Страница 5 из 8
Есть основания вернуть духовной ипостаси, душевным импульсам, знаковым и символическим предвестникам некую смысловую и преобразующую целесообразность. Главное – решиться на гласную постановку вопроса о назначении психического, как хронотопа между мгновением и вечностью, тем самым узаконив поиски носителя первичной разумности во Вселенной. Это дает надежду, хотя бы внутренне, связать в единую космогоническую систему материю времени и пространства с живым полевым веществом, несущим смысл сущего, пробуждающего духовные силы, вскормленные знаниями.
Весь этот поток моего сознания следует понимать как попытку задуматься над тем, что в земной макросистеме «сознание-разум-активность» системным качеством выступает живое вещество Вселенной. Причем не просто со своей материальной силой, а именно со смысловым потенциалом, дополняющим разумную целесообразность земной жизни. Разумная целесообразность представляется как морфологическое структурирование биологических и космогонических полей на шкале времени. Другими словами, опыт сублимируется памятью, которая, надо думать, выступает не в качестве информационного складирования знаний, образов, символов, а как детектор хронотопа, связывающий чувственные слои сознания с осмыслением опыта.
Что же касается духовности, то ее «морфология» скорее всего в знаковых и символических слоях, прежде всего популяционного, а не индивидуального сознания, в том числе и того слоя, который К. Г. Юнг называл «коллективным бессознательным».
В знаках и символах в качестве смысловой связи между земным и вселенским зарождалась вера как отклик на первый внеземной стимул психического, т. е. душевного. Вера вносила в сознание некий водораздел между знанием и тем высшим психическим состоянием, которое представлено свободой.
Свободу по воздействию на сознание можно сравнить с опиумом. Свобода и есть начало духовной жизни в вере и любви. Думаю, что если провести этнографическое исследование по изучению динамики ослабления силы психического воздействия знаков и символов, то скорее всего была бы установлена связь с падением духовности как посредником между прошлым и будущим.
В этом месте я хочу высказать посетившую уже многих мысль об основных резервах психики: духовности и добродетельности.
Можно предположить, что у человека жизненные резервы питаются из двух источников: нуклеидно-белковых и полевых свойств материи. Первые формируют здоровое тело, вторые – здоровый дух в виде веры и интеллекта.
Научным основанием к признанию подобных утверждений послужили мои исследования сенсорных, интеллектуальных, когнитивных сфер человека, действующего именно во внечеловеческой, внеземной среде обитания, т. е. в небе. Коснусь лишь той части исследований, результаты которых заставили задуматься над дополнительными духовными резервами психики человека.
Рассмотрим эту проблему на примере жизнедеятельности во внечеловеческой среде обитания, т. е. в той среде, где эволюционных, генетических, популяционных и даже культурно-исторических резервов явно недостаточно для созидающего общения со Вселенной. Нужен поиск резервов не в стандартном понимании как запаса, а как создания новых функциональных органов, как переучивание системных функций организма реагировать не столько на физический сигнал, сколько на тот смысл, который он несет. Первые научные результаты исследований стрессоустойчивости летчиков показали, что резервом выступала не столько гомеостатическая саморегулирующая устойчивость системы, сколько гибкая функциональная система психических образов, регулирующих смену системообразующих компенсаторных лимитирующих функций организма. В полете жизнь и деятельность вступали в противоречие. Обеспечение жизни требовало глухой защиты от всех стресс-факторов полета. А в интеллектуально-духовной деятельности именно эти стресс-факторы несли информацию о своем движении в пространстве и времени. К примеру, изменение гравитации, перепады атмосферного давления, угловые ускорения, вибрации с помощью образа полета превращались в смысловую информацию о скорости и высоте перемещения самолета в пространстве. Именно в полете такие фундаментальные основы миропонимания, как земное притяжение, пространство и время, константность восприятия, скорость перемещения, придают принципиально другой смысл предметному миру. Имеется в виду существенное различие между рукотворным миром и тем, который окружает человека в полете. Это проявляется в противоречии между социальным и биологическим. В частности, тысячелетиями отработанная система инстинктов, рефлексов, доминантной и ориентировочной деятельности в аварийной ситуации снижает резерв надежности действий, а абстрактное понятие пространства, наоборот, приобретает личностный смысл.
Кстати, одной из постоянных причин летных происшествий (14–18 %) является потеря ориентации в пространстве из-за недостаточности резерва для преобразования его информационно-энергетического свойства в адекватный психический образ полета. Напомним, что главной нагрузкой для психики летчика является не физический стрессор, не опасность полета, а раздвоенность сознания между ложным и реальным гравитационным пространством, между инструментальной и неинструментальной информацией, между противоречиями соматической и психической информации.
Таким образом, сознание как творческий резерв небожителя, как особый интеллектуальный резерв становится парадигмальной стратегией поиска резервов человека летающего. Не случайно стали признавать особую форму космического сознания, т. е. осознания космоса и порядка всей Вселенной.
В связи со сказанным возникает вопрос: если такие резервы суть потенциальные силы выживания, заложенные в организме природой, то почему они утрачивают свою методологическую перспективу? Прежде всего, резервы человеческого организма, сформированные эволюцией, не в полной мере обеспечивают развитие популяционных характеристик этноса.
Сама динамика геофизических резервов напрямую не связана с характеристиками пространства, с его силовым полем, а разворачивается лишь на шкале времени. Собственно, только время является критерием оценки истощения резервов. Принятая концепция резервных возможностей как механизма выживания человека в основном опирается на эволюционный генез адаптации: гомеостаз, рефлекс, программированный стереотип оценки витальной опасности. В современной науке сохраняется стойкий стереотип. Суть его в том, что психофизиологические резервы обеспечивают, прежде всего, настоящее, а будущее – лишь при оперативной потребности. Вместе с тем в полете именно будущее с его исключительной неопределенностью, непредсказуемостью требует особых резервов не столько приспособления, сколько преобразования неопределенности информации в определенность – от опасности к безопасности. Само это преобразование требует создания новых знаний, которые невозможно сформировать только на земле. Отсюда мы делаем одно важное для себя обобщение: биофизические резервы организма в основном формируются запрограммированной природой человека с опорой на эволюционную память выживания вне доминантности психического как высшей целесообразности.
Мне представляется, что одно из перспективных направлений поиска резервов человека летающего, в том числе и духовных, есть объединение многих наук, нацеленных на поиск механизмов, раскрывающих геокосмический феномен человека. Неслучайно представители разных сфер науки считают, что в третьем тысячелетии удастся познать механизмы восполнения резервов земного этноса за счет интеграции живого вещества Вселенной с духовным пространством человека. С моей точки зрения, ведущей составляющей в духовном пространстве будет выступать интеллект как духовная способность. Таким образом, проблема резервов человека приобретает новый геокосмический вектор. В чем суть приложения его сил? Сущее в человеке в виде его термодинамических процессов, интеллекта, особых психических состояний возвышенности чувств и свободы будет пополняться с помощью энерго-информационных квантов космического пространства. Принципиальная особенность пополнения сущего в человеке состоит в том, что энергетические информационные кванты несут смысловой импульс для любого уровня организации нейрона, хранящего код расшифровки данного смысла. В этом случае из всех психических образований ведущее место приобретает память как хранительница времени и сублимированного эволюционного опыта. В этом состоит уникальный резерв, так как любая клетка может приобретать свойства «специфического сознания». Из этого вытекает несколько особых методологических следствий.