Смерть и побрякушки

Наконец коридор наполнился жизнью. Вооружившись стандартной декларацией о намерениях — вафельным полотенцем и зубной щеткой — пассажиры выстроились в притуалетный хвост. Позвякивая парящими стаканами пронеслась проводница. Марина приподнялась и снова в нерешительности опустилась на полку. Она так ждала, так хотела узнать, убедиться… Но теперь, когда ее ожидание подходило к концу, испугалась. То, что она увидит сейчас, будет окончательным, бесповоротным. Может, лучше еще хоть недолго не знать и надеяться?

Трусиха! Решение принимала сама, и не сметь бежать от последствий! Встать! В коридор! Она решительно перешагнула порог. Все двери стояли открытыми, позвякивали ложечки, шуршала оберточная бумага и целлофановые пакеты, попахивало съестным — слегка залежалым. Озабоченные мужики волокли к мусорке использованные чайные пакетики, яичную скорлупу и колбасные шкурки. И лишь соседнее купе было немым и безучастным к главному событию поездной жизни — жратве. Его дверь оставалась плотно закрытой и от нее несло глухой безнадежностью. Марина сильно, до боли закусила губу. Родной мой, хороший, неужели… Из глаз покатились слезы.

— Э, девушка, у вас что-то случилось? — незнакомый парняга в спортивном костюме заглянул ей в лицо.

Она покачала головой.

— Все в порядке. Все должно быть в полном порядке, — как молитву, как заклинание пробормотала она и вернулась в купе. С ненавистью глянула на соседнюю полку. Читает! И никакого беспокойства. А впрочем, что ему-то беспокоиться. Она села и принялась ждать. Ведь пока та дверь закрыта, остается и надежда.

Радостная суета приезда оставила ее равнодушной. Ее спутник захлопнул книгу, вежливо кивнул, подхватил чемодан и вышел. Марина проводила его глазами. И только когда последний чемодан горделиво проследовал к выходу, она осмелилась вернуться в коридор. Чтобы вновь упереться в закрытую дверь и вслушаться в тишину за ней. Этого Марина уже не могла вынести. Она толкнула дверь раз, другой, и уже понимая всю безнадежность своих действий, захлебываясь слезами отчаяния, забарабанила в нее кулаками:

— Открой, слышишь, открой!

Неожиданно раздался короткий щелчок и дверь откатилась в сторону.

Задыхающаяся Марина ввалилась внутрь, сшибая с вешалки свою собственную светлую шубку.

— Вот только не падай на меня, пожалуйста! — мучительно сморщившись, Кирилл отстранил ее, другой рукой продолжая держаться за голову, — Лучше вон там, в сумке, таблетку анальгина найди.

Марина сдавленно, истерически всхлипнула и кинулась ему на грудь:

— Я думала тебя… тебя…

— Я же тебе говорил, никто нас убивать не станет, — с некоторым сожалением отведя руки ото лба, Кирилл погладил Марину по плечам и тут же поспешил снова ухватиться за собственную голову, — У нас противник — профессионал, а профессионалы не допускают ненужной крови. Это дорого и опасно. Ты дашь мне таблетку, или так погибать?

— И мне тоже, — простонала восседающая на соседней полке девица, — Вообще, мы так не договаривались. Мало того, что волосы постригли, мне с длинными было лучше, так теперь еще и башка трещит. Бодун без выпивки. Доплатить бы надо.

— Вы, милочка, не заговаривайтесь, — Марина уже запомнила — головная боль делает Кирилла злобным и желчным. Как сейчас.

— В Будапеште вы за обратный билет готовы были работать, а сейчас расхрабрились. Пейте таблетку, забирайте гонорар и проваливайте.

— Ну и ладно, — передернула плечами девица. Она поднялась, оправила на себе Маринину юбку, натянула жакет от ее же костюма, перекинула через плечо Маринину сумку и ухватила ее светлую шубку, — Пальтишком я воспользуюсь, не голой же по морозу бежать. Пока, — и она исчезла в проеме.

— Надо полагать, шубы своей я больше не увижу, — вздохнула ей вслед Марина, и с облегчением стянула с головы белокурый парик.

— Новую купишь, — по-прежнему злобно процедил Кирилл.

— С такими расходами я и не замечу, что стала богатой женщиной, — буркнула Марина, — Они были здесь. Убийцы. Я Гориллыча видела. Купе проверял.

Кирилл попытался кивнуть и тут же со стоном схватился за голову.

— Обыскали наши вещи, ничего не нашли, может, поняли, что девчонка — не ты, и принялись шерстить поезд.

Только сейчас Марина обратила внимание на разбросанные по полу вещи и раскуроченные чемоданы. Она принялась заталкивать бебихи обратно.

— А вы где были, пока они обыскивали?

— В отрубе, — ответил Кирилл и еще разок ощупал голову. На сей раз вопросительно, — Кажется, стихает. Фух! Они наверняка проводнице заплатили и нам в чай что-то подсыпали. Отключились мгновенно и на всю ночь, только недавно очухались.

Марина на мгновение задумалась.

— Получается, проводница теперь может их опознать.

Кирилл напрягся, выглянул в коридор.

— Что-то долго нас никто из вагона не гонит.

Они испуганно переглянулись. Взявшись за руки, как дети, подошли к купе проводника. Надев на руку перчатку, Кирилл тихонько потянул дверь. Та поддалась с легкостью.

Полка была застелена свежим хрустящим бельем. На столе стояла непочатая бутылка коньяка и два стандартных поездных стакана. Рядом нехитрая закуска: колбаса, кусочек сыра. Проводница сидела у окна, откинувшись к стене. Ее белые груди, похожие на маленьких поросят с коричневыми пятачками, вывалились из расстегнутой форменной рубашки. А под левой торчала обмотанная синей изолентой рукоять ножа.

Марина судорожно сглотнула. Быть может, их противник и профессионал, не признающий напрасной крови. Но сегодня в коридоре поезда она слышала шаги самой смерти, чувствовал ее неумолимое присутствие. Если уж смерть пришла, она не уйдет без жертвы.

— Кто-то из наших убийц девахе приглянулся, — тяжело обронил Кирилл, — Ждала она его. Дождалась.

Он плотно закрыл дверь.

— Быстро собирай вещи. Чтобы ничего не осталось. И уходим.

Они выскочили на перрон, заторопились к выходу в город.

— Куртку хоть застегни, — раздраженно буркнул Кирилл, — На твоем свитере драгоценностей на черт знает какую сумму.

— А выглядят полной дешевкой, — захихикала Марина, запахивая алый пуховик, — Я еще там, у ювелира поняла — когда драгоценностей до фига, они сразу принимают базарно-копеечный вид. Никто не поверит, что настоящие. Гориллыч ночью пялился на мой свитер в упор и ничегошеньки не заподозрил.

— Зато меня чуть инфаркт не хватил, когда ты на перроне появилась. Блондинка в красном и вся в камнях! Как ты их прицепила?

— Клеем. Самым обыкновенным клеем.

Они забрались в такси и Марина скомандовала:

— В аэропорт.

— Значит, Сашка летит самолетом, — сделал вывод Кирилл.

— Уже подлетает. Посадка через сорок минут.

— Он хоть не один?

— Инстинкт бабуси в тебе неистребим! Ты и впрямь думаешь, что полуторогодовалого малыша пустят одного в самолет? С ним Катька. Решила заодно проведать родину, говорит, стосковалась.

Глава 30

Они нетерпеливо топтались у выхода аэропортовской таможни, ожидая, пока неспешная очередь дойдет до дамы в строгом брючном костюме, отделанном мехом, и маленького мальчика.

Наконец отшуршали декларации и радостно визжащий Сашка через весь зал помчался в распахнутые объятия Марины.

— Маленький мой, — счастливо пробормотала она, подхватывая на руки вертлявый сгусток восторга и целуя его в необыкновенно вкусные морозные щечки.

— Отак, молодець, поцелуй маму, — умиленно загудела Катька.

— Я ему не мама, а тетя, — смущенно поправила Марина.

— То без разницы, — отмахнулась Катька, — Такий хлопчик хороший, як солнышко.

Марина согласно вздохнула. Конечно, солнышко. Шкодливое, непослушное и очень любимое.

— Як це добре, що вы меня до дому вытягли. По улицам погуляю, всех старых знайомых навещу. Ох, подывяться як я тепер живу! — Катька предвкушающе зажурилась. — Ну, поехали, скорише, скорише! — Катька аж подпрыгивала от нетерпения. Потом вдруг остановилась, неловко переступила, кинула опасливый взгляд на колготки, — Ни, почекайте, мне кое-куда наведаться надо.