Игра отражений

Первая здравица в честь гостей помогла Ранди окончательно расслабиться и войти в роль. Теперь даже самый придирчивый взгляд близкого знакомого не отличил бы сестру от брата. Как же легко быть мужчиной! Можно громко смеяться шуткам, даже неприличным, есть с ножа, не задумываться о длинных рукавах платья…

Затем подали тушеную козлятину с эстрагоном и мятой, перепелов и различные соусы. Ранди решила, что пора обратить внимание на гостью.

– Легкой ли была дорога, госпожа?

– Да, благодарю вас, благородный тэн.

Голос у Этель оказался тоже спокойный и тихий, может быть, даже лишенный живых интонаций, словно она повторяла заученные фразы, не обращая внимания на смысл.

– Надеюсь, замок и поместье произвели на вас хорошее впечатление?

– Это чудесное владение, благоустроенное и процветающее, – вежливый комплимент в ее устах прозвучал почти утверждением, но также был лишен интонации и собственного отношения.

Что не так с этой девушкой? Она не в себе? Одурманена? Или… испугана до глубины души? Испугана так, что едва дышит и почти ничего не соображает? Рангхиль по-новому взглянула на Этель: да, похоже. Девушка смотрела прямо перед собой, руки не дрожали, но движения были скованными и неестественными. Ранди даже обиделась: не за себя, а за брата. Неужели Роалль Миккельсен столь ужасен, что способен напугать юную деву до полусмерти? Конечно, они не знакомы, конечно, Кенельм не мог сказать о возможном женихе ничего хорошего, пускай и согласился обсудить предложение; но Роалль красив, силен, приятен в обращении и весел. Мечта любой юной девы. Так почему эта Этель даже не смотрит на… жениха? Ну, на сестру жениха, но ведь она этого не знает. Неужели монастырское воспитание оказалось таковым, что все живое в характере девушки убито? Рангхиль слышала о суровых монастырях, слышала и о других, где и выпить зазорным не считалось, и улыбнуться заезжему красавчику. Чем дальше монастырь от большого города и недремлющего епископского ока, тем свободнее там нравы – так иногда говаривал тэн Лефстан. Впрочем, все знания Ранди основывались только на слухах: рядом с землями Миккельсенов и непосредственно на них ни одного монастыря не располагалось, хотя христианские церкви, конечно же, были. И Рангхиль радовало отсутствие такого соседства. Церковь порою бывает довольно жадной, требует особый налог от соседей, и жить рядом с монастырем довольно хлопотно – словно с осиным роем. Один раз осы, может, не покусают, а так… Если Этель выросла в излишней суровости, она, конечно же, растеряна. Или просто в голове у нее больше ничего нет, кроме молитв. Какая жалость.

Тем временем принесли сладкий молочный пудинг и мед, которым славилось поместье Миккельсенов. Но даже лакомства не помогли. Этель отвечала только на прямые вопросы, смотрела в тарелку и лишь пригубила сладкий медовый напиток.

Кенельм же заметно оживился, распинался о видах на урожай, о политических слухах, достигших его ушей, сетовал на браконьеров – и вообще, чувствовал себя как дома. Олдхам ничуть не изменился за то время, что Рангхиль его не видела, и никуда не делся хитрый блеск в глазах, но сегодня сосед выглядел удовлетворенным. Нет сомнений, ему понравилось предложение. Иначе бы он приехал один, а он привез с собою Этель – хотел, чтобы Роалль ее увидел. Кажется, свадьба брата – дело решенное. Осталось лишь выторговать у доброго соседушки выгодные условия брачного договора. Но тут уж Рангхиль была в себе уверена. Главное, чтобы брат не вмешался. Да уж, ничего не скажешь, ситуация двусмысленная: Роалль уехал, она изображает хозяина дома, жаждет его возвращения, но переговоры предпочла бы провести сама и от лица брата. Мило. Интересно, куда направился Роалль? И как скоро вернется? На прогулку, остужающую голову, это не похоже, а значит, искать следует у добрых соседей. Скорее всего, сбежал к Бартолину, но пока что рано посылать гонца, Роалль вряд ли уже сменил гнев на милость. Завтра, все завтра. А лучше – по завершении переговоров.

Этель устроили в комнате Ранди, сообщив, что сестра тэна уехала навестить подругу и вернется через несколько дней. Отсутствие хозяйки в замке во время визита важных гостей вызвало, конечно, вопросы, но еще больше вопросов вызвало бы отсутствие хозяина, потенциального жениха. Это могло бы сильно разозлить Кенельма, уверенного, что Роалль сам предложил этот союз – и сбежал. Это можно было расценить – и так оно и случилось бы – как прямое оскорбление. Оскорбление, которое послужило бы поводом не только для полного разрыва отношений, но и стало бы удобным предлогом для войны. Так что Рангхиль нашла верный выход. Как всегда.

Кенельму досталась оставшаяся отдельная комната, другие гости устроились, где смогли, в соответствии со своим положением – кто в зале у камина, а кто и на конюшне, на сеновале. Кое-кого приютили женатые воины Миккельсенов, жившие, как полагалось, отдельно со своими супругами. Олдхама пришлось проводить в комнату под руки, сосед не рассчитал свои силы и заметно перебрал хмельного меда.

Рангхиль пришлось раздеваться самой, ведь призвать Альву в комнату хозяина означало сосем не ту помощь. Поэтому Ранди стянула бархатное блио[13], распустила шнуровку на тугих штанах, развязала ворот рубахи и рухнула на постель. Кажется, если завтра с утра вовремя поднести Кенельму эля, то переговоры пройдут просто как по маслу. Голоса и шум в большом зале постепенно затихали, наконец, замок погрузился в сон, благословенная тишина…

Ранди уже засыпала, когда услышала тихий плач, такой тихий, что он казался призрачным шелестом, едва скользящим по каменным стенам замка. Кажется, Этель все же утратила самообладание, оставшись одна в чужой комнате. Интересно, как бы поступил на ее, Ранди, месте брат? То есть, что должна сделать Рангхиль, изображая брата? Уже голова пошла кругом от всего этого.

– Я – Роалль, я – Роалль, – проговорила Ранди, пытаясь заставить себя думать, как брат. В общем-то, Роалль всегда готов утешить плачущую красотку. Но Этель ему категорически не нравилась. Правда, заочно. А вот если бы он ее увидел, он вполне мог бы переменить мнение. Голова действительно начала болеть.

Как бы там ни было, будущее окажется более предсказуемым, если Роалль, вернувшись, застанет не рыдающую от страха деву, а милую и расположенную к нему невесту. Поэтому стоит пойти – и утешить девушку. Ранди взяла в руки блио, но поняла, что натянуть его без посторонней помощи не сможет. А в одной нижней рубахе она уже гораздо меньше походила на брата, грудь, хоть и перетянутая куском плотной ткани, заметно выделялась. Поразмыслив минуту, Рангхиль просто накинула тонкий шерстяной плащ и вышла в коридор. От двери комнаты брата до двери ее комнаты было всего несколько шагов, но и их Ранди сделала с осторожностью: свидетели ей совершенно не нужны.

Дверь оказалась заперта. Ранди прошипела пару крепких словечек и вернулась в комнату Роалля. Рыдания стали громче и явственней. Тяжко вздохнув, Рангхиль откинула плащ за спину и вылезла в окно. Под окном был достаточно широкий карниз, чтобы по нему можно было пройти без особого риска. К счастью, окно в комнате Этель было не закрыто ставней, все же лето на дворе.

Бесшумно перемахнув через подоконник, Ранди огляделась: горел всего один светильник, горькие рыдания доносились из дальнего угла комнаты. То есть, Этель даже не легла, а забилась в уголок и плакала.

– Этель, – тихо позвала Ранди, стараясь, чтобы голос прозвучал хоть и низко, но нежно.

Рыдания тут же превратились в тихие всхлипывания, девушка явно пыталась взять себя в руки.

– Я услышал плач, – проговорила Ранди, подходя ближе. – Я не могу уснуть, если девушка плачет. Если моя гостья плачет.

– Простите, господин, – ровным голосом ответила Этель, тенью прижавшаяся к стене. – Я не хотела вас беспокоить.

– Меня обеспокоил не ваш плач, а причина, по которой вы так горько и безутешно рыдаете. Сомневаюсь, что вас так расстроило грядущее расставание с дядюшкой. Поэтому единственный возможный виновник ваших слез – это я.

13

Верхняя рубашка, обычно из дорогой ткани, с рукавами или без.