Страница 75 из 83
И до чего ж прав оказался отец! Когда дружины и пешцы навалились с обеих сторон на врага, крестоносцам было уже не до копий.
Не случайно говорил Александр Невский и про коня. Привыкший к сечам Автандил и впрямь оказался превосходным конем. Вороной кабардинец, как рассказывали горцы, не только отлично переносил летнюю жару и зимние морозы, долго мог терпеть без еды и питья, но и отлично рысил и переходил в стремительный галоп. Но главное, чему удивлялся Дмитрий Александрович - Автандил был до чрезвычайности надежен и умен. В любом месте оставь его без коновязи - никуда не убежит, будет стоять и часами ждать своего наездника.
В ратных же «потехах» Автандил был настолько послушен, что не отвлекался в самые жаркие минуты, чутко улавливая нажатие колен всадника и, поворачивая, куда нужно было хозяину.
Приучил его Дмитрий Александрович и к одной весьма полезной новинке - вопреки всем правилам, оставлять врага слева, под неудобную руку. А князь в сече и левой владел, не хуже, чем правой. Вот это-то и пригодилось сейчас Дмитрию Александровичу.
В зимнем походе, большой воевода сидел в красивом, расшитыми узорами, седле, под коим находился чепрак с серебряной бахромой. Конская грива была покрыта особой сеткой из червонной пряжи, «штоб не лохматило». Сбруя обложена золотыми и серебряными бляхами с драгоценными самоцветами; «стремена злаченые», даже ноги Автандила были украшены легкими изделиями из серебра и золота.
Таков был старозаветный обычай: и воевода, и конь его должны выделяться из всего войска. Но перед самой битвой Дмитрий Александрович, как и обещал, снял с коня всё драгоценное убранство. И ни один рыцарь не мог подумать, что неустрашимый всадник, оказавшийся перед ним, оказался простым воином. Это и удивляло крестоносцев. Какой-то обычный, рослый ратник, в заурядном доспехе, так сноровисто, изворотливо и бесстрашно бился, что наводил ужас на рыцарей. Было заметно, что ратник не только обладал богатырской силой, но и был искушенным воином. Особенно поражал его черный изворотливый конь, который крутился ужом и оказывался в самом неподходящем для рыцаря месте, «не с той руки». И русич виртуозно пользовался этим преимуществом, ударяя рыцаря своим крыжатым, тяжелым мечом, да так мощно, что противник валился с коня.
Вокруг могучего всадника, подстать, ему сражались на конях крепкие, хваткие ратоборцы. (Это были отборные мечники князя Дмитрия, во главе с Волошкой Севрюком). Они не только храбро и умело сражались, но и успевали прикрывать большого воеводу от неожиданных ударов рыцарей.
Великий магистр и командор Вернер пока еще не вступали в бой. Они выжидали решающего перелома. Пока всё шло по плану Отто Руденштейна. Если уж русичи и двинулись через Кеголу (что и поразило магистра), то они пошли на явную погибель. Пройдет еще немного времени, и железный немецкий клин раздробит основной полк князя Дмитрия, а затем начнет добивать менее сильные полки - правого и левого крыла. Так было во многих битвах с европейскими войсками.
У Отто Руденштейна даже не было малейшего сомнения, что его рыцари в считанные часы раздавят русские дружины. Никогда еще того не было, чтобы войско, превышающее противника больше чем в три раза, потерпело поражение. Такого чуда Европа не знала, и никогда не узнает!
Но прошел час, наступил другой, а русские и не думали трубить к отступлению. А ведь рыцарский клин давно уже расчленил основной полк на мелкие части и принялся за фланги. Когда же русские «крылья» отпрянут и побегут в разные стороны? В этом злом, гулком, звенящем месиве ничего уже не поймешь. Ясно только одно: льется обильная кровь, гибнут и русичи и непобедимые рыцари.
Еще через час великий магистр окончательно убедился, что перелома так и не дождешься. Русские воины бьются с такой иступленной злобой и необычайной яростью, что трудно ждать оглушительной победы.
Понял это и фогт Вернер. Его изумление было беспредельным. Никогда еще он не наблюдал такой ожесточенной битвы. Чем упорнее шло сражение, тем настойчивее и напористее становились русские воины, как будто и не понимали, что они в меньшинстве.
- Мы слишком много теряем рыцарей. До вечера мы лишимся тысячи воинов Ордена. Не пора ли приостановить битву, великий магистр? - с неожиданным предложением выступил командор.
- Да ты с ума сошел! - недовольно воскликнул Руденштейн. - Как это «приостановить?»
И Вернер наконец-то рассказал о своей давнишней задумке с русским пленным.
- И ты думаешь, что князь Дмитрий пожалеет сына своего посланника?
- Князь Дмитрий будет рад нашему предложению. Он всё равно понимает, что его воины будут рубиться до последнего, и он останется без войска. Принятие же нашего предложение покажется его войску благородным, и князь Дмитрий достойно уйдет с остатками полков на Русь. Его никто не осудит. А мы останемся победителями, и не понесем огромного урона. Соглашайся, великий магистр.
Отто Руденштейн с минуту молча пожевал тугими, обвисшими губами и ворчливо произнес:
- Ты любитель всяких тайн, господин командор, о которых великий магистр должен был знать... Но я принимаю твой план.
Вскоре по всему ливонскому войску звонко запели серебряные трубы и замелькали белые полотнища на высоких древках. Рыцари (хотя и в полном недоумении) поняли, что эти сигналы означают конец битвы, или того хуже: великий магистр отдал приказ о поражении своего войска.
Также поняли сигналы крестоносцев и русские дружины. Но их недоумение было гораздо большим, чем у немцев. Неужели железные рыцари сдаются?
Битва остановилась.
К Васютке, который вместе с Карлусом находился неподалеку от шатра дерптского епископа Александра, подъехали Вернер с Кетлером.
- Переодевайся, русич, - приказал командор.
Кетлер протянул пленнику узел, в котором находилась бывшая одежда Васютки: темно-вишневый кафтан, шапка, опушенная лисьим мехом, бархатные портки и красные сафьяновые сапожки. Вся одежда вычищена, приведена в должный порядок.
- К чему это, Кетлер?
За Кетлера ответил фогт Валенрод:
- Я знаю, что твой отец, посланник ростовского и переяславского князей, Лазута Скитник, находится в этом войске. Я отпускаю тебя, купец, к твоему отцу. Ступай и радуйся жизни.
- И ради этого великий магистр остановил битву? - удивился Васютка.
- Да, купец. У великого магистра доброе сердце.
- Здесь какой-то подвох, Вернер.
- Мне не отпущено время на пустые разговоры, купец. Садись на коня.
Однако у командора была большая проблема: ни Отто Руденштейн, ни он, Вернер, так и не могли определить - кто же из семи князей, приведших свои дружины в Ливонию, является Дмитрием. Пришлось фогту взять с собой глашатая, который, после нескольких гулких ударов в литавры, зычно восклицал:
- Великому магистру нужен для переговоров князь Дмитрий!
Дело оказалось нелегким. Попробуй, услышь слова толмача-глашатая в громадном стотысячном войске.
На драгоценные доспехи фогта Валенрода был накинут на плечи тонкий белый плащ, испещренный черными крестами. Обок с ним ехали глашатай и Васютка в своем русском облачении.
Русичи диву давались:
- Кто-то из наших едет. Чудно!
- Как он среди немцев оказался?
- А, может, какой-нибудь изменник.
Да и сами крестоносцы недоуменно пожимали плечами. Откуда взялся в войске этот русский человек? Зачем первый рыцарь Ливонского Ордена ведет его к князю Дмитрию?
Наконец-то глашатай был услышан большим воеводой. Пока он ничего для себя не уяснил. Остановка битвы была совершенно непредсказуемой. А уж появление русского человека - и вовсе малопонятно. Что же задумал великий магистр?
- Тебе нельзя сказываться князем Дмитрием, - молвил ближний боярин, также участвующий в сече, Ратмир Елизарыч.
О том же произнес и Неждан Корзун:
- Если в тебе, князь, узнают большого воеводу, то рыцари кинут все силы, чтобы тебя загубить. Давай я назовусь князем Дмитрием.
- И не подумаю, Неждан Иванович. Ты уж в годах, а меня рыцари всё еще за юноту принимают... Волошка! Доставь-ка мне княжеское корзно. Приму посла великого магистра по-княжески.