Страница 16 из 21
В ситуации межгруппового конфликта, одной из крайних форм которого является терроризм, группы с более жесткой регламентацией поведения действуют более агрессивно, чем группы, в которых отступления от правил считаются допустимыми. Регламентированность повседневной деятельности группы тем выше, чем больше формальных и неформальных правил определяют жизнь группы и чем серьезнее санкции за их незначительное нарушение. Таким образом, демонстративная жестокость лидеров по отношению к членам террористической группы, нарушившим ее внутренние правила, является одним из условий поддержания конформности и готовности группы к крайним, бесчеловечным формам борьбы с внешним врагом.
Вслед за Г. Триандисом (Триандис, 2007) можно предположить, что вероятность выбора группой крайних, силовых форм борьбы и эскалации межгруппового конфликта тем выше:
– чем более группа ориентирована на коллективизм, чем более она инструментальна;
– чем более высоким показателем дистанции власти она характеризуется;
– чем более в ней поощряется ориентация на достижения и социальная активность;
– чем более диффузно ее социальное восприятие;
– чем более жесткими являются ее внутригрупповые нормы.
Террористические группы соответствуют всем этим признакам. Закрытость террористических групп, феномены конформного поведения и групповой поляризации ослабляют социальное влияние, оказываемое на членов террористических групп со стороны их близких родственников и «значимых других» (например, друзей, старейшин и религиозных авторитетов). Группа живет своей жизнью и по своим правилам, даже если находится в непосредственной близости от гражданского населения, членов своих семей (так, например, базы «Хамас» часто используют для своего прикрытия густонаселенные кварталы мирных жителей, так как их национально-сепаратистская идеология близка и понятна большинству представителей местного этнического сообщества).
Значимой проблемой социальной психологии терроризма является сетевая структура террористических сообществ, члены которых часто знают лишь одного связного или имеют контакты друг с другом через Интернет (Gunaratna, 2002; Sageman, 2004, 2006; Krebs, 2002; Raab, Milward, 2003). Первая группа исламских фундаменталистов, объявившая джихад против США, действовала под прикрытием Центра беженцев аль-Кифа в Бруклине и носила сетевой характер (Ragavan et al., 2003). Результаты исследований других социальных сетей (сети обмена опытом и знаниями, интернет-сообщества) позволяют предположить, что даже при отсутствии личного контакта между участниками группы они сохраняют групповую идентичность (Bouas, Arrow, 1996). При изменении состава участников такой группы или при выпадении одного из ее членов сеть не теряет своей эффективности, если в ней сохраняются ключевые роли: «коннектора», «сетевого брокера» и «пограничника» (Cross, Prusak, 2002).
Интернет-технологии позволяют создавать виртуальные террористические сообщества и «базы знаний» (см. приложение 3). Например, палестинская террористическая группировка «Бригады Изеддина аль-Кассема» (военное крыло организации «Хамас») на своем сайте поместила раздел под названием «Военная академия», где можно было обнаружить рекомендации по изготовлению бомб замедленного действия, «поясов смертников», а также технологии изготовления ракет малого радиуса действия. При этом раздел предназначался «для внутреннего пользования», вход в него охранялся системой паролей.
Иллюстрацией возможностей онлайновой самоорганизации является флэш-моб – мгновенное публичное шоу, участники которого могут не знать друг друга, однако действуют на основе заранее предложенного кем-то в Интернете сценария. В контексте молодежных контркультур подобные действия носят экспрессивный характер. Однако не вызывает сомнения, что сам принцип подготовки к совместным действиям через гостевую книгу, форум или блог может быть использован и в инструментальных, прагматических целях: как дезинформация, прикрытие реального теракта и т. д. (Соснин, 2015).
Наличие внешней угрозы, а также малочисленность террористических групп, их статус меньшинства по отношению к культурным сообществам, от имени которых они действуют, усиливает когнитивную определенность и эмоциональную значимость их групповой идентичности. Теракты превращаются в инструмент «влияния меньшинства»: чтобы повлиять на мнение большинства, представители меньшинства должны единодушно, громко и многократно настаивать на своей позиции. Статус «меньшинства, говорящего от имени большинства» подталкивает террористические группы к постоянным «несимметричным ответам» на воображаемую или реальную угрозу, которые рассчитаны на широкий общественный резонанс.
Лидеров террористических организаций можно назвать идеологическими и этнорелигиозными «предпринимателями», искусственно усиливающими эффекты группового мышления и поляризации в группах. Они не терпят возражений внутри своего отряда или лагеря, постоянно поддерживают сильную позитивную групповую идентичность «борцов за правое дело», «мучеников», «героев». Те, кто находится за пределами групповых границ, рассматриваются ими как источник угрозы. Демонический образ внешнего врага постоянно поддерживается, а переживания фрустрации и гнева искусственно усиливаются, так как именно в этом кроется залог влияния террористического лидера на его последователей.
Известно, что действия террористических групп часто идут вразрез с их собственными интересами: «Террористические формирования постоянно ищут оправдание своего существования. Террористическая группа должна совершать террористические действия. Поэтому акты насилия часто совершаются не по тщательному расчету, а для поддержания положительной самооценки террористической группы и подтверждения легитимности ее существования. Таким образом, террористы часто совершают действия, объективно неэффективные и даже прямо противоречащие их заявленным целям» (Terrorism Research Center, 2001, р. 21).
Постоянное осуществление террористических актов необходимо не только для поступления денег на финансирование террористических групп и на счета их лидеров. По-видимому, акты насилия, осуществляемые террористическими лидерами внутри и вне террористических лагерей, поддерживают групповую идентичность и позволяют лидеру самому быть ее «прототипом» для членов группы. Авторитарность и беспощадность к врагам могут специально подчеркиваться лидером, даже в ситуациях, когда в проявлении этих качеств нет никакой необходимости.
Следует учитывать влияние этнорелигиозных ролевых моделей и ценностей, характерных для культур, представителями которых являются члены той или иной террористической группы. Особенно важное значение культурный фактор может иметь на территории традиционно исламских государств. С точки зрения имплицитной теории лидерства, эффективность лидера в значительной степени зависит от того, в какой мере используемые им стили руководства и восприятие его личности подчиненными совпадают с культурным прототипом лидера, т. е. с имплицитной теорией лидерства, разделяемой представителями данной социальной или этнической группы (Lord, Maher, 1991; House, Wright, Aditya, 1997). Например, в маскулинной культуре (Ближний Восток, Юго-Восточная Азия, Латинская Америка) чувствительность руководителя в отношении переживаний и мнений подчиненных может быть воспринята как признак слабости, тогда как в фемининной культуре (Северная Европа) такая чувствительность может считаться отличительной чертой эффективного лидера.
В культурах с высокой дистанцией власти, к которым относятся, в частности, Ливан, Афганистан, Пакистан, Ирак, Турция, Индия, Кения, Сомали, авторитарный стиль руководства будет восприниматься как более эффективный, в культурах же с низкой дистанцией власти (Северная Ирландия) сфера эффективности этого стиля будет у́же (Триандис, 2007).
В истории терроризма представлено два типа организаций, различающихся по степени централизации и внутренней регламентированности. Прообразом одного из них является российская террористическая организация «Народная воля», другой восходит к организациям анархистов «Безначалие» и «Черное знамя» (McCormick, 2003).