Страница 15 из 68
... Стартовали с Силезского вокзала. Надежды на нормальную спальную полку не оправдались - до Риги шло всего лишь два вагона из всего состава, причем один из них - багажный, а второй - обычный для Европы "сидячий", хоть и первого класса. Поневоле пришлось размещаться рядом с группой коммунистов, которую ответственный консульский совбур провожал лично.
Особого восторга от общения с нейтив-спикерами я, мягко говоря, не испытывал. Поэтому держался на расстоянии. А именно - штудировал инструкцию на монстроидальный Kodak нумер 4.*** Не от горячего желания таскать полуторакилограммовый кирпич на шее, но из старого как мир noblesse oblige: какой же турист-капиталист без навороченного фотоаппарата? То есть пришлось специально купить чудо инженерной мысли аж за триста с лишним марок - самый дорогой из продававшихся в магазине. Выдвигающийся на гармошке объектив, встроенный дальномер, особая неприлично широкая пленка, тисненый золотом чехол, как говорится, "кожа, рожа, все дела"... и документация на сотне страниц.
Тем временем Марта, в соответствии с ролью, а заодно искренней пылкостью натуры, заигрывала с пролетариями. Одним словом, семейная идиллия.
Первая таможня встретилась ранним утром, где-то в районе городка с диковатым названием Эйдткунен. Точнее не сказать, так как все происходило буквально на ходу**** - откуда ни возьмись в спящем вагоне материализовались немецкие пограничники в запорошенных снегом шинелях, проверили паспорта и без лишнего шума исчезли. Кажется, поезд даже не остановился, лишь притормозил у скудно освещенного полустанка. Минут через двадцать им на смену явились литовские стражи границы. Этим лентяям из страны без столицы - ведь сейчас Вильно принадлежит полякам - вообще не было дела до способных оплатить первый класс пассажиров - посапывающую у меня на плече Марту не стали будить. Похожим образом прошел досмотр между Латвией и Литвой.
В Ригу прибыли без всякой помпы - состав неторопливо простучал по железному мосту через Даугаву и остановился у открытой всем ветрам платформы, судя по грубым перилам - сбитой из дерева времянки. В легком недоумении мы вылезли в пеструю многоголосую толпу. Коммунисты, как опытные путешественники, потопали получать багаж, мы с Мартой поспешили следом. Предстояло где-то переждать почти восемь часов, и я не придумал ничего лучшего, как "упасть на хвост" нашим попутчикам.
Начиналось все вполне логично. Попытки с пятой камрады отыскали способного внятно изъясняться по-немецки аборигена, с его помощью - путь до куцего дебаркадера основного вокзала.***** Нимало не смущаясь отсутствию привычных для германии фарфоровых табличек-указателей, добились уточнения расписания, сдали фибровые чемоданы в камеру хранения и чуть ли не строем отправились наискосок через широченный проспект в сторону четырехэтажных "высоток" - на поиски дешевого ресторана.
Найдя же искомое - принялись развлекаться во всю ширину души и чуть не втрое более низких по сравнению с родиной цен. То есть тянуть из кружек светлое пиво, неторопливо закусывать неприлично жирными колбасками с жареной картошкой, сыто отваливаться на спинку лавки, топать сдавать отчет о проделанной работе в туалет. Возвращаться со змеящейся удушливым дымом папиросой "Батшари" в зубах, по-новой отрывать куски от свиной рульки, сопровождая каждый добрым глотком, сыто отрыгивать, уединяться в отхожем месте, и опять, и снова... чужой праздник стал невыносим часа через два. Остаток дня мы с Мартой перебегали по тихим, занесенным снегом кривулинам старого города из лавчонки в лавчонку - скорее отогреться, чем купить сувенир или что-нибудь съесть. Так незаметно добрались почти до самого порта, то есть так далеко, что на обратный путь пришлось брать удачно подвернувшегося извозчика.
Мы скользнули в его сани как за грань цивилизации. Затертая овчина полога приятно согревала натруженные ноги, задорно тинькал колокольчик, мягко скрипели полозья. В накатывающих сумерках густые, тяжелые снежинки возникали прямо перед лицом, как из ниоткуда, и тут же скользили в потоке ветра - в никуда. Густой ряд идущих прямо по набережной трамвайных столбов колебался за белой кисеей, пытаясь превратиться в сказочную крепостную стену. За ним, где-то далеко-далеко, по ту сторону рубикона, скорее угадывалась, чем виднелась серая полоска западного берега.
- Mag da draußen Schnee sich tЭrmen, Mag es hageln, mag es stЭrmen...****** - Вдруг послышалось рядом.
Ого! Да это же настоящие стихи! Прямо таки "буря мглою небо кроет" в немецком варианте; неужели Марта сама их сочинила? Мне случилось раздуть скрытую серым пеплом жизни искру таланта? Или близость России будит романтические чувства, запрятанные где-то в самой глубине расчетливой натуры? Боясь оборвать наваждение, я украдкой заглянул в запрокинутое к черноте неба лицо - с искренней безмятежностью маленькой девочки она улыбалась тающим на щеках снежинкам!
А вдруг это слезы? Бедная Марта! Если едва заметная метелица в тихой Риге кажется тебе злым вихрем, каково будет в Ленинграде?! Или...
- Мне придется постараться. Очень постараться. Ты не должна видеть, что такое настоящий снег, - тихо-тихо прошептал я сам себе по-русски. - Хотя там, на берегу злого Белого моря, этого добра хватит на всех.
\*Даже по сегодняшним меркам, это достаточно быстро. Средняя скорость состава на территории Латвии была 77,1 км/ч, в Литве -- 79,2 км, а в Германии -- 80,4 км/ч.\
\**Знаменитый "Интурист" был создан только в апреле 1929 года. В первый год своего существования он обслужил 2,5 тысячи иностранцев.\
\***Kodak No. 4A выпускался с 1908 по 1915 год, использовался с пленкой типа 126, позволяющей делать негативы 10,7 x 16,3 cm. Хотя модель уже снята с производства, нельзя сказать что ГГ сильно обманули - очень похожий по размерам и конструкции Kodak No. 3A производился с 1903 по 1943 год.\
\****Замены вагонов или колесных пар на границе не производилось; еще в годы ПМВ немцы "перешили" ж/д Литвы и Латвии (до Риги) под узкую европейскую колею. Из Риги в СССР сохранился старый "широкий" путь.\
\*****Изначально рижский вокзал (Рига-I) был приспособлен в основном для принятия поездов с востока. Составы с западного направления часто останавливались на транзитной, или "пригородной" платформе Рига-II.\
\******Пусть на землю снег валится, вихрь крутит и буря злится... Первые строчки из известного стихотворения Генриха Гейне.\
4. Чужой среди своих.
Ленинград, январь-февраль 1929 года (полтора года до р.н.м.)
Все большие вокзалы похожи друг на друга. Под высоким сводом - пронзительные гудки и суровое пыхтение локомотивов, медленный скрип ползущих по рельсам колес, тяжелый звон металла сцепок, длинные ряды вагонов и неудобные проходы между ними. Кислый запах отходов и дешевого варева. Продуваемый через любые двери и переходы чад сгорающего в топках угля. Гулкий гомон и суета людской толпы.
Но если вглядеться в детали, где как не в Риге найти столько статистов Версальского мира в разнообразных по крою и знакам различия шинелях - пошитых из одного и того же английского хаки? Евреев в черных кафтанах, то и дело подергивающие руками свои курчавые бороды? Легендарных стриженных в кружок русских мужиков, нагло сушащих портянки на батареях отопления? Дам в старомодных мехах, словно совершивших темпоральный прыжок из благословенной весны четырнадцатого?
Или взять господина, гордо следующего по перрону в роскошной бобровой шубе до пят, да еще в сопровождении утопающей в меху молоденькой особы. Пудов эдак восемь самоуверенности и богатства, причем в каждом шаге. Тяжелая трость зажата в руке как офицерский стек - погонять нерасторопную прислугу. Первостатейный барин, только-только сошел с картины подмосковного быта первой половины девятнадцатого века.