Страница 76 из 83
После очередного удара в литавры и возгласа глашатая, кой находился от князя Дмитрия в пятидесяти шагах, большой воевода накинул на плечи княжеское корзно и поднял руку.
- Остановитесь! Я - князь Дмитрий!
Вернер и его сопутники придержали коней. Командор пытливо глянул на князя и тотчас безошибочно его распознал. Он! Князь Дмитрий, которого видел в Переяславле.
- Я приветствую тебя, доблестный воевода, - начал свою речь командор. - Ты совершил поступок мужа, перейдя Кеголу и напав на наше рыцарское войско. Похвально!.. Но вначале скажи, есть ли в твоей дружине твой посланник, боярин Лазута Скитник?
- Мои бояре по хоромам не отсиживаются.
- Отлично.
Вернер сдернул с головы пленника шапку и Лазута Егорыч, бывший неподалеку от большого воеводы, ахнул:
- Васютка!.. Сынок.
- Мы здесь, Васютка! - с неописуемой радостью закричали братья.
- Молчать, купец, - негромко приказал командор. - Ты еще успеешь наговориться с отцом. А если надумаешь без моего дозволения поскакать к своим, то немедля погибнешь. Кетлер проткнет тебя копьем. Да и с коня ты не сможешь убежать.
Ноги Васютки, на всякий случай, были накрепко привязаны сыромятными ремнями к стременам коня.
Из глаз Лазуты Егорыча скользнула в седую бороду скупая слеза. Его душа была на седьмом небе. Васютка, его родной сын Васютка, коего он давно оплакал, жив! Господи, какое же это счастье! Мать-то, Олеся Васильевна, как обрадуется!..
А фогт Вернер продолжил свою речь:
- Я буду говорить от имени великого магистра Отто Руденштейна. Он, как член братства Ордена святой Марии, решил совершить благочестивый поступок и приказал отпустить пленника, сына Лазуты Скитника, к своему отцу.
- Я хорошо ведаю поступки великого магистра. Все его деяния несут своекорыстную цель. В этом мы уже недавно убедились. О каком же благочестии можно говорить, когда Отто Руденштейн нарушил клятву крестоцелования? - сурово произнес князь Дмитрий.
- Я, рыцарь Вернер Валенрод, не уполномочен отвечать за разрыв мирных соглашений великого магистра. Я всего лишь его поданный. Разговор идет о пленнике. Повторяю: магистр отпускает его.
- И что же взамен, рыцарь?
- Магистр освобождает пленника, а ты, князь Дмитрий, прекращаешь битву и распускаешь дружины по своим княжествам.
«Так вот в чем разгадка всех деяний командора Вернера», - пронеслось в голове Васютки.
- Хитро задумано, - с усмешкой проговорил князь. - А если я отклоню предложение магистра и продолжу битву?
- Неразумно, князь Дмитрий. У тебя не хватит сил, чтобы добыть победу. Всё твоё войско останется лежать на этом поле. Да и сын твоего посланника будет незамедлительно убит. Решай, князь!
Большой воевода надолго замолчал. Он видел перед собой окаменевшее лицо Лазуты Егорыча и думал:
«Ныне от моего приказа будет зависеть судьба сына Скитника. Отец мучительно переживает, в глазах его слезы. Аж на душе стало мерзко. Уж так не хочется стать виновником гибели молодого Васютки, об исчезновении коего он изведал еще в Переяславле... Но и уходить с поля брани - отдать победу злейшему врагу, кой двинется затем на Псков и Новгород... Нет, такого он, князь Дмитрий, не допустит. Если уж он и отойдет от Кеголы, то вглубь Руси не двинется, а встанет перед Псковом и побьет ливонца... Правда, сам отход мучителен и бесславен. Ох, как затрубят крестоносцы о своей победе на всю Европу! Русские перепугались и опрометью бежали от необоримых рыцарей! Слава, Ливонскому Ордену!
Князя Дмитрия охватили противоречивые мысли. Неужели отступать? Но это позор.
Большой воевода вопросительно глянул на Лазуту Скитника.
- Что скажешь, Лазута Егорыч?
Скитник пристально посмотрел в глаза князя Дмитрия и, кажется, всё понял. И в этот момент раздался крик Васютки:
- Батя! Не соглашайся! Бейте ливонцев!
- Спасибо, сынок! - утирая кулаком слезу, отозвался Скитник. - То - достойный ответ. Мы тебя, славного сына, будем всегда помнить.
Лазута Егорыч поклонился Васютке в пояс и повернулся к большому воеводе.
- То же самое я хотел сказать и тебе, князь Дмитрий. Нам нужна победа, а не бесчестье.
Дмитрий Александрович крепко обнял Скитника и душевно молвил:
- Вдругорядь спасибо тебе, Лазута Егорыч. Ты вырастил доброго сына.
Затем большой воевода выхватил из ножен меч и громко воскликнул:
- На ливонцев, други!
Командор Вернер тотчас приказал Кетлеру опустить древко с белым полотнищем, что означало: сражение продолжается.
- А с пленником что?
- Уведите пока к шатру епископа, - с раздражением ответил Вернер.
Князь Дмитрий вновь скинул с плеч корзно и ринулся в сечу. Русские воины поперли на немцев с удвоенной силой. Лютый, привыкший к битвам Автандил большого воеводы, храпел и злобно рвал острыми зубами плечи крестоносцев. Вновь «сошлись копье на копье, меч на меч, топор на топор, конь на коня... Кровь не успевала стечь по лезвию к рукояти, брызгалась каплями в стороны и кропила истоптанную землю».
Большую помощь княжеским дружинникам оказали пешие ратники. (Не зря Дмитрий Александрович приказал наковать побольше копий, с длинными, изогнутыми крючьями).
Пешцы стягивали крестоносцев крючьями с лошадей и на земле добивали «гасилами».
- Лупи по «бадьям!» - во всю мочь кричал Аниська Талалай, кой не остался в обозе и прибежал с возницами на поле брани.
- Лупи! - вторил Аниське обозный боярина Мелентия Ковриги, долговязый Вахоня.
- Круши гадов! - опуская тяжелое гасило на «бадью», - орал грузный, чернобородый Емелька Бобок.
Ратники прозвали «бадьями» защитные, железные шеломы рыцарей, надетые на головы и похожие на бадьи и ведра.
Помощь пешцев (а их было довольно много в каждом полку) оказалась настолько неоценимой, что привело великого магистра, наблюдающего с невысокого холма за битвой, в ярость: крестоносцы таяли, как последний апрельский снег.
- Русские сражаются не по правилам, - гневно высказывал он командору Вернеру, вспомнив «Ледовое побоище» - Лапотное мужичье вновь стягивает баграми рыцарей и убивает их коней засапожными ножами.
Когда-то великий магистр клялся, что больше не допустит такого позора.
- Варвары бьются по-варварски.
- Жаль, что нам помешала Кегола. Она спутала нам все карты. Передний полк не выдержал бы «кабаньей головы» и был бы раздавлен.
И чем же помешала река? Повторим. Всё дело в том, чтобы сохранить строй к решающему моменту схватки, конница подходила к противнику шагом, «была покойна и невозмутима, подъезжала не торопясь, как если бы кто-нибудь ехал верхом, посадивши впереди себя на седло невесту». И только подъехав к врагу совсем близко, рыцари бросали коней в более быстрый аллюр. Медленное сближение имело еще и тот смысл, что экономило силы лошади для решающего броска и схватки.
Пожалуй, самым удобным построением был издавна придуманный для тяжелой конницы «клин», «кабанья голова», или «свинья», как называли его русские дружинники.
«Кабанья голова» имела вид колонны, слегка суженной спереди. Давно известно, что конницу водить в колоннах очень выгодно, так как в этом случае лучше всего сохраняется сила её массированного, таранного удара. Это не столько боевое, сколько походное построение, когда «клин» врезается в ряды противника, воины, едущие в задних рядах немедленно «разливаются» в стороны, чтобы каждый всадник не топтал передних, но в полную меру проявил свои боевые качества, равно как и качества коня и оружия. У «клина» было и еще одно преимущество: фронт построения был узок.
Дело в том, что рыцари очень любили сражаться, но совсем не хотели умирать - ни за сеньора, ни за святую церковь. Они должны были и хотели только побеждать. Этому, собственно, и служили их доспехи. Этому служил и «клин». Ведь когда отряд рыцарей медленно, шаг за шагом, приближался к врагу, он становился великолепной мишенью для лучников противника. Хорошо, если у кого нет метких лучников. А если есть? Если у них вдобавок отличные дальнобойные, мощные луки?