Рассказы о любви

— Нет, надо же! — вымолвила наконец Бабетта и взглянула на поверженного молодца, словно на ожившую картинку ужасов. Парню нечего было сказать. — Вот дела! — продолжила она. — Так, а разве тебе не известно, что это воровство?

— Ясно, известно.

— Боже праведный, как ты дошел до такого?

— Это же просто здесь стояло, Бабетта, и я подумал…

— Что ты подумал?

— Ну, я такой голодный, что…

При этих словах девушка широко раскрыла глаза и уставилась на беднягу с бездонным пониманием, удивлением и жалостью.

— Голодный? Разве тебя не кормят там, наверху?

— Мало, Бабетта, очень мало.

— Ладно, пусть будет так! Хорошо, хорошо. Оставь себе, что уже положил в карман, и сыр забери тоже, в доме полно этого добра. Но сейчас мне надо подняться наверх, иначе еще, чего доброго, придет кто.

В удивительном настроении возвратился Карл в каморку, сел и съел в большой задумчивости сначала сыр, потом груши. После этого у него полегчало на сердце, он свободно вздохнул, потянулся и сыграл на скрипке нечто вроде псалма благодарности. Едва он закончил, как в комнату тихонько постучали, и когда он открыл дверь, на пороге увидел Бабетту, она протянула ему громадный кусок хлеба, намазанный сверху от души сливочным маслом.

Как ни рад он был подношению, все же решил вежливо отказаться, но она не позволила, и он с удовольствием уступил.

— На скрипке ты играешь, однако, очень здорово, — сказала она с восхищением, — я уже несколько раз слышала. А насчет еды я позабочусь. Вечером я всегда могу тебе что-нибудь принести, тут никто ничего не будет знать. Почему она не кормит тебя досыта, ведь твой отец наверняка немало платит за твой стол?

Юноша попытался еще раз с благодарностью отклонить ее предложение, но она ничего не хотела слушать, и он подчинился. В конце концов они договорились, что Карл в те дни, когда будет испытывать голод, войдя в дом, будет насвистывать на лестнице песню «Золотистые лучи вечернего солнца», тогда она придет и принесет ему поесть. Если он будет насвистывать что-то другое или вообще молчать, это будет означать, что ему ничего не надо. Подавленный, но благодарный, он положил руку на ее широкую правую ладонь, скрепив сильным рукопожатием их союз.

И с этого часа гимназист, приятно тронутый, с удовольствием принимал участие и заботу о нем доброй женской души, впервые с детских лет, проведенных далеко отсюда: его рано определили на полный пансион, поскольку его родители жили в провинции. О тех годах в родных краях ему часто напоминали, ибо Бабетта следила за ним и баловала его прямо как его мать, хотя она едва ли приближалась к ней по своим летам. Ей еще не было сорока, и всем складом она была железного, несгибаемого характера, натура очень энергичная; но, что называется, плохо не клади, вора в грех не вводи — она неожиданно нашла в этом пареньке благодарное существо, нуждавшееся в ее защите, к тому же его надо было подкармливать, и ее дремавшая до сих пор душа размягчилась, с самого дна робко начала подниматься волна сердечного тепла и альтруистической доброты.

Этот ее благородный порыв пошел Карлу Бауэру на пользу и так быстро избаловал его, как это и случается с юными, когда они все предлагаемое им, будь то самый редкостный фрукт, принимают с готовностью и как должное. Так и случилось, что через несколько дней он совершенно забыл ту постыдную первую встречу у погреба и каждый вечер насвистывал на лестнице «Золотистые лучи вечернего солнца», словно так было заведено спокон веков.

Несмотря на благодарность, память Карла о Бабетте не была бы, вероятно, столь неистребимой, если бы ее благодеяния ограничивались только едой. Молодежь всегда голодна, но она еще не менее романтична, и тесная связь с юношей не может поддерживаться долго лишь благодаря сыру и ветчине, даже вину и фруктам из погреба.

Бабетту в доме Кустереров высоко ценили и считали незаменимой, но и у всех соседей в округе она пользовалась репутацией человека безупречной честности. Где бы она ни появлялась, всюду самым естественным образом воцарялось веселье. Соседки это знали и поэтому благосклонно смотрели на то, чтобы их служанки, особенно молоденькие, водили с ней дружбу. Если она кого рекомендовала, того хорошо принимали, а кто имел с ней доверительные отношения, положение их в жизни было надежнее, чем в богадельне для служанок или в ферейне девственниц.

Вечерами после работы и по воскресеньям после полудня Бабетта редко оставалась одна, ее всегда окружал хоровод молоденьких служанок, которым она скрашивала в эти часы жизнь или давала нужные советы. При этом они играли в игры, пели песни, отгадывали загадки и ребусы, а если у кого был жених или брат, те приводили их с собой. Правда, такое случалось нечасто, потому что невесты обычно большей частью отходили от их круга, поскольку молодые люди, а также и слуги, не испытывали тяги к Бабетте, как это было с девушками. Она не терпела вольностей в любовных отношениях; если одна из ее подопечных попадала на эту дорожку и серьезные предупреждения не оказывали на нее воздействия, ее исключали из круга общения.

В это веселое содружество девственниц гимназист был принят в качестве гостя, и не исключено, что там он прошел гораздо большую выучку, чем в гимназии. Вечер своего вступления в эту компанию он не забыл. Это случилось на заднем дворе, девушки сидели на ступеньках и пустых ящиках, было темно, с вырезанного квадратом вечернего неба сверху лился потоками слабый молочно-сизый свет. Бабетта сидела на бочонке перед полукруглым подъездом к погребу, а Карл скромно стоял подле нее, прислонившись к балке ворот, ничего не говорил и разглядывал в сумерках личики служанок. При этом он несколько боязливо думал о том, что скажут его товарищи, когда узнают про эту вечернюю сходку.

Ах эти личики! Почти все их он видел при встречах на улице, но сейчас, сгрудившись в сумеречном освещении, они стали другими и смотрели на него загадочно. Он и сегодня помнил всех девушек по именам, как узнавал и их лица, а про некоторых служанок даже знал их истории. Что это были за истории! Сколько фатального, серьезного, важного и приятного таилось в этих маленьких жизнях!

Например, Анна из «Зеленого дерева», будучи совсем молоденькой, совершила однажды кражу на первой же своей службе и отсидела за то целый месяц. С тех пор она годами верна и честна и среди служанок считается настоящим кладом. Большие карие глаза, сурово сомкнутые губы, сидит молча и смотрит на юношу с холодным любопытством. Ее любимый, предавший ее в той истории с полицией, тем временем женился и даже успел овдоветь. Теперь он вновь бегал за ней и всячески добивался ее, но она оставалась твердой и делала вид, что не хочет ничего о нем знать, хотя втайне любила его как прежде.

А Маргрет из переплетной мастерской всегда была весела, пела и щебетала, и в ее рыжих волосах постоянно играло солнце. Одета всегда опрятно, и в ее внешности что-то неизменно привлекало к себе внимание особенной красотой и жизнерадостностью — голубой бантик или цветок, только она никогда не расставалась с деньгами, каждый пфенниг посылала домой своему отчиму, а тот пропивал все и никогда не говорил ей спасибо. Ее жизнь сложилась потом очень тяжело: она неудачно вышла замуж, — да и помимо того ей выпало много разных несчастий, она нуждалась, но и тогда все равно оставалась легкой в общении и не утратила привлекательности, ухаживала за собой, была чистенькой и нарядной; улыбалась, правда, реже, но зато еще очаровательнее.

И так почти все они, что одна, что другая, как мало радости, и денег, и приветливости досталось им в жизни, и как много работы, забот и досад, и как они со всем этим справились и держались, за небольшим исключением, все бравые и неистощимые соратницы в борьбе с трудностями! А как они смеялись в те несколько свободных часов, как веселились без всякого повода, как шутили, пели веселые песни, держа в ладони пригоршню грецких орехов или радуясь остаткам красной ленты! Как они дрожали всем нутром, когда кто-то рассказывал полную ужасов историю про муки, и как подпевали грустным песням и вздыхали, и слезы лились из их добрых глаз!