Страница 4 из 66
Живи, душа!
Ну давай же не тяни,
Скажи идти мне или не идти?
Уйду - хлебнем мы точно горя,
А останусь, может, вдвое.
The Clash[12] [13], «Should I stay or should I go?»
По дороге из монастыря Глеб решил заехать к Антону. Тот уехал из Питера и жил теперь у какого-то друга на даче недалеко от Лавры. Найти дачу было нелегко. Занесённая снегом улица, номера домов если и были, то теперь их стало не видно совсем. Встретилась бабулька.
- Не подскажите, где здесь Антон живёт... у друга... кажется, Виктор его зовут... или Вадим...
- А! Это бородатые чудики такие?
- Не знаю... да, наверное... - он ещё не видел Антона с бородой, и мог лишь представить, что ударившись в церковную жизнь, тот наверняка бороду отпустил.
- Да вона там дом, направо и по тропинке. У них ещё забор завалился весь...
Дверь отворил высокий парень с всклокоченной бородой.
- Чё надо? - неприветливо спросил он.
- А Антон здесь живёт? - неуверенно поинтересовался Глеб.
- Заходи... Жрать будешь?
- Ну... если вы будете, то - можно.
-Я- буду... Иди пока, вон в той комнате он...
Глеб зашёл в комнату. Антон сидел у иконы с кисточкой в руках. Творческий беспорядок, как в его питерской мастерской, только теперь кругом фото икон и храмов, а не Уорхола , рок-групп и обнаженки.
- О! Глебка! А тя как занесло? Пургой?
- Да вот... К старцу за благословением рукополагаться ездил. А на обратном пути, думаю, дай заеду. Ты ж сам адрес мне прислал.
- А, ну да... И чё старец?
- Ну, вроде благословил, но как-то непонятно... почти ничего и не сказал, всё отвлекался на других, а со мной всё походя. Говорит: «Надо самим учиться принимать решения и ответственность за них нести, отвечать за то, что выбираете» Но это понятно всё, да и не мне он это говорил...
- И где священнослужить собрался?
- Отец Георгий, тоже из наших, зовёт к себе на соседний приход. Там и дом дать обещали, и места чистые... Ты ж знаешь отца Георгия?
- Ещё бы! Мы ж у него храм расписывали, первая наша работа с Виктором и бригадой! Хороший батюшка, строгий, православный, без всего этого либерального и католического, но и не без приколов... Ему, знаешь, храм вернули в нормальном таком состоянии: стены, окна, иконостас даже почти цел, только крыша текла и роспись на стенах пооблетела...Так вот, заходим, а над иконостасом надпись: «Живи, душа!!!» Как транспарант на Первое мая! Мы аж обалдели, чё за рок-н-ролл? Оказалось, отец сначала местного художника, что в клубе киноафиши писал, позвал храм расписать, тот и спросил: «Чего, батюшка, рисовать?» А Георгий ему: «Да чё сердце русское в творческом порыве подскажет!» Тот и налепил... Собственно, он больше ничего и не сделал, богомаз этот деревенский, - в запой ушёл... К нам потом захаживал, всё поучал по-ветерански, как надо храмы расписывать, и на пиво стрелял... Ну а мы-то хорошо поработали... и отдыхали славно, самогон там, эх!... И жили душа в душу, Виктор даже посетовал: «Эх, братцы! Жаль, что мы не пидоры, а то-б так и жили!»
- Этот Виктор? Хозяин дома? Злой он какой-то...
- Да это мы с ним посрались на днях. Теперь он меня от кухни отлучил за непослушание и кражу последней бутылки пива. А я не крал! Выпил просто без заявлений для прессы. Но это у нас так, время от времени... То молимся, то пьём и ругаемся, чтоб гордыня не обуяла...
- И как у тебя так всё поменялось? Ведь в Питере богемная жизнь была, всё пучком, работы продавались, тусовки прикольные...
- Ты не знаешь разве? Я ж подтарчивал[14] всё время. Как-то пришёл домой с концерта, Курёхин[15] так отмачивал классно... Я перед концертом дунул[16] [17] [18], а
л 1
после ничего, кроме колёс не нашёл... Pink Floyd поставил Wish you were here. Там на обложке человек с пламенем за спиной. Вот как-то меня потащило да так, что я таких маленьких огненных человечков увидел, и так мне захотелось таким же стать... В общем, поджег я мастерскую свою. Хорошо - там панк один спал. Он проснулся и меня вытащил. Говорит: «Всё зло от хиппей! Недаром Джонни Роттен[19] на майке Pink Floyd «ненавижу!» написал...» М-да... а я после пожара в монастырь подался. А там - к отцу Зинону попал. От него и иконописи научился, и древлему благочестию. Мы ж по-старому молимся. Акафиста[20] [21] только три признаём, зато канонов[22] много... Знаешь, вся эта богемщина - сплошной дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия и ничего больше. Нормальные люди долго-то не выдерживают там. Либо ссучишься, либо сопьёшься, либо копыта двинешь, либо всё разом... В церкви - благодать! Здесь не так всё... Порой физически эту радость чувствуешь и простоту настоящую... и это совсем другое, чем весь этот драг и драйв с эзотерикой и понтами.
- Это - да...
- Идите жрать, пожалуйста, - раздался грозный голос Виктора.
- Чё? И мне дашь? - удивился Антон.
- Подруливай давай! Только не тормози.
- О! Я ж говорю - человек! - обрадовался бывший питерский художник, быстро вытирая кисти. - Иди, садись, а я за тобой, руки отмыть надо...
- Очи всех на Тя, Господи уповают... - начал на кухне молиться хозяин
дома.
Сели за стол Виктор и Глеб, хозяин стал раскладывать картошку.
- Слышал, ты в попы собрался и за благословением ходил?
-Да.
- Ты б лучше не к монастырским, а к отцу Павлу съездил.
- Я слышал о нём.
- Он сидел за веру, и на приходе много чего видел, жизнь знает, и не только церковную... Я к нему поехал, спрашиваю: «Батюшка! Я бригадир иконописцев, денег беру с попов по полной, скидок не даю» А он мне: «Бери! Попы нынче богатые: пьют, курят, блядуют... Бери!»
- Что?! Так и сказал?
- А то! Он за словом в кармане не лезет! Чё видит - то и говорит! А видит, порой, не то, что все видят.
- Всё! Отмылся! - с энтузиазмом сказал Антон, живо придвигая стул и накладывая картошку, - спасибо, Вить!
Тот внимательно смотрел, как товарищ накладывает в тарелку, и, когда ложка уже была поднесена к антонову рту, вымолвил:
Да, слушай, ты ж причащаться завтра собрался? А я картошку сливочным маслом заправил... Хошь - ешь, хошь - нет...
Глеб навсегда запомнил то безмятежное наслаждение, с которым бригадир смотрел на медленно опускавшуюся ложку и так и оставшийся открытым рот Антона.
Еаставник молодёжи
Гроб вполне хорошая посуда.
Во гробу мне было бы не худо.
Моя хата будет с краю.
Ничего, скажу, не знаю
Хвост и АущЫон[23] [24], «Прогцальная».
- Ну что? Принесли картошку? - спросил, снимая в сенях старое увесистое пальто, отец Георгий.
- После твоего слова пять мешков принесли! А я сколько ни просил - ничего, - отвечал, встречая гостя, пару месяцев как рукоположенный в священники отец Глеб, - как это ты, отче, так умеешь? А на Казанскую ты как сказал! Вывернул с праздника на то, что самое ненужное, что без дела валяется в храм нести надо, а кончил, что, если самое дорогое от сердца не оторвать и Богу в жертву не принести, то не будет России спасения от иноверцев. И всё так складно у тебя вышло, логично и убедительно. Я так не умею...
- А надо научиться. Тут в деревне народ простой, но к нему подход нужен. Им всё разжевывать надо, а где и продавить, показать, что уважаешь их, объяснить, что им нужно и в чем они обязаны; силу здесь чтут, а вся эта городская застенчивость с уговорами и приседаниями здесь непонятна и только раздражает.
- Ох не знаю... Как-то это всё в голове менять надо. Вроде и язык один, а понимание разное, - сетовал молодой священник, доставая печенье и собираясь ставить на плиту чайник.