Страница 16 из 83
Бориска, всхлипывая, прижался к Дмитрию Ивановичу.
- Страшно мне, дядюшка. Худые люди.
- Худые, отрок… Мужичье, смерды.
- Кнутом бы всех.
Ямщики будили чуть свет.
- Пора, барин. Тройка ждет.
Гнали возок удало. Зычно, задорно покрикивали:
- Лети, залетныя! Эге-гей!
Часто встречу попадались торговые обозы: завидя их, ямщики, не сбавляя хода, заливисто гудели в дудки; возницы жались к обочине, ведая, что ямщики гонят лошадей по государеву делу33.
Возок был крытым, с двумя малыми оконцами, затянутыми бычьими пузырями. Бориска, кутаясь, в бараний тулупчик, как-то спросил:
- Вязьму-то ведаешь, дядюшка?
- Ведаю, отрок, - кивнул Дмитрий Иванович. - Чел в книгах, да и от людей наслышан. Город сей пять веков стоит. Владел им когда-то князь Андрей Владимирович, после же Вязьму Литва захватила, чуть ли не сто лет под собой держала. Освободил же город великий князь Иван Третий, что нынешнему государю дед. Вошла Вязьма в царство Московское и стала передовой крепостью Руси. Вязьма - рубеж державы, досматривает Литву и Польщу.
У Бориски сердце захолонуло.
- Близ чужеземца сидеть будем, дядюшка.
- Аль боишься, отрок? - испытующе глянул на племянника Дмитрий Иванович.
Бориска вильнул глазами, отмолчался, и то Годунову не пришлось по душе: не ратоборцем растет племянник. И ране примечал: чада костромских бояр в драчки лезут, и на игрищах верховодят. Бориска же в свары не лезет, ребячьих потех сторонится. Бывало, где чуть задор, кулаки - Бориска тотчас бежит в хоромы.
- Чего присмирел, как волк под рогатиной? Ступай к ребятне да постой за себя, - молвит Дмитрий Иванович.
- А ну их, - махнет рукой Бориска. - Я уж лучше за грамоту сяду, дядюшка.
Лишь вздохнет Дмитрий Иванович.
* * *
И двух лет не прожили в Вязьме, как нагрянули в город царевы молодцы. Грозные, дерзкие, приказали дворянам собираться в Воеводской избе.
- Повелел великий государь Иван Васильевич взять Вязьму в свой опричный удел. То награда вам царская. Кланяйтесь! - повелительно изрек, прибывший в крепость Василий Наумов.
Вяземцы немало словам царева посланника подивились. Что на Москве? Что за «опричный удел?». И что за люди наехали в крепость диковинные? На всех молодцах черные кафтаны, за спинами колчаны со стрелами, а к седлам собачьи морды да метлы привязаны.
А Василий Наумов, придирчиво и пытливо оглядев каждого дворянина, напустил страху:
- На Руси крамола. Князья и бояре замыслили великого государя извести.
Дворяне закрестились, а Наумов сердито продолжал:
- То злодейство великое! Своевольцы на помазанника Божьего замахнулись. Царь Иван Васильевич Москву покинул и сидит ныне в Александровой Слободе.
- Да что это деется! - испуганно воскликнул вяземский воевода.
- А то и деется, что своевольцы - бояре Владимира Старицкого в цари метят, - бухнул напрямик Наумов.
Ахнули дворяне.
- Старицкий да дворяне с ливонцами снюхались, подлой изменой норовят трон захватить. Царь Иван Васильевич зело огневался и повелел в Опричный двор верных людей кликать. Набирает царь удельную тысячу. То опора, защита и меч царя. Выгрызем и выметем крамолу боярскую!
«Так вот отчего у царевых слуг собачьи головы и метлы», - подумалось Дмитрию Ивановичу.
Василий Наумов всё бушевал:
- Велено мне вяземцев крепко сыскивать. Нет ли и тут измены? Бояре по всей Руси крамолу пустили. Недругов ждет плаха, содругов - царева милость.
И с того дня поднялась в крепости кутерьма. Опричники перетряхнули дворы, хоромы и поместья, тянули в Воеводскую на «расспросные речи» дворян и детей боярских34, приказных людей и холопов.
Сосед Годуновых, помещик Курлятьев, жалобился:
- Свирепствуют опричники, людишек грабят, девок силят. Норовил пристыдить, так кнута получил. Ты-де сродник князя Горбатого, а тот царю лиходей, Владимира Старицкого доброхот. Да кой я сродник? Завсегда от Горбатых одаль. И как ныне грозу избыть?
Но не избыл грозы помещик Курлятьев. Именье его отобрали на государя, хоромы разорили, а самого сослали. В опалу угодило еще с десяток дворян.
Дмитрий Иванович уцелел: никто из Годуновых в родстве с «изменщиками» не значился. Сказалось и то, что когда-то Василий Наумов бывал у Годуновых в Костроме и слушал дерзкие речи Федора:
- Родовитые задавили, ступить некуда! Русь поместным дворянством держится. Вот кого надо царю приласкать.
О том же молвил и Дмитрий Иванович:
- И войско, и подати - всё от нас. Многие же бояре обельно35 живут.
Припомнил те речи Василий Наумов.
- Коль в ту пору бояр хулил, то ныне и вовсе должен быть с нами.
Но главное испытание ждало вяземцев в Москве: каждому допрос учинили в Поместном приказе. Вел сыск любимец царя, опричник Алексей Басманов. А были с ним Захарий Овчина, Петр Зайцев да Афанасий Вяземский; поодаль сидели дьяки и подьячие с разрядными книгами. Поднимали родословную чуть ли не с Ивана Калиты; накрепко пытали о дедах и прадедах, дядьях и тетках, братьях и сестрах, женах и детях.
Дмитрий Годунов поустал от вкрадчивых вопросов дьяков и прощупывающих взоров опричников; мнилось, расспросным речам и конца не будет. Но вот молвил Алексей Басманов:
- Видит Бог, честен ты перед великим государем, Дмитрий Годунов. Однако ж, чтобы быть царевым опричником, того мало. Ты должен быть его верным рабом. Он повелит тебе казнить отца - казни, отрубить голову сыну - руби, умереть за царя - умри! Государь для тебя - отец, а ты для него преданный пес. Способен ли ты на такое, Дмитрий Годунов?
Дмитрия Ивановича в жар кинуло. Слова Басманова были страшны и тяжело ложились на душу, но выстоял, не дрогнул, ведая, что в эту минуту решается его судьба.
- Умру за государя!
- Добро, Дмитрий, - кивнул Басманов и велел кликнуть попа. Тот, черный, заросший, могутный, с крестом и иконой, вопросил густым басом:
- Отрекаешься ли, сыне, от отца-матери?
- Отрекаюсь, святый отче, - глухо, покрываясь липким потом, отвечал Годунов.
- От чад своих и домочадцев?
- Отрекаюсь, святый отче.
- От всего мирского?
- Отрекаюсь, отче.
- Поклянись на святынях.
Дмитрий Иванович поклялся, а поп, сурово поблескивая диковатыми глазами, всё тягуче вопрошал:
- Будешь ли служить единому помазаннику Божьему, государю всея Руси?
- Буду, отче.
В тот же день выдали Дмитрию Ивановичу Годунову черный опричный кафтан и молодого резвого скакуна; пристегнули к седлу собачью голову да метлу и повелели ехать к царю в Александрову Слободу.
Бориску же с Ириньицей отвезли в московский дворец, к царице Марье Темрюковне.
А по Руси гулял опричный топор…
* * *
До шестнадцати лет Борис Годунов прислуживал за столом царицы, а затем его перевели на половину государя.
Иван Васильевич, увидев в сенях статного, цветущего красотой и благолепием юношу, невольно воскликнул:
- Чьих будешь?
Юноша земно поклонился.
- Бориска Годунов. Дядя мой, Дмитрий Иванович, у тебя, великий государь, постельничим служит.
Царь взял Бориса за подбородок, вскинул голову. Молодец смотрел на него без страха и робости, глаза чистые, преданные.
- Нравен ты мне… Будешь верным слугой?
- Умру за тебя, государь!