Вторая молодость любви

— Любой бизнес рано или поздно займется рекламой. Это закон. И если разрешено — на здоровье. Вот мы с тобой сейчас спорим, рассуждаем, а на самом деле каждая из нас решает свою проблему, свою линию поведения.

Сашенька заметила, как сникла Тамара, как руки ее, всегда умело, четко, без суеты раскладывавшие инструменты и стерильный материал в начале и в конце работы, теперь стали вялыми, движения неточными, без привычной последовательности в действиях. «Утрачен автоматизм», — подумала Сашенька и сказала:

— Томочка, дорогая, мы с тобой давно работаем вместе, не будем кривить друг перед другом душой. Я хочу, чтобы ты поняла меня: мне не все равно — кто в кресле у меня, я не хочу превращаться в штатного сотрудника подпольного борделя, кстати, в этом вопросе я достаточно хорошо информирована: их пока еще у нас не разрешили… Прости меня, если я невольно подвожу тебя, но я приняла решение — считай, что мы начинаем новую жизнь. — Чуть помолчав, она добавила: — Вот если не найдут гинеколога на третий участок, давай возьмем с тобой полставки.

— Они вчера уже взяли новенькую, после института, — мрачно проговорила Тамара.

— Значит, полставки не берем и — все! Вопрос закрыт.

К дому Сашенька подошла уже немного успокоившись — в конце концов, никакой трагедии не произошло, будем жить, как и прежде жили, без этих денег, зато и без риска, без вечного волнения, что кто-то узнает, что возникнут неприятности, пересуды и всякое такое…

У подъезда стояла Лиля, засунув руки в карманы легкой курточки и ожидающе поглядывая на дверь.

— Ой, тетя Саша… я тут просто… извините, пожалуйста… я бы не хотела…

— Что происходит? Объясни вразумительно, — потребовала Сашенька, начав волноваться.

— Я жду Лешу. Он сказал, чтобы я его здесь встретила, мы собирались погулять.

— Бред какой-то, — с облегчением сказала Саша. — Почему ты ждешь его здесь, а не поднимешься к нам?

— Ну… мне неловко… — начала оправдываться Лиля, но Сашенька перебила ее:

— С первого класса школы ты ходила сюда и при этом не испытывала неловкости. Отчего же сейчас все изменилось? И не вздумай мне ничего объяснять — я не стану слушать всякую инфантильную чушь. Пошли! — И она подтолкнула Лилю к двери.

— Но, тетя Саша, а что скажет Танька?

— Вот поднимемся к нам — и услышишь. Пошли, нечего тут расхаживать, как охранник.

Они вошли в квартиру, и Лилька сразу оказалась в объятиях Таньки, которая все время их невольной разлуки терзалась из-за несправедливого охлаждения к подруге. Она понимала, что Лиля на самом деле не совершала предательства. Просто что-то внутри Татьяны грызло ее, похожее на обиду, но постепенно все прошло, и если она осталась с Лехой в дружеских отношениях, то почему нужно ссориться с лучшей подругой?

Девочки обнимались, что-то тихо говорили друг другу, улыбались, а потом Лилька шепнула Тане на ухо:

— Не сердишься? — И, не дожидаясь ответа, добавила: — Мы с Лехой любим друг друга.

— Представь себе, — улыбнулась Танька, — я это поняла.

Они вошли в комнату, где смех стоял коромыслом — отчего же дым может стоять коромыслом, а смех нет?! Кроме Лехи, на диване сидели парень и девушка, оба в голос хохотали.

Увидев Лильку, Леха вскочил, подошел к ней, смущаясь, стал оправдываться:

— Я как раз собирался спуститься вниз. Мы тут увлеклись, прости. Знакомься — это Ира, а это Андрей.

— Можно, я послушаю ваши шуточки? — спросила Лиля.

— Нужно! — воскликнул Андрей. — Нам требуется свежая голова, потому что мы начинаем терять критерий — что смешно, а что не очень.

— Судя по вашему смеху — все очень смешно, — заметила Лиля.

— Мы собираем смешные объявления, — пояснила Ира.

— Как Задорнов?

— Почти. Вот послушай: объявление на женском парикмахерском салоне — «Апофеоз красоты». Как тебе?

— Ну, это вы придумали, — засмеялась Лилька.

— Клянусь, — воскликнула Ира, — сама видела, могу даже адрес дать!

— А я могу вам подбросить еще одно объявление, которое прочитала прямо здесь, на Танькином подъезде, пока ждала Леху, — крупными буквами написано: «ИСХУДАТЬ!» Не похудеть, как пишут все, а именно исхудать.

— Ой, это же можно спеть, как арию Полины из «Пиковой дамы», — бросилась фантазировать Ира. — Помните, она поет: «Ах, истомилась, устала я…» Послушайте, как это прозвучит в новой, нашей, редакции: «Ах, исхудала, устала я, ночью и днем все об одном…» — тоненьким голоском, фальшивя, пропела Ира. — Ну как? Годится?

— Сойдет, — снисходительно заметил Леха.

Сашенька решила приготовить ребятам ужин, чтобы они посидели подольше, поговорили, пусть пробежавшая между девочками кошка исчезнет, растворится в общей беседе, в новых знакомствах, остроумных придумках. Господи, какая ерунда вся эта история в консультации! Вот что для нее важно — чтобы дома у нее все было наполнено сердечным теплом и участием. Она принялась сооружать салат, нарезать бутерброды, зная точно, что Митя сегодня придет поздно и уже сытый: вечером предстоял грандиозный банкет по поводу юбилея их главврача, на который тот как ни в чем не бывало пригласил и Дмитрия. На домашнем совете решили, что нужно идти, не обострять и дальше отношений.

Вопреки Сашенькиным планам, Митя вернулся довольно рано. Ни следа хорошего настроения, ни выражения сытости на лице, что обычно не оставалось незамеченным женой, на сей раз Саша не углядела. Вопросов задавать не стала, обняла мужа, спросила:

— Будем ужинать одни или со всей компанией? Там Татоша с ребятами и Лилька — они, слава Богу, помирились…

— Сашенька, солнышко, прости меня, идиота нескладного, но, кажется, я остался без работы, — перебил жену Дмитрий.

Сашенька, словно этого и ждала, вдруг залилась веселым смехом, да таким заразительным, что Дмитрий не удержался и тоже засмеялся, потом это беспричинное веселье перешло в безудержный хохот. Супруги так расходились, что на кухню заглянула Татоша:

— Что это с вами? Что происходит?

— По-твоему, только вам разрешено придумывать всякие хохмы, да порой еще и сомнительного качества? У нас тоже есть веская причина погоготать, — отозвался отец.

— Ну так поделитесь, — полюбопытствовала Татьяна.

— Вот разойдутся твои остряки, тогда и расскажу. — Дмитрий устало опустился на стул и стал пощипывать недорезанный салат.

— Нет, мои дорогие, я не выдержу, выкладывайте сейчас, — требовательно заявила Татьяна.

— Собственно, сюжет и фабула заключены в трех слова: я остался без работы, — проговорил с набитым ртом Дмитрий.

— Ха-ха, считаешь, что удачно сострил? А чего мама-то смеется?

— Это я и сам пока не выяснил, — пожал плечами Дмитрий и вдруг задумался: — А правда, чего ты, солнышко, расхохоталась?

— Так ведь и я осталась без работы. Ну, не совсем, но без «художественной штопки». Это точно.

— A-а… это хорошо, это я приветствую, — устало заключил Дмитрий.

— Ладно, иди к ребятам, вот вынеси бутерброды и организуй чай. Потом, потом поговорим, — обратилась Сашенька к дочери.

Танька подхватила поднос и пошла хозяйничать в гостиную.

— Митя, — тихо спросила, усаживаясь рядом с мужем, Сашенька, — что ты имел в виду? Ты не пошел на банкет? Нахамил? Разругался из-за Германии?

— Ну что ты, Сашенька, право, словно не знаешь меня. Разве я мог себе позволить что-нибудь из перечисленного тобой?

— Тогда по какому праву…

— Вот за эту праведность я и люблю тебя, а так… ничего особенного: ни идей, ни чувства юмора… одни хохотушки…

— Ах ты, зазнайка! Что ты себе вообразил? — накинулась шутливо на мужа Сашенька.

— Ну слушай, пока ребенок там пыжится в остроумии. На банкет я, конечно же, пошел. Был в меру приветлив, любезен — словом, комильфо, как говорят французы. Собрали денег, купили ему какую-то дребедень, которую порядочный человек тут же и передарит другому, поднесли, достойнейший из нас произнес достойные слова, и дело уже шло к вожделенной трапезе, когда этот оголтелый поборник традиционной сексуальной ориентации вдруг обращается ко мне таким вот слащаво-дружеским тоном. — Митя попытался изобразить главврача: — «Я ждал от вас привычных стихов, Дмитрий Андреевич, не стоило нарушать нашу многолетнюю традицию».