Страница 61 из 93
Глава IV. Происхождение и ранние этапы распространения скотоводства (опыт исторической реконструкции)
Первичные и вторичные центры становления производящего хозяйства
Учение о первичных и вторичных центрах доместикации было впервые разработано Н. И. Вавиловым на ботанических материалах. В целом эта идея оказалась весьма плодотворной и нашла широкое применение не только в биологии, но и в социальных науках. В настоящее время ни одно серьезное исследование, в котором затрагивается проблема возникновения земледелия и скотоводства, не может не учитывать достижений Н. И. Вавилова и его учеников. Возражения против концепции «центров происхождения», появившиеся в последние годы, кажутся неосновательными. Тенденция умаления принципиального значения теории Н. И. Вавилова восходит к работам Дж. Харлана, Э. Хиггса и М. Джермана [631, с. 468–473; 656, с. 31–40; 633, с. 4, 5], которые, опираясь на новейшие достижения археологов и ботаников (обнаружение фактов доместикации различных животных и растений в самых разных районах, выявление несовпадения центров разнообразия видов и центров происхождения их культурных форм и т. д.), призывают отказаться от идеи «центров происхождения», так как и земледелие и скотоводство возникали независимо в разных районах на обширных территориях, что будто бы не соответствует представлению о каких-то узколокальных центрах. На самом деле, как ни широки бывают порой ареалы подходящих для доместикации растений. и животных, они все же так или иначе, ограничены. Том самым лишается смысла стремление искать предпосылки становления производящего хозяйства там, где биологической базы для него не было и не могло быть. В действительности же границы первичных очагов возникновения земледелия и скотоводства, очевидно, не совпадали и с границами областей с благоприятным экологическим фоном. Первые оказались неизменно уже вторых в силу неравномерности исторического развития отдельных человеческих коллективов, которая начала проявляться весьма рано. Поэтому культурные, предпосылки для перехода на новую, качественно иную ступень эволюции складывались в рамках «биологически благоприятных очагов» неодновременно. Это, конечно, не означает, что в пределах таких очагов процесс никогда не мог идти параллельно. Так, на территории переднеазиатского очага земледелие возникло, очевидно, независимо в восточной и западной его частях. Однако по отношению к окружающим районам переднеазиатский очаг выступал как единое целое, ибо его влияние на них стало сказываться тогда, когда достижения восточного и западного регионов объединились в одном комплексе.
Концепция «центров происхождения» подкрепляется порой лингвистическими и антропологическими данными. Так, более чем вероятно, что распад сино-тибетской языковой семьи и рассредоточение отдельных ее ветвей прямо отражает процесс распространения производящего хозяйства из восточногималайского центра. То же можно сказать и о процессе расселения южных монголоидов в неолите.
Наконец, прекрасной иллюстрацией плодотворности концепции Н. И. Вавилова и разработанных им методов является составленная в 30-е годы советскими исследователями карта предположительных очагов доместикации различных животных [39, с. 26, 27], которая по точности и по соответствию современным археологическим данным не только не уступает, но в некоторых отношениях и превосходит позднейшие публикации такого рода [13, с. 120–122, рис. 1; 920; 685].
Вместе с тем правильное использование концепции «центров происхождения» требует учета одного важного обстоятельства. Дело в том, что первичные очаги доместикации отдельных видов далеко не всегда совпадали с первичными очагами возникновения земледелия и скотоводства, поскольку в ходе распространения производящего хозяйства на новые территории оно вбирало в себя новые виды, наиболее приспособленные к данной природной среде. Поэтому первичных очагов возникновения земледелия и скотоводства было значительно меньше, чем первичных очагов доместикации различных видов растений и животных. И если для биологов, как правило, это разграничение представляется малосущественным, то совершенно иначе к нему должны подходить историки, для которых проблема взаимоотношений различных обществ на протяжении их истории является одной из фундаментальных. Следует, правда, отметить, что и в настоящее время состояние наших знаний далеко не всегда позволяет определить степень первичности того или иного центра. Примером может служить восточноазиатокий центр, споры вокруг которого не смолкают и по сей день. В то же время уже сейчас выделяются центры, которые можно считать, бесспорно, самостоятельными. Это — Передняя Азия, Восточные Гималаи, Мезоамерика и Анды. Менее ясна картина возникновения земледелия в Африке. Новейшие, исследования дают основание считать, что самое раннее земледелие сформировалось здесь на местной основе. Вместе с тем и Африка и Закавказье являют собой любопытные примеры того, как более мощный — в данном, случае переднеазиатский — очаг влиял на соседние очаги, обогащая их своими достижениями и в известной степени на определенном отрезке времени нивелируя потенциальные различия между ними.
С распространением производящего хозяйства за пределы первичных очагов возникли вторичные центры, где земледельческо-скотоводческий комплекс развивался зачастую столь своеобразно, что по прошествии определенного промежутка времени приобретал облик, мало напоминавший его непосредственного прародителя. Такого рода процессы обусловили колоссальные трудности историко-генетических реконструкций, усугубленные иллюзией того, что описанное своеобразие является прямым следствием сугубо местного, независимого формирования земледельческо-скотоводческого хозяйства.
Как бы то ни было, и возникновение производящего хозяйства в первичных центрах и его распространение во вторичные требовало определенного уровня развития культуры их обитателей, без чего эта трансформация была бы немыслима. Только с учетом изложенного выше можно подойти к выяснению специфики процессов, имевших место в первичных и вторичных центрах.
Возникновение скотоводства
Одной из важных предпосылок доместикации животных многие исследователи небезосновательно считают специализированную охоту, или «охоту с выбором». Однако ее характер и в особенности те ее черты, которые способствовали доместикации, до сих пор еще не получили достаточно детального освещения в нашей науке. Лучше всего изучен вопрос об охоте на северного оленя, или карибу, представляющей собой наиболее яркий пример специализированной охоты.
Археологически специализированная охота выявляется по двум признакам: во-первых, по высокому удельному весу костей данного животного в остеологических коллекциях, во-вторых, по специфическому половозрастному составу фаунистических остатков. Этнографические данные позволяют объяснить эти особенности. Первый признак, очевидно, можно связывать с характером природной среды, благоприятной для размножения именно данного вида млекопитающих, который и становится основной добычей охотников. Тем самым охота постепенно приобретает этническую окраску: люди охотятся на данного зверя не только в определенные, наиболее удобные сезоны года, но и в другие периоды, что требует выработки серии весьма разнообразных методов охоты. Другие виды млекопитающих становятся добычей охотников лишь в самом крайнем случае, независимо от численного соотношения этих зверей. Таким образом, культурный фактор наслаивается на природный и усиливает его. Конечно, нарисованная здесь картина отражает лишь самый крайний случай. Это скорее тот экстремум, к которому стремится специализированная охота в своей тенденции. Как бы то ни было, одним из условий такой охоты является относительная упрощенность экологической системы, отсутствие видового многообразия фауны, стимулирующее возникновение преимущественной охоты на единичные виды млекопитающих.