языком. Когда-то она заставляла Юрия Васильевича писать ей письма на немецком, а сейчас хотела, чтобы муж говорил с ней дома по-английски. Так получилось, что маленький Юрик первые свои слова произносил то на русском, то на английском языке…
Юрий Васильевич раздобыл для Маши приемник. Она слушала не только передачи из Москвы, но и английское и американское радио. Когда Юрий Васильевич приходил домой, жена добросовестно пересказывала ему содержание передач.
— Ты моя милая… Помощница…
Юрию Васильевичу приходилось много крутиться. Встречи, митинги… дипломатические и правительственные приемы… Не каждый день он успевал послушать радио…
Во время войны в Англии возникло много различных фондов помощи России. В начале войны английский Красный Крест перевел в адрес советского Красного Креста 75 тысяч фунтов стерлингов. Это было разовое пожертвование, которым, очевидно, решили и ограничиться тогдашние руководители английского Красного Креста. Однако фонды помощи России стали возникать стихийно. В июле сорок первого года образовался национальный фонд медицинской помощи во главе с настоятелем Кентерберийского собора Хьюлеттом Джонсоном.
Вскоре в городе Велмин был создан комитет англо-советской дружбы.
В сентябре открылся женский англо-советский комитет.
В октябре сорок первого года возник «Фонд для облегчения положения женщин и детей Советской России» во главе с графиней Аттольской.
В самом конце сорок первого года заявил о себе «Фонд пяти искусств», собиравший подарки для Красной Армии.
Большинство жен советских дипломатов в Англии принимали активное участие в этих общественных организациях. Жена посла работала в тесном контакте с женой премьер-министра Англии Клементиной Черчилль, которая возглавила «Фонд помощи России». Вскоре его стали именовать «Фонд миссис Черчилль».
Маша не могла остаться в стороне от этой работы, в которой принимали участие многие жены советских дипломатов. Ее, правда, связывал маленький Юрик. Но выход был найден. Мери Стронг, жена Чарльза, с которой Маша быстро подружилась, охотно оставалась с мальчиком. У Мери не было детей, и маленький Юрик, Джо, как она его называла, судя по всему, доставлял ей только удовольствие.