Сад камней

Откуда берутся совпадения – то, что мы называем случайностью? Живешь-живешь себе, что-то планируешь, что-то предпринимаешь или, наоборот, не предпринимаешь – а тут раз: случайность!

Сколько, например, в трехмиллионном городе адвокатов? Явно много, во всяком случае, куда больше двух. Так почему, спрашивается, один адвокат – брат твоей жены, а второй (случайно!) его сосед по офису и даче и одновременно человек, которого ты предпочел бы никогда больше не встречать? Что, других адвокатов не нашлось?

Нет, он, Кемаль, разумеется, не обвинял почтенного адвоката прямо, но тот достаточно сообразителен, чтобы понять, куда он клонил.

Господин Эрман Юмушак защищал мужа первой жертвы от необоснованных, как потом выяснилось, обвинений в убийстве. Защищал, хотя в какой-то момент – Кемаль был в этом уверен! – считал своего клиента виновным. Что ж, это его право и его работа, все адвокаты так делают, а если Кемаль не понимает, как можно защищать убийцу и выискивать для него лазейки в законе, так поэтому Кемаль и не адвокат.

Эрман Юмушак ему не понравился сразу. И когда оказалось, что адвокат входит в число тех избранных, кто точно знал, как и каким именно проводом была задушена первая жертва, Кемаль, не слишком раздумывая о презумпции невиновности, пригласил его на допрос.

Тогда он, разумеется, не знал и не подозревал, что у них имеются общие знакомые: ни брат Айше Мустафа, ни он сам не имели привычки беседовать между собой о делах, считая в глубине души профессию другого менее достойной, чем собственная, и имя господина Эрмана могло никогда и не всплыть в их разговорах.

Фамилия адвоката («Юмушак» – «мягкий») была говорящей до определенного предела: под небольшим слоем пуховой мягкости таилось нечто абсолютно твердое, не желающее ни прогибаться, ни ломаться ни от какого давления. Он быстро понял, куда клонит этот явно опытный, но при этом ухитрившийся сохранить какую-то наивность и юридическую невинность полицейский, и на том единственном допросе играл с Кемалем, как кошка с мышкой. Что вы имеете против меня, какие факты? Ах, никаких, просто проводите рутинную проверку? И что это вам пришло в голову проверять людей, не имеющих отношения к делу? Ах, провод? И что из этого? Что, дела так плохи? У вас есть раскрытое убийство, мой подзащитный в нем невиновен, второго он не мог совершить, поскольку у него алиби, третьего не мог совершить, ибо сидел у вас в камере… а у нас, адвокатов, между прочим, существует такая вещь, как профессиональная этика, не слышали? Поэтому я, разумеется, ни с кем не делился никакими подробностями, да, буквально ни с кем! Не понимаю, зачем это могло бы мне понадобиться. А если разговор будет продолжаться в таком тоне, мне самому придется прибегнуть к услугам кого-то из моих коллег, и тогда вашему поведению не избежать огласки. Вы обвиняете меня в чем-то конкретном? Ах, нет? Что значит «пока нет»? По-моему, это несерьезный разговор, вам не кажется? Я понимаю, у вас нераскрытое убийство, даже два, и вы хватаетесь за соломинку…

Господин Эрман, вы меня неправильно поняли. Нам не до вашей профессиональной этики, поверьте. Такую же проверку мы предпринимаем в отношении всех – абсолютно всех, и случайных свидетелей, видевших тело, и наших сотрудников! – у кого была информация о проводе. В расследовании убийства нет мелочей, чья-то случайная фраза могла спровоцировать кого-то на имитацию почерка убийцы, вы понимаете? Про перышки писали все газеты, и неудивительно, что они появились и около второй жертвы, но о проводе знали не многие. Мы рассчитывали на ваше понимание и готовность содействовать и помогать следствию… в конце концов, вы тоже, как и мы, на страже законности, разве нет? Сейчас не важно, нарушили ли вы свой неписаный адвокатский закон, важно найти убийцу. И если вы случайно сказали где-то…

Абсолютно исключено, господин офицер. Профессионал не может себе позволить случайных проговорок, вы это сами знаете. Они могут впоследствии слишком дорого обойтись…

На этом месте Кемаль прервал его нравоучения, он не желал тонуть в этой мягкой перине, раз под ней все равно скрывалось нечто жесткое и твердое. От разговора остался неприятный осадок, особенно от этих его выпадов насчет профессионализма, и Кемаль, признав поражение, постарался забыть об этом господине.

Что Эрман Юмушак – сосед Мустафы по даче, он узнал случайно. За обедом, на который Эмель позвала их с Айше, возник разговор о ценах на квартиры, потом плавно перешел на подорожание недвижимости в целом, потом Мустафа стал рассказывать, как ему повезло, что коллега рассказал ему о новом дачном поселке. Он сам – этот пока безымянный коллега – купил там дом совсем не дорого и предложил Мустафе продать дачу в Чешме и за почти те же деньги купить два дома в районе Дидима. Рассказ обрастал подробностями, неизвестный коллега в его процессе обрел имя и превратился в соседа по даче – и Кемалю потребовалось не больше нескольких секунд, чтобы соединить имя с профессией и сделать неутешительный вывод.

В Измире, трехмиллионном городе, вы всегда попадаете на знакомого. В приемную дантиста может неожиданно войти тетушка вашего бывшего соседа; в переполненном супермаркете вы протягиваете руку за сыром одновременно с матерью вашего бывшего одноклассника; племянница вашего начальника, зашедшая к нему по делу, когда-то училась с вашей женой; учительница вашего сына много слышала о вас от своей приятельницы; единственный в городе адвокат, с которым вы бы предпочли не встречаться, друг брата вашей жены.

Город опутан цепями человеческих связей, разорвать которые невозможно. Даже смерть, безжалостно выбрасывающая сносившиеся звенья, не стирает воспоминаний о них, и звено выбывшего держит вас еще крепче, чем звено живущего: покойному можно приписать любые отношения с любым, даже неизвестным ему прохожим. Мой покойный муж так много о вас рассказывал, жаль, что вы его совсем не помните, – и вы связаны по рукам и ногам, и должны здороваться с бедной вдовой и поздравлять ее с праздниками.

На новой даче Мустафы и Эмель Кемаль не был ни разу – так получилось. Айше один раз съездила туда и уговаривала его провести там недели две: место дивное, море, сосны, тишина… дом Эрмана рядом, но с другой стороны… можно совсем с ним не встречаться. И потом он такой приятный, доброжелательный человек, почему ты думаешь, что ему не захочется тебя видеть?

При чем здесь этот Эрман, я просто занят! Я подумать не могу ни о каком отпуске, когда в городе появился серийный убийца…

Неужели при современном развитии криминалистики, при возможности анализа ДНК и еще бог знает чего, мы не сможем его вычислить? Что мне их психологические таблицы – теперь проблемы решаются в лабораториях.

Завтра же с утра возьму все-все данные – не те краткие обобщенные отчеты, которые они нам посылают, а все, что у них есть… сам к ним поеду, заберу все-все, со всеми их формулами и жуткими терминами. Или грязный подъезд дает убийцам гарантию? Там же, в этих каменных мешках, называемых лестничными клетками, на этих ступеньках, столько всякого материала – не может там не найтись чего-нибудь!

Камни молчат, но могут сказать больше, чем люди, надо только уметь спрашивать. По крайней мере они не умеют лгать, они ничего не скрывают, они выставляют напоказ все, что мы хотели бы знать, а если мы не видим этого – виноваты не камни, а мы сами.

Завтра же с утра… эксперты, конечно, будут ворчать и упрекать его за недоверие, но он должен перепроверить. Они могли что-нибудь упустить, не придать значения… в последнем подъезде, кстати, можно и еще чего-нибудь поискать, всего два дня прошло.

Нет, почему завтра – давай уж прямо сейчас, там такие же трудоголики, как ты сам, хоть завалены работой, а в глубине души только порадуются новой задачке… и глава их департамента на днях дал шикарное интервью, что у нас, мол, теперь, расследования как в американских фильмах… да, опять вот вас беспокою… да, все-все пришлите… вообще все… да черт его знает, что я там найду… а вдруг получится… да, опять все буду смотреть… спасибо, с меня причитается!