Страница 31 из 75
Царь, уразумев намек, тут же остановился и повернул войско обратно. Не успел дойти до дому, а уж кто-то напал на северные окраины царства!
***
Царство Цзинь страдало от разбойников. А некий Си Юн умел распознать разбойника по обличью: только вглядится, бывало, в выражение лица — и знает уже, что у того на уме. Цзиньский царь поручил ему опознание разбойников — и тот из сотен и тысяч не упускал ни единого. Царь в великой радости поведал о том Чжао Вэнь-цзы, сказав ему так:
— Нашел я одного человека — от него всем разбойникам в моем царстве скоро придет конец. На что мне теперь куча людей?
— Если вы, государь,— сказал Чжао Вэнь-цзы,— собираетесь переловить разбойников, полагаясь на слежку,— они не переведутся. А Си Юн, уж конечно, не умрет своей смертью.
И вот разбойники, собравшись на совет, решили:
— Это Си Юн довел нас до последней крайности!
И, набросившись на него все разом, растерзали в клочки.
Услыхав о том, цзиньский царь пришел в ужас. Он тут же призвал к себе Вэнь-цзы и сказал ему:
— А ведь и впрямь вышло по-твоему: сыщик-то мой погиб. Но как же я теперь выловлю разбойников?
— Чжоуская пословица гласит,— сказал Вэнь- цзы,—«не высматривай рыбу в омуте—накличешь беду, не выслеживай тех, кто прячется,— наживешь неприятности». Если государь желает избавиться от разбойников, то лучшее средство — приблизить к себе мудреца и довериться ему. Пусть он просветит тех, что наверху, и перевоспитает тех, что внизу. Если народ обретет стыд и совесть—к чему ему разбойничать?!
И царь поручил дела правления Суй Хуэю. А разбойничьи шайки поспешили удрать в Циньское царство!
***
Конфуций, возвращаясь из Вэй в Лу, остановил повозку у моста и загляделся на реку: водопад ниспадал с высоты в тридцать жэней, водоворот бурлил на девяносто ли — ни рыбе не проплыть, ни черепахе, ни кайману...
А некий человек собрался перейти его вброд. Конфуций послал к нему учеников, чтоб удержать его и сказать:
— Водопад ниспадает с высоты в тридцать жэней, водоворот бурлит на девяносто ли, ни рыбе не проплыть, ни черепахе, ни кайману... Тому, кто вздумает через него перебраться,— придется нелегко!
Но человек их не послушался: он перешел через поток и выбрался на другой берег.
— До чего же вы ловки! — воскликнул Конфуций.— У вас, видно, есть свой секрет? Как это вам удалось войти в такой водоворот и выбраться оттуда невредимым?
И человек ответил так:
— Как только вступаю в поток — весь отдаюсь
ему и вверяюсь. Так, отдавшись и вверившись, следую за ним до конца. Отдавшись и вверившись, располагаю свое тело в волнах и течениях, не смея своевольничать. Вот почему могу войти в поток и снова выйти.
— Запомните это, ученики! — сказал Конфуций.—
Воистину, даже с водой, отдавшись ей и вверившись, можно сродниться— а уж тем более с людьми!
***
Чжаоский государь Сян-цзы послал Синьчжи Му- цзы в поход на варваров ди. Тот же, одолев их, взял города Цзожэнь и Чжунжэнь и отправил вестника с донесением.
Государь, сидевший за трапезой, опечалился.
— За одно лишь утро,— сказали ему приближенные,— пали два города: люди такому радуются. Отчего же у вас опечаленный вид?
— Половодье на реках,— ответил им царь,— длится не больше трех дней. Ураган и гроза не длятся весь день. Солнце в зените — один только миг. В роду Чжао немного было доблестных деяний — и вдруг два города за одно утро... Уж не грозит ли нам погибель?
Услышав о том, Конфуций сказал так:
— Вот почему процветает род Чжао! Печалится — оттого и процветает. А те, что радуются,— гибнут. Не так трудно одержать победу, как трудно ее удержать. Умный правитель стремится удержать победу — потому-то его успехи переходят и к потомкам. Царства Ци и Чу, У и Юэ все когда-то побеждали, но в конце концов от этого и гибли. Ибо не умели удержать победу. А способен ее удержать лишь правитель, постигший Учение.
***
У Конфуция достало бы силы поднять засов на воротах столицы, но он не хотел прославиться силой. Мо-цзы, готовясь отразить нападение, одолел Гуншу Баня, но он не хотел прослыть стратегом. Ибо тот, кто умеет удержать победу, силу считает слабостью.
***
В одной из сунских семей на протяжении трех поколений ревностно соблюдались заповеди человечности и справедливости. И вдруг их черная корова без всякой на то причины отелилась белым теленком. Спросили об этом Конфуция— а тот сказал:
— Это благое предзнаменование!
И посоветовал принести теленка в жертву Небесному Владыке. А через год отец из той семьи беспричинно ослеп.
И вот их корова опять отелилась белым теленком. И отец повелел сыну снова спросить совета у Конфуция.
— Чего еще спрашивать? — сказал сын.— Ведь спрашивали уже — а ты потерял зрение!
— Слова мудреца,— ответил ему отец,— бывает, сперва не сбываются, но сбудутся после. Пока дело не кончилось — спроси-ка его еще.
И сын опять спросил совета у Конфуция, а тот сказал:
— Благое предзнаменование!
И снова повелел принести теленка в жертву. Сын, вернувшись домой, передал указание отцу. А тот сказал:
— Исполняй повеление Конфуция!
Через год и сын беспричинно ослеп. А потом чусцы напали на сунцев и осадили их город. Люди обменивались детьми и поедали их, раскалывали кости и варили. Все здоровые и сильные сражались на городской стене — и погибших было больше половины. А отец и сын — как увечные — этого избежали.
Когда же кончилась осада — оба выздоровели.
***
Циньский князь Му-гун сказал конюшему Бо Лэ:
— Ты уже стар годами. Нет ли кого в твоем роду, кто бы умел отбирать коней?
— Доброго коня,— ответил Бо Лэ,— можно узнать по стати, мускулам и костяку. Однако у Первого коня в Поднебесной все это — словно бы стерто и смыто, скрыто и спрятано. Такой конь мчится не вздымая пыли, не оставляя следов. Сыновья же мои малоспособны: они смогут отыскать хорошего коня, но не сумеют найти Первого коня в Поднебесной. Когда-то я таскал вязанки дров и связки овощей совместно с неким Цзюфан Гао. Он разбирался в лошадях не хуже вашего слуги. Пригласите его.
Князь принял Цзюфан Гао и немедля отправил его за конем. Через три месяца Цзюфан Гао вернулся и доложил:
— Отыскал. В Песчаных холмах.
— А что за конь? — спросил Му-гун.
— Кобыла... буланая...
Послали за кобылой, а оказался — вороной жеребец.
Князь, опечалившись, позвал Бо Лэ и сказал ему:
— Ничего не вышло! Тот, кого ты прислал отбирать коней, даже в масти не способен разобраться, жеребца от кобылы отличить не может — какой уж из него лошадник!
— Неужто он этого достиг! — сказал Бо Лэ, вздохнув в глубоком восхищении.— Да после этого тысячи и тьмы таких, как я,— ничто в сравнении с ним. Ведь Гао видит природную суть. Отбирает зерно—отметая мякину, проникает вовнутрь — забывая о внешнем. Видит то, что нужно видеть, а ненужного — не замечает. Глядит на то, на что следует глядеть, пренебрегая тем, на что глядеть не стоит. Да такое умение — дороже любого коня!
Когда жеребца привели — это и впрямь оказался Первый конь в Поднебесной!
***
Чуский царь Чжуан-ван спросил Чжань Хэ:
— Как управлять царством?
Чжань Хэ ответил так:
— Я, ваш слуга, сведущ в том, как управлять собой, но не сведущ в том, как управлять царством.
— Я обрел право,— сказал Чжуан-ван,— приносить жертвы в храме Предков и на алтаре Земли и Злаков. Хочу научиться — как его за собой сохранить.
— Я никогда не слыхал,— сказал Чжань Хэ,— о смуте в царстве у того, кто умеет управлять собой. Не слыхал никогда и о том, чтоб был порядок в царстве у того, кто собой управлять не умеет. Ибо корень — в самом себе, а за вершину отвечать не смею.
— Превосходно! — воскликнул чуский царь.
***
Старейшина с Лисьего холма спросил Суньшу Ао: