Страница 58 из 75
Циский царь не знал, что сказать.
***
Гуань Чжун обратился к Хуань-гуну с докладом:
— В том, что касается расширения городов, обработки земли и сева зерновых,— мне не сравниться с Нин
Су. Поэтому прошу вас назначить его министром земледелия. В том, что касается вежливых речей, входа в зал и выхода из него, знания, когда выступить вперед, когда отступить назад, когда оставаться в неподвижности, когда же, напротив, поспешить,— мне далеко до Си Пэна. Поэтому прошу вас назначить его главным церемониймейстером. В том, чтобы раньше всех являться на службу, а покидать присутствие последним, по выражению лица определять настроение властителя и всегда оставаться преданным и честным в докладах, пусть бы это грозило смертью, и равнодушным к чинам и богатству,— в этом мне не сравниться с Дунго Я; а потому прошу вас назначить его главным цензором. Рассчитать все так, чтобы на равнине и в поле боевые колесницы не сцеплялись осями, бойцы не наступали друг другу на пятки, а боевой дух был такой, чтобы каждый в армии был готов погибнуть без рассуждений,— в этом мне не сравниться с княжичем Чэн Фу; поэтому прошу вас назначить его главнокомандующим. Разбирать судебные дела, так соблюдая законность, чтобы не казнить ни одного невиновного и не опозорить ни одного честного,— в этом мне не сравниться с Сюань Чжаном, и потому прошу вас назначить его верховным судьей. Если вы, правитель, желаете привести страну к порядку, а войско сделать сильным — пяти этих мужей будет достаточно. Если же желаете стать гегемоном — присоедините к ним еще и меня.
— Отлично! — сказал Хуань-гун и повелел пяти мужам вступить в указанные должности под началом Гуань Чжуна. В последующие десять лет ему девять раз удавалось собрать под своим началом чжухоу и держать в руках всю Поднебесную,— и все это благодаря способностям Гуань Чжуна и пяти его министров!
Гуань Чжун был всего лишь подданным и потому не полагался на свои силы в том, к чему не чувствовал себя способным. Напротив, он старался полностью использовать способности пяти своих министров. Каждый из них был прилежно занят своим делом, надеясь этим заслужить себе почет, а в результате — слава каждого соответствовала его действительным заслугам. Именно это и называется познанием дао.
***
Если в повозку, запряженную четверкой лошадей, посадить четверых и дать каждому по кнуту — они не сумеют выехать за ворота. Вот что такое отсутствие единства!
Как-то чуский царь спросил у Чжань Хэ об управлении царством.
— Я знаю, как управлять собой, но не знаю, как управлять царством,— ответил тот.
Конечно же, Чжань Хэ не хотел этим сказать, что царством можно и не управлять. Он хотел сказать, что основа управления любым царством — в умении управлять самим собой. Когда все в порядке с самим человеком — в порядок приходит и его семья. Когда семья в порядке — приходит к порядку и царство. Когда царство в порядке — порядок устанавливается и по всей Поднебесной. Потому и говорится: «Занимайся собой, чтобы послужить семье; семьей, чтобы послужить царству; царством, чтобы послужить Поднебесной». Ибо хотя эти три установления различны по форме, они едины по сути.
***
У Ци спросил у Шан Вэня:
— Неужели и впрямь продвижение по службе зависит лишь от судьбы?
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался Шан Вэнь.
— Если внутри государства необходимо установить порядок, устроить школы и улучшить нравы, чтобы правитель и подданный знали свои обязанности, а отец и сын — свои права,— кто сумеет лучше справиться с этим: вы или я? — спросил У Ци.
— Вы справитесь лучше меня,— ответил Шан Вэнь.
— Теперь предположим,— сказал У Ци,— что некто приносит вступительные дары, и сразу же после занятия им должности его властитель ощущает успокоение; но стоит ему в один прекрасный день вернуть свою печать и оставить должность, как его властитель тут же чувствует сильнейшее беспокойство,— про кого это: про вас или про меня?
— Это про вас,— согласился Шан Вэнь.
— Далее,— сказал У Ци,— предположим, что войска выстроились в боевом порядке на поле брани пред лицом грозного неприятельского войска. Кто сумеет сделать так, чтобы при первом же ударе в барабан все войско кинулось в бой, как будто бы его ждет не смерть, а спасение,— вы или я?
— Вы,— сказал Шан Вэнь.
— Итак,— заключил У Ци,— как вы и сами признали, ни в одном из трех случаев вы не могли бы действовать лучше меня; однако же положение, которое вы занимаете, значительно выше моего. Потому я и говорю: случай, и больше ничего,— вот единственная причина продвижения на службе у нашего правителя!
— Что ж, вы спрашивали меня; теперь позвольте и мне спросить вас,— сказал Шан Вэнь.— Когда обстановка неопределенна, правитель еще юн, в придворной клике грызня, а народ неспокоен — кому лучше доверить судьбу страны: мне или вам?
Некоторое время У Ци пребывал в безмолвии. Затем признал:
— Вам.
— Вот поэтому мое положение и выше вашего,— заключил Шан Вэнь.
***
Чжаоский Хуэй-ван обратился за советом к Гунсунь Луну:
— Вот уже десять лет, как я, недостойный, стремлюсь к разоружению, но не преуспел в этом. Может быть, дело это вообще невозможное?
— Стремление к разоружению проистекает из всеобъемлющей любви к людям,— сказал ему Гунсунь Лун.— Однако любовь к людям не должна оставаться пустым названием,— ее нужно доказывать делами. Между тем, когда два ваших владения, округа Нин и Лиши, вошли в состав царства Цинь, вы, правитель, помнится, облачились в траурное платье и траурную головную повязку. Когда же ваши войска нанесли удар восточному соседу, царству Ци, и захватили там город, вы устроили пир. Выходит, что, когда выигрывает Цинь — вы облачаетесь в траур; когда же проигрывает Ци — у вас праздник. Что-то не похоже это на всеобъемлющую любовь к людям. По этой причине и с разоружением ничего не получается. Ведь это все равно как если бы грубиян и нахал требовал к себе уважения, а интриган и себялюбец — исполнения своих капризов, или кто-нибудь то и дело менял бы порядки и при этом желал в стране спокойствия. Да ведь тут и у самого Хуан-ди ничего бы не вышло!
***
Когда циский Хуань-гун собирал при дворе чжухоу, вэйский правитель опоздал. Посовещавшись с Гуань Чжуном, Хуань-гун принял решение покарать Вэй. Когда, по окончании совета,- он возвращался к себе, одна из его жен, родом из Вэй, задержала его у входа. Дважды поклонившись, она стала упрашивать его не карать вэйского правителя за его проступок.
— У меня нет никаких намерений в отношении Вэй,— сказал Хуань-гун.— Непонятно, почему вы просите за них?
— Я видела, как вы входили,— пояснила жена.— Шаг у вас был широкий, вид решительный. Так бывает, когда вы собираетесь в поход. Когда же, увидев меня, вы изменились в лице, мне стало ясно, что вы собираетесь покарать Вэй.
На следующий день, приняв прибывших ко двору, Хуань-гун пригласил к себе Гуань Чжуна.
— Вы, господин, оставили свои планы в отношении Вэй? — сразу же спросил Гуань Чжун.
— Как вы догадались, Отец Чжун? — удивился Хуань-гун.
— Приветствуя прибывших ко двору, вы, господин, были спокойны и ласковы с ними,— сказал Гуань Чжун.— Но, увидев меня, пришли в замешательство, и мне стало ясно, в чем дело.
— Отлично! — сказал Хуань-гун.— Пока вы, Отец Чжун, следите за внешним, а моя жена — за внутренним, мне, несчастному, по крайней мере, не грозит превратиться в посмешище для чжухоу!
***
Цзиньский Сян-гун отправил посланника к чжоускому двору. Прибыв, тот выступил со следующей речью: «Наш властитель почувствовал себя плохо и слег. Гаданье на черепашьем панцире показало, что болезнь вызвана неблагорасположением духа горы Саньту. Наш правитель послал меня, недостойного, испросить разрешения на свободный проезд через чжоуские земли, дабы принести умилостивляющие дары».
Сын Неба дал соответствующее разрешение и удостоил посланника приема при дворе. По окончании дела, когда гость отправился в дальнейший путь, Чан Хун обратился к Лю Кан-гуну: