Страница 46 из 75
— Каков! Ведь он пошел на обман — дабы воспользоваться моей колесницей. Да еще угощал меня недоеденным персиком!
***
ИЗ ГЛАВЫ XIII
Некий Бянь Хэ, что жил в Чу, нашел в тамошних горах неотделанную яшму и с благоговением преподнес ее царю Ли-вану. Государь приказал ювелиру оценить ее. А тот сказал:
— Это простой камень.
Царь посчитал Бянь Хэ обманщиком — и повелел отрубить ему левую ногу.
После смерти Ли-вана на престол взошел У-ван. И Бянь Хэ почтительно преподнес свою яшму новому государю. Государь приказал ювелиру оценить ее. Тот же снова сказал:
— Это простой камень.
И царь, посчитав Бянь Хэ обманщиком, повелел отрубить ему правую ногу.
Когда У-ван умер, на престол взошел Вэнь-ван. А Бянь Хэ, взяв свою яшму, отправился к подножию Чуских гор, сел там на землю и заплакал. Плакал три дня и три ночи. Когда слезы иссякли — заплакал кровью.
Царь, услыхав о том, послал к нему человека — узнать, в чем дело.
— В Поднебесной полно безногих,— сказал царский посланец,— стоит ли так убиваться?!
— Скорблю не об отрубленных ногах,— ответил ему Бянь Хэ,— скорблю о том, что драгоценный камень сочли простым булыжником, а преданного мужа — обманщиком. Вот отчего убиваюсь!
И тогда царь повелел ювелиру отделать этот камень как подобает — и получилась драгоценность, которую так и назвали «Яшма Хэ».
***
ИЗ ГЛАВЫ XXI
Дамба в тысячу чжанов может рухнуть, если в ней заведутся муравьи; дом в сотню чи может загореться из-за трещины в дымоходе. Потому и говорят: «Когда Бай Гуй был смотрителем дамбы, он заделывал в ней муравьиные ходы; старик, опасаясь пожаров, замазывал трещины в дымоходе». Вот почему у Бай Гуя никогда не бывало наводнений, а у старика не бывало пожаров: и тот, и другой
остерегались легкого — дабы избежать тяжкого, были осмотрительны в малом — и тем отвращали большое.
***
Бянь Цюэ встретился как-то с цайским князем Хуань-гуном и, взглянув на него, сказал:
— У вас заболевание кожи. Если не взяться за лечение — боюсь, как бы не стало хуже.
— Нет у меня никакой болезни,— ответил князь. Когда же Бянь Цюэ удалился, заметил:
— Врачи любят лечить здоровых — дабы этим нажить себе славу!
Десять дней спустя Бянь Цюэ вновь встретился с князем и сказал ему:
— Ваша болезнь уже проникла под кожу. Если не взяться за лечение — она обострится.
Князь промолчал. Но когда Бянь Цюэ вышел — призадумался.
Еще через десять дней Бянь Цюэ снова встретился с князем и сказал ему:
— Болезнь перешла в кишки и желудок. Если не взяться за лечение — будет совсем плохо!
И опять Хуань-гун промолчал. Но когда Бянь Цюэ удалился — опечалился.
А еще через десять дней Бянь Цюэ только взглянул на князя издали — и пустился бежать. Хуань-гун послал вдогонку человека, чтобы узнать — в чем дело. И Бянь Цюэ ответил так:
— Пока болезнь на поверхности кожи, с нею можно справиться с помощью снадобий и растираний. Когда она проникает под кожу, с нею можно управиться с помощью игл из металла и камня. Когда проникает в кишки и желудок, ее можно еще одолеть с помощью жаропонижающих средств. Но если она добралась до костного мозга — то уже подлежит ведению Судьбы, и медицина здесь бессильна. Ныне же болезнь проникла в костный мозг.
Прошло пять дней — и Хуань-гуну стало совсем плохо. Он послал за Бянь Цюэ — но тот уже сбежал в Цинь. Так князь и умер.
Недаром ведь хороший лекарь, чтоб исцелить больного, берется за болезнь, пока она еще на поверхности,— борется с нею, пока она мала. У счастья и несчастья тоже есть своя «поверхность». Потому-то и говорят: «Мудрый берется за дело вовремя»!
***
Некий простолюдин из Сунского царства нашел необработанную яшму и преподнес ее Цзыханю. Но тот отказался ее взять.
— Эта драгоценность,— сказал простолюдин,— достойна того, чтобы вырезать из нее чашу для благородного мужа. Я же, ничтожный, ее не стою.
— Для тебя драгоценна яшма,— ответил Цзыхань.— Мне же дорого то, что я от нее отказался.
***
Чжаоский государь Сян-цзы учился у Ван Цзыци искусству править лошадьми. И вот однажды, состязаясь с ним, трижды менял лошадей — и трижды оставался позади.
— Ты не до конца открыл мне тайны мастерства,— сказал царь.
— Я открыл вам все тайны,— сказал Ван Цзыци,— только вы их еще не постигли. Главное в искусстве возничего —чтоб колесница была удобна для коня, а помыслы возницы согласовались с бегом коня; только тогда побежит он и быстро, и далеко. Вы же, отстав от меня, помышляли лишь о том, как бы меня догнать, а обогнав, боялись, как бы я не догнал вас. Но ведь, состязаясь, всегда будешь либо впереди, либо позади соперника. И если будете при этом помышлять лишь о сопернике— как же вы согласуете свои мысли с бегом коня? Поэтому и отстаете.
***
Когда Чжоу-ван завел себе палочки для еды из слоновой кости, министр его Цзи-цзы был крайне этим встревожен. И рассуждал он так:
— Такими палочками не станешь есть из глиняной миски — для них нужна посуда из нефрита и носорожьего рога. Такими палочками и из такой посуды не станешь есть бобы и гороховую ботву — для них нужны изысканные яства. Но ведь изысканные яства не будешь есть в простой сермяге, в лачуге, крытой камышом,— для них нужны наряды из парчи на девяти подкладках, просторные хоромы и высокие башни. Боюсь, что он плохо кончит,— потому и встревожен тем, как он начинает.
Уже через пять лет Чжоу-ван завел у себя Мясной сад, поставил Большие жаровни, насыпал холм из Винной гущи, прогуливался у Винного озера... И тем навлек на себя погибель.
***
Когда чуский царь Чжуан-ван собрался напасть на Юэ, Ду-цзы, желая его от этого отговорить, спросил:
— Почему вы хотите напасть на Юэ?
— Там слабое войско и расстроенное правление,— ответил царь.
— А я так вот, по глупости своей, опасаюсь этого нападения,— сказал Ду-цзы.— Ведь разум наш подобен глазу: способен разглядеть, что творится за сто шагов, а собственных ресниц — не видит. Ваше войско, государь, уже потерпело поражение от Цинь и Цзинь, и вы лишились нескольких сот ли земли — вот вам слабое войско. В ваших владениях разбойничает Чжуан Цзюэ, и чиновники ваши не в силах с ним справиться — вот вам расстроенное правление. Войско ваше не менее слабо, а правление не меньше расстроено, чем в Юэ. Вы же собираетесь напасть на Юэ — это ли не пример того, что разум подобен глазу!
И царь отказался от своей затеи.
***
Цзыся встретился с Цзэн-цзы, и тот спросил:
— Отчего ты так располнел?
— Победил в нелегкой борьбе,— ответил Цзыся.— Оттого и располнел.
— Что это значит? — спросил Цзэн-цзы.
И Цзыся ответил так:
— Пока я был дома, я постигал учение древних государей — и пришел в восхищение. Когда же пустился странствовать, то увидел радости богатых и знатных — и тоже пришел в восхищение. Две истины вступили в схватку в моей груди, я не знал, какая из них одолеет, а какая уступит,— и оттого исхудал. Ныне же путь древних государей одержал во мне верх — вот я и располнел!
***
ИЗ ГЛАВЫ XXII
Однажды Си-цзы пришел к Тянь Чэн-цзы в гости, и они вместе поднялись на его башню и стали оттуда смотреть на все четыре стороны. С трех сторон все было открыто, посмотрели на юг — деревья, что росли у дома Си-цзы, закрывали обзор. Тянь Чэн-цзы ничего не сказал.
А Си-цзы, вернувшись домой, повелел немедленно срубить деревья. Но не успели порубщики и несколько раз ударить топором, как Си-цзы приказал им остановиться.
— Почему вы вдруг передумали? — спросил его домоправитель.
— Есть древняя пословица,— ответил Си-цзы: — «Увидишь рыбу в омуте — накличешь на себя беду». Тянь-цзы задумал большое дело, и покажи я ему, что читаю его мысли,— мне несдобровать! Если не срублю деревья — никакой моей вины не будет. А вот разгадать то, о чем человек умалчивает,— это уже вина, и большая! Вот я и решил их не рубить.