Страница 53 из 75
При твердом внутреннем порядке можно не опасаться ни нашествия алчущих выгоды, ни нападения искателей славы—ибо все нашествия и нападения предпринимаются если не ради выгоды, то ради славы. Если бы они не приносили ни того, ни другого, к ним не прибегало бы ни одно государство, сколь бы могущественным оно ни было.
***
В Чжу было в обычае скреплять пластины панцирей простой шелковой нитью.
— Не лучше ли воспользоваться крученой нитью? — предложил Гунси Цзи чжускому правителю.— Ведь прочность панциря зависит от плотности скрепления пластин. Сейчас прочность составляет лишь половину возможной, если же воспользоваться крученым шелком, она будет полной.
— Но где же нам взять крученый шелк? — спросил чжуский правитель.
— Народ должен производить то, в чем нуждаются правители, - ответил Гунси Цзи.
— Отлично! сказал чжуский правитель и повелел использовать при изготовлении панцирей крученый шелк
Узнав, что его предложение принято, Гунси Цзи велел всей своей родне заняться изготовлением крученого шелка. Кое-кому это не понравилось, и люди стали поговаривать, что Гунси Цзи для того понадобилось сшивать панцири крученым шелком, что его семейство производит много этого товара
Недовольный этим, чжуский правитель отдал новое повеление, в котором чинам предписывалось при изготовлении панцирей не пользоваться крученым шелком
Так чжуский правитель оказался в плену предубеждений. Ибо если использование этого материала при изготовлении панцирей дело само по себе хорошее, то как ему могла повредить семья Гунси Цзи? Если же затея с шелком была неразумной...
Здесь стоит заметить себе, что наличие или отсутствие крученого шелка у Гунси Цзи не могло служить основанием для суждения о ценности его предложения.
***
В царстве Лу был некий урод. Будучи как-то вне дома, его отец повстречал красавца Шан До. По возвращении домой он сказал своему соседу: «Нет, этому Шан До все же далеко до моего сына!» В действительности же его сын был крайне безобразен, а Шан До изумительно красив, но из-за предубеждения, проистекавшего из любви к своему ребенку, отец поставил уродца сына выше признанного красавца! Так что верно судить о красоте и уродстве может лишь тот, кому дано видеть уродство в том, что мило его сердцу, и красоту в том, к чему оно не лежит
***
Ныне мир пришел к упадку, путь мудрых властителей предан забвению. Властители века нынешнего заботятся лишь о собственных усладах и развлечениях, заняты лишь тем, чтобы увеличить размеры своих колоколов и барабанов, изукрасить свои террасы и павильоны, сады и парки. Ради этого они готовы лишать людей их достояния
и, чтобы дать выход своему гневу, не задумываясь, предают их смерти. Старые и слабые до срока умирают от голода и холода, сильные и способные разоряются, нищают и впадают в жалкое состояние. А тут еще плен и гибель, походы на ни в чем не повинные государства с целью отторжения их земель, истребление безвинного люда ради умножения выгод...
И при этом еще хотят, чтобы храм предков пребывал в безопасности и алтари оставались незыблемыми! Что может быть труднее этого?! Ведь если, положим, о некоем человеке станут говорить: «У такого-то полно всякого добра, стены его дома прогнили от дождей, сторожевой пес издох — самое время его ограбить»,— с ним, скорее всего, это и случится. И если кто-то думает, что когда о каком-либо государстве говорят: «Там сейчас голод, стены и валы невысокие, средства обороны незначительны — самое время напасть на них и покорить»,— и с ним такого не сделают, тот, конечно же, просто не понимает, что и в том, и в другом случае речь идет об одном и том же!
Властителям свойственно ошибаться не в том, относительно чего у них имеются сомнения, а в том, относительно чего сомнений у них нет; не в том, что они полагают неизвестным, а в том, что они полагают совершенно очевидным. А посему надлежит исследовать всеми доступными способами, измерить всеми доступными мерами и исчислить со всевозможной точностью и то, в чем нет сомнений, и что совершенно известно — только тогда можно избежать упущений в определении истинного и ложного и ошибок в наградах и карах.
Сумел же Яо отыскать мудрейшего в Поднебесной и поручить дела Шуню! Сумел же Шунь отыскать мудрейшего в Поднебесной и поручить дела Юю! А ведь в своих суждениях они полагались исключительно на собственный слух. Поистине, лишь тот, кто, полагаясь на собственный слух, способен вынести правильное суждение, может быть назван познавшим сущность жизни и судьбы.
Нынче же те, кто ослеплен, не только не в состоянии познать сущность жизни и судьбы — они не в состоянии познать, из чего проистекали свершения пяти предков и трех царей. Не подозревают они и насколько дурны нынешние времена, и насколько неспособны они сами!
Нет ничего выше знания. Когда чего-то не знаешь, об этом можно спросить; когда чего-то не умеешь, этому можно научиться. Чжоуская поговорка гласит: «Человек, осознавший, что ему нужно учиться, еще не упустил время». Поэтому желающему научиться мудрости прежде всего следует поинтересоваться, отчего преуспели три первых династии. Тот же, кто, ничего не зная, полагает себя знающим, пребывает у корня всех несчастий.
***
Слава сама по себе не приходит, великие дела сами собой не свершаются, государство само по себе не стоит: для этого нужны мудрецы. Если мудрец и появляется, к речам его не внимательны. Речи же, не доходящие до сознания, не откладываются и в памяти. А между тем нет большего несчастья, чем невнимание к речам мудрецов.
Там, где правитель разумен, в мире царит порядок и мудрец занимает высокое положение. Там, где правитель неразумен, в мире царит смута и мудрец занимает низкое положение. Вот почему там, где мудрец занимает высокое положение, ни одно желание правителя не остается неисполненным, ни одно намерение — неосуществленным.
***
В нынешние времена стремление к занятию должностей влечет подданных к смутам и беспорядкам, а жажда богатства делает их необузданными. Стоит им приблизиться к правителю, как они тут же стремятся использовать это к собственной выгоде; столкнувшись же с необходимостью управлять людьми, медлят и трусят. При этом они еще дерзают рассчитывать на щедрость властителя!
Предположим, некто станет пристально следить за своими поступками и всячески избегать позора, но при этом в делах денежных любой ценой обращать все к своей пользе. Ясно, что ему удастся приобрести богатство не иначе как сделавшись разбойником.
Слава и богатство появляются не сами собой — им предшествуют служба и заслуги. При незначительной службе и ничтожных заслугах желать большого почета — низость. Желать же богатства и славы при полном отсутствии трудов и заслуг — наглость. Путь низости и наглости не к лицу благородному мужу.
Меж тем нынче часто приходится слышать: «Взяли бы на службу меня— и страна не знала бы забот». Однако, возьми такого на службу, и еще неизвестно, что будет. Ведь такой явно считает себя добродетельным, хоть сам еще от забот не освободился. Попади такой на государственную службу — и где гарантия, что он сумеет освободить от забот государство? Оставляя самого себя, то есть то, что ему доступно, он берется за то, что ему недоступно,— а это явное неразумие. Прежде чем браться за наведение порядка в государстве, ему следовало бы навести порядок в отношениях с родственниками и друзьями. Если же в отношениях с родными он проявляет непочтительность, а в отношениях с друзьями — ненадежность, то о каких его умениях вообще можно говорить?
Поэтому судить о человеке следует не по тому, чего он намерен достичь, а по тому, чего он уже достиг. Именно так было в старину: те, кто шел на службу к правителям, сначала непременно показывали, на что они способны, а уж затем получали назначение; сначала делом доказывали свою силу и лишь потом начинали получать жалованье.
***
Конфуций рассказывал: «Свили ласточки себе под крышей уютное гнездышко и зажили там. Молодые и старые кормили друг друга из клюва и весело щебетали, считая себя в полной безопасности. Даже когда дымовая труба дала трещину и огонь стал лизать стропила, хорошее настроение не покидало их. Отчего? Да просто невдомек им было, что скоро беда коснется и их самих».